Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A
Еврейский вопрос Ленину - i_001.png

Йоханан Петровский-Штерн

Еврейский вопрос ЛЕНИНУ

Предисловие

Как и почему была написана эта книга

Еврейский вопрос Ленину - i_002.png

Когда Джонатан Брент, мой ангел-хранитель из Йельского университетского издательства (Yale University Press), предложил мне за кружкой старого доброго ирландского эля написать книгу о «еврейском Ленине», я вежливо поблагодарил, но ответил твердым «нет». К тому времени я уже просмотрел в хранилищах Восточной Европы целый ряд недавно рассекреченных документов о еврейской родне Ленина и был неплохо осведомлен о горячих спорах по этому поводу в среде историков, журналистов и архивистов. Подчерпнутые мной в архивах сведения о Мошко Бланке, прадедушке Ленина по материнской линии, и о сыне Мошко Александре Бланке, отце Марии Александровны Ульяновой (урожденной Бланк), не изменили моих представлений о Ленине как о создателе первого коммунистического государства. Что бы ни говорили о родословной Ленина, едва ли можно было найти хоть что-нибудь еврейское в его марксистском самовоспитании или в его методах партийного руководства.

На тот момент я полагал, что Ленин был революционером-идеалистом, который придерживался последовательных интернационалистских убеждений. Для него были в высшей степени характерны абсолютный революционный прагматизм, стойкое классовое сознание, неутолимая жажда власти и безусловные диктаторские наклонности. Евреи были слишком сложны, многоаспектны и партикулярны для его забот о всеобщем. Как явление многоплановое, евреи никак бы не вместились в круг его простых, как правда, вселенских забот.

У меня были серьезные основания сомневаться в «еврействе» Ленина. Студентом в Советском Союзе в рамках университетской программы мне пришлось угробить около 500 учебных часов на штудии теоретического и практического коммунизма. Простое перечисление прослушанных курсов возбудило бы черную зависть моих калифорнийских коллег. Нас учили применять марксизм на практике, мыслить марксистскими категориями, писать на классовом марксистском жаргоне и жить, как подобает преданным марксистам-ленинцам. Я осилил первые два навыка, но провалил жизненный экзамен по вторым двум.

Позднее, уже в новом качестве скептика, озабоченного поиском более тонких аналитических методов, чем окаменевшие советские догмы, я решил поступить в докторантуру по современной еврейской истории в университете Брандейз, что в Большом Бостоне. Я с изумлением тогда обнаружил, что коммунизм и интернационализм довольно часто не ладят между собой и что одной классовой борьбой нельзя объяснить ни становление, ни разрушение таких важнейших для XX века феноменов, как, например, сталинизм.

Впрочем, гораздо важнее было то обстоятельство, что благодаря приобретенным новым знаниям у меня более-менее оформился сравнительный социокультурный и критический взгляд на русскую революцию, которую я больше уже не считал триумфом марскистской классовой теории, претворенной в жизнь в одной отдельно взятой стране. Я, наконец, мог обойтись без набивших оскомину ответов на важные исторические вопросы, которые объясняют особенности русской революции преобладанием евреев в революционной среде, а также без всех этих легкоусваиваемых, мифоманских и глубоко бессмысленных ответов насчет врожденного или благоприобретенного еврейского космополитизма — ответов, которыми тщатся объяснить все на свете и которые не объясняют ничего.

Заняться предложенной проблемой мне мешало твердое убеждение, что рассуждать о еврейских родственниках Ленина, забывая о том, кем на самом деле был Ленин в культурно-историческом и социально-генеалогическом смысле, о том, как он относился к евреям и что для него значил еврейский вопрос — означало бы рассуждать о каком-то, боже сохрани, «еврейском Ленине». А приписывать Ленину еврейское происхождение — все равно что представить русскую революцию как своего рода еврейское предприятие, раскрученное международным кагалом или какими-нибудь мудрецами Сиона из парижских катакомб. Я категорически не хотел заниматься выяснением, кто там у Ленина в генеалогических евреях, поскольку для многих, страдающих тяжким недугом — комплексом национальной неполноценности, — это явило бы еще одно доказательство исключительной роли евреев в русской революции, исчерпывающее объяснение ее причины, характер и результаты.

Антисемиты и без такого Ленина с готовностью утверждают, что русская революция была насквозь еврейской, — и тем самым отвергают ее как нечто пришлое, глубоко России чуждое, завезенное контрабандой инородцами-чужаками и брошенное в незамутненную чистую заводь матушки-Руси. Однако тем же самым усердно занимаются господа филосемиты, которые в своих изысканиях подчеркивают интернационалистский характер русского коммунизма и фокусируются главным образом на извечном еврейском космополитизме — то есть интернационализме. Зачем мне подписываться под одной или другой глупостью?

Занимаясь указанным историческим периодом, я понял, что евреи играли в революции второстепенную роль, причем их историческая роль не была еврейской, что бы эта метафора ни означала в то время. Во всяком случае, их роль в революции никак не была связана с их этническим происхождением. Даже если Мошко Бланк, дальний родственник Ленина, и был местечковым евреем, я полагал недостойным заниматься этим исключительно маргинальным персонажем, который, попросту говоря, никак с моей точки зрения не был связан с русско-еврейской историей.

Однако в предложении Брента было нечто дразнящее. Даже если, как я полагал, еврейское начало в родословной Ленина не имело никакого значения для социалистической революции, восприятие еврейских родичей Ленина всегда было непростым, эмоционально окрашенным и — для наших современников — чрезвычайно важным вопросом. Из-за этой особой, хотя, повторюсь, с моей точки зрения, чудовищно раздутой значимости этого вопроса попытки понять еврейские корни Ленина прошли несколько стадий, включающих презрительное пренебрежение, запрет на архивные поиски, страстные до хрипоты споры, шокирующие открытия и окончательное замалчивание по приказу сверху.

Начиная с 1920-х гг. люди, пытавшиеся доказать еврейское происхождение Ленина или, наоборот, отрицавшие его, произвели на свет сотни страниц воспоминаний, журналистских очерков и тома научных или квазинаучных исследований, на многих из которых мы остановимся. Со временем споры переместились с московских кухонь в гостиные Нью-Йорка, причем в них участвовали и диссиденты, и ультраправые, и советские аппаратчики, и эмигранты из социалистического лагеря, особо интересовавшиеся этим вопросом, и полубезумные историки. В 2009 г. русскоязычный интернет выдавал где-то 900 000-1000000 линков в ответ на запрос «Ленин & еврей». Обсуждение вопроса о еврейских корнях Ленина порождало жесткие обвинения в электронной среде крупных знатоков русской истории и культуры, на что следовали зубодробительные ответы не менее образованных и бесчисленных электронных же оппонентов.

Хотя присутствие еврейских родичей в родословной Ленина мало что изменило в моем представлении о Ленине, отношение к «еврейству» Ленина со стороны различных групп населения, взятых в различные исторические эпохи, позволило мне кое-что пересмотреть в русской истории — а также в самовосприятии революционеров еврейского происхождения, полностью ассимилировавшихся в социализм. Прадедушка Ленина презирал свое еврейство; его сын, дед Ленина, выкрест, его отрицал; мать Ленина, православная во втором поколении, о нем не упоминала. Ленин в некоторых случаях записывал себя русским, а в других вообще отказывался отвечать на вопрос о национальности. Его соратники по партии, обрусевшие большевики еврейского происхождения, с готовностью жертвовали своим сомнительным еврейством ради революционного интернационализма, освобождавшего их от этнических конфликтов имперской России.

1
{"b":"303809","o":1}