172//173

Отмечаю сегодня разговор с Ни по поводу его отношения к рус<ской> эмиграции.

«Ты знаешь, когда нас высылали за границу, у меня было твердое решение никогда не иметь сношения с рус<ской> эмиграцией. И вот по приезде в Берлин первое же столкновение... Ты помнишь, вечером пришел к нам Струве с своими единомышленниками, и у нас возник спор, окончившийся чуть ли не скандалом...^[375] Отношения были порваны. Вскоре после этой встречи Струве написал в «Возрождении» статьи, где обливал меня грязью...^[376]

Затем история с Карташевым^[377], кот<орый> в одном публичном собрании в Париже* заявил, что все мы, высланные из России, не высланы, а подосланы с целью разложения эмиграции».

«Неужели это сказал Карташев? — спрашиваю я. — Я была лучшего о нем мнения».

«Да, Карташев. И когда я позже встретил его на одном съезде, то подошел и спросил: как мог он сказать такую вещь? Он явно смутился и замял разговор...

Дальше Мережковский в ряде статей поносил меня, называл большевиком... Как видишь, я имел основания избегать общения с русскими. И нужно сказать, что всякое общение с ними мне труднее, чем с иностранцами. Они интересуются идеями, а русские здесь сводят счеты между собой».

Несмотря на нездоровье и сильное переутомление Ни сегодня идет на собрание у Gabriel Marsel’я, где доклад Минковского по психологии^[378]...

За обедом разговор: «Многие наслаждаются сознанием своей принадлежности к "умственной элите". А меня это сознание мучит. Вся эта "элита" — навоз! А она претендует решать мировые вопросы, судьбы мира.

Вообще я с горечью замечаю, что во мне все увеличивается скептицизм. Я всюду вижу все отрицательное. Правда, во мне всегда это было и раньше, но не в такой степени».

* Вместо зачеркнутого: Берлине.

173//174

7 мая. Воскр<есенье>

Была в церкви на обедне в Gr.^[379] Погода сырая, и мне трудно ходить, хромаю. В сентябре я заболела ишиасом в сильной форме. 2 месяца лежала, и до сих пор в сырую погоду нога очень болит. В нашем приходе (Св. Иосифа) священник (кюре) — нового типа. Лично я его не знаю, но он был у Ни и предлагал ему читать доклад в приходе. На заявление Ни, что он не католик, кюре сказал, что это не имеет значения — Христос один и у кат<оликов> и у православных. Затем вел беседу с Ни о его книгах и принес отзыв одного кат<олического> журнала о книгеНи о коммунизме... Произвел впечатление человека культурного и непохожего на столь обычный тип приходских патеров. Жаловался на низкий уровень интересов своих прихожан. Мне это приятно было узнать.

Все это время Ни чувствует себя плохо. Жалуется на тяжесть в голове. Результат зимнего переутомления. Ему делают впрыскивания. Ежедневно приходит одна наша милая знакомая m-me Татаринова. Я очень с ней сблизилась. Удивительный тип русской женщины, несущей трагическую судьбу, но так легко и просветленно. Ее первый муж расстрелян большевиками. Второй муж теперь шофер уже 15 лет. Живут в большой нужде, но никогда ни жалоб, ни протеста. Оба очень религиозны. Она очень ко мне привязалась, и мы часто говорим на самые глубокие темы...

Вчера Ни сказал мне, что о. Булгаков находится сейчас в очень подавленном состоянии. Ему сделали страшную операцию горла (у него рак). Операция прошла удачно (резали 3 часа без наркоза!). Но теперь он не будет больше говорить. Говорят, что до операции о. Булгаков пережил близость смерти экстатически, был уверен, что умрет, и радовался этому, но теперь у него реакция, упадок духа. Я так хорошо это понимаю. Когда душа открывается миру иному, то возврат к этому миру должен переживаться особенно трагично!

Вечером у нас Е. Н. Федотова. История с угрозой исключения ее мужа из Богос<ловского> института все еще не окончена[380]. Е<лена> Н<иколаевна> говорит об этом с негодованием (Г. П. Федотов теперь в Англии, и все это возмутительное дело происходит в его отсутствие). Ни написал резкую статью об этом деле^[381]. Она будет напечатана в «Пути».

174//175

Был еще П. К. Иванов. Читал нам главу своей книги — о Лурде (к главе святые кат<олической> церкви^[382]. Очень хорошо.

8 мая. Понед<ельник>

Был доктор А. С. Хозацкий, высланный из Берлина как еврей. Его положение очень тяжелое: нет средств и трудно здесь устроиться. Хочет ехать в Америку. Это очень симпатичный, серьезный человек, очень культурный, знающий врач. Мы знакомы с ним уже 20 лет, еще в России. Он интересуется рел<игиозными> вопросами, особенно тем течением среди евреев, кот<орое> признает Христа Мессией, но не входит в Церковь. Мне он говорит, что получил чисто научное образование и ему трудно поверить в Таинства Церкви, в реальность их. Для него это лишь символы. Я пыталась доказать ему, что таинства не символы, но доказывать такие вещи нельзя. Нужна вера, и я знаю, что тот, кто ищет, кто стучит, тот этот дар получит. Думаю, что А. С. поверит, т. к. это человек, подлинно