Релих раздраженно складывает «Юманите» и раскрывает «Пти Паризьен». Посмотрим лучше, что говорит Махатма Йоги и в каком платье очаровывала вчера всех маркиза Коссе-Бриссак.
…Поезда идут на запад. Поезда идут на юг…
С Лионского вокзала уходит поезд на Марсель. На ступеньках вагона третьего класса, окруженный толпой журналистов и фоторепортеров, стоит пожилой человек с длинным носом, в надвинутой на лоб поношенной коричневой шляпе. Бывший каторжник Бенжамен Ульмо, двадцать шесть лет пробывший в заточении в Кайенне, в том числе пятнадцать лет в абсолютном одиночестве на знаменитом Дьявольском острове, после шестимесячного пребывания во Франции возвращается добровольно в Гвиану.
– Скажите, пожалуйста, вы покидаете Францию, чтобы больше в нее не вернуться. А между тем в течение двадцати шести лет вашего пребывания в Кайенне вы, вероятно, не раз мечтали о возвращении на родину. Что же вас разочаровало здесь до такой степени, что вы с легким сердцем решили отказаться от всех благ современной цивилизации? – почтительно выспрашивает репортер.
Журналисты шелестят блокнотами. Мнение у них на этот счет определенное: этот старый дурак рехнулся от одиночества на своем Дьявольском острове и вообразил себя праведником, призванным поучать человечество. Но публика любит такие несуразные истории.
Бенжамен Ульмо улыбнулся.
– Прежде чем сесть на скамью подсудимых, я был матросом. Я оставил корабль, когда скорость его не превышала восемнадцати узлов. Сегодняшние корабли несколько больше по объему и делают двадцать шесть узлов в час. Много ли нужно изобретательности, чтобы раздуть размеры и увеличить скорость? Вы настолько потеряли чувство ценности вещей, что не отдаете себе отчета, до чего однообразна и глупа ваша страсть делать все крупнее, быстрее, а не лучше…
Он на мгновение задумывается и продолжает, смежив глаза, точно человек, привыкший диктовать стенографистке:
– То, что поражает человека, спавшего двадцать шесть лет и не имевшего соприкосновения с вашей цивилизацией, это даже не столько моральный упадок, сколько беспредельная тупость этого поколения, глубоко уверенного в своем превосходстве…
Верещит свисток к отправлению. Журналисты прячут самопишущие ручки.
Бенжамен Ульмо поднимается на ступеньку вагона и, еще раз оборачиваясь к людям, которые осаждали его в течение последних двух дней, говорит почти вдохновенно:
– Я уезжаю спокойным. События близки. Вам предоставлена короткая отсрочка. Если вы образумитесь до войны, вы еще сможете ее избегнуть…
Поезд трогается. Щелкают лейки. В окне вагона мелькает заплаканное лицо Мадлены Пуарье, мистической невесты Ульмо. Эта пожилая женщина, двадцать шесть лет дожидавшаяся возвращения жениха, во второй и последний раз провожает его в Марсель.
Журналисты, пересмеиваясь, отправляются в ближайшие бистро [6]. После таких бредней для восстановления пищеварения нет ничего лучше, как рюмка чинцано…
8
…В то время, как Релих располагается в гостинице и принимает ванну, Эрнст Гейль все еще трясется в поезде где-то неподалеку от люксембургской границы. Голые деревья, завидев поезд, уныло ковыляют прочь. Сутулые домики, крытые черепицей, уползают за ними вслед неуклюжими красными черепахами. По стеклам вагона мутными ручейками струится дождь.
На противоположной скамейке, в углу, сидит Иоганн. Оба делают вид, будто друг с другом не знакомы. Иоганна многие здесь знают, провожать к границе чужих людей ему приходится нередко – нужно соблюдать максимальную осторожность.
На неизвестной маленькой станции Иоганн выходит. Переждав, сходит и Эрнст. Разыскивает глазами Иоганна: куда же он делся? Заглядывает в зал ожидания, в уборную – нет! Возвращается на перрон. Иоганна и след простыл.
Эрнст морщится под влиянием смутного неприятного предчувствия. Да нет, не может быть! Он озирается еще раз. Станционные чиновники смотрят на него с насмешливым любопытством. Неужели ловушка?
Он быстро покидает станцию. В первую минуту он хочет углубиться в аллею, ведущую прямо, но затем сворачивает влево, по направлению хода поезда. Граница, по всем данным, должна быть на этой стороне. Не оглядываясь, он прибавляет шагу.
Аллея сворачивает вправо. Если это ловушка, тогда здесь, у поворота, – самое удобное место. Не сбавляя шага, Эрнст приближается к повороту. Он умышленно держится левого края дороги, поближе к деревьям. Холодные капли дождя, попадая за воротник, стекают по коже спины.
За поворотом – никого. В глубине аллеи, на расстоянии каких-нибудь ста шагов, Эрнст замечает медленно удаляющуюся спину Иоганна. Он вздыхает с облегчением. Все тем же ровным шагом он идет следом за Иоганном.
Иоганн шагает, не оглядываясь. Пройдя километра два, он останавливается и поправляет шнурок у ботинка. Эрнст не уверен, подходить ему или нет. Понимая остановку Иоганна как приглашение поравняться с ним, он продолжает свой путь, нагоняет Иоганна и проходит мимо. Минуту спустя Иоганн настигает его.
– Где это ты так долго пропадал? Я хотел уже за тобой возвращаться!
– А ты разве сказал мне, в каком направлении идти? Я с равным успехом мог пойти прямо, – виновато ворчит Эрнст. Ему неприятно, что он заподозрил товарища в предательстве. – Закурим? – говорит он дружелюбно, стараясь хоть чем-нибудь загладить свою вину перед Иоганном.
Они закуривают под дождем. Первая папироса натощак кажется особенно вкусной. Дальше они идут рядом, не соблюдая особых предосторожностей.
– Почему мы дожидались рассвета? Не лучше ли было пройти границу ночью? – после долгого молчания спрашивает Эрнст.
– Ночью опаснее всего. Сейчас самое подходящее время. Начинается грузовое движение. Да и люди из окрестных деревень идут на ту сторону на базар. Тут ведь паспорта им не надо. Самое большее – разовый пропуск. С ним легче всего пройти.
– Далеко еще?
– Нет, еще с полкилометра. Вот за этим пригорком будет видно.
За пригорком дорога спускается к речушке и сворачивает на небольшой каменный мост.
– Вот это и есть граница, – говорит Иоганн. – По ту сторону уже Люксембург. Теперь пойдем врозь. Ты иди вперед. Шагай спокойно, не оглядывайся. Пропуск держи наготове. Мост проходи предпочтительно, когда по нему будут идти грузовики. Пограничная стража займется ими и твоего пропуска особенно обнюхивать не будет. Спросят откуда – название деревни помнишь. Главное, иди с таким видом, будто ходишь тут каждый день. Пройдешь мост – поднимайся в гору, а придешь в местечко, подожди меня у первого кафе.
Эрнст молча кивает головой.
Около моста и на самом мосту ждет уже несколько грузовых машин. Стража пропускает их поодиночке, проверяя бумаги и груз. Эрнст сует пограничнику свой пропуск и хочет пройти дальше.
– Подожди!
– Да некогда мне!
Пограничник придерживает его за рукав.
– Подожди, говорю!
Отпустив грузовик, он принимается рассматривать Эрнстову бумажку.
– Перестали узнавать знакомых, господин сержант?
Вереница ожидающих грузовиков растет с минуты на минуту.
Сержант молча возвращает пропуск.
Эрнсту стоит большого усилия пройти по мосту медленно, не ускоряя шага.
– Эй, ты!
Он идет не оглядываясь. «Меня окликают или не меня?…»
Карабкаясь в гору, храпит грузовик.
«Нет, очевидно, не меня».
У входа в местечко Эрнста нагоняет Иоганн. В кафе на углу они выпивают у прилавка по стакану горячего кофе со сдобными булками, закуривают и отправляются дальше.
– А теперь куда?
– Теперь на вокзал. Скоро отходит твой поезд.
Следуя указанию Иоганна, Эрнст берет билет до города Люксембурга.
– Там сойдешь, пообедаешь и возьмешь билет на вечерний поезд до французской границы.
– Выпьем по кружечке? – предлагает Эрнст.
– Теперь можно. Благо и пивная рядом.
– Оказывается, все это не так уж сложно, вроде как загородная прогулка, – шутит Эрнст, чокаясь с Иоганном кружкой.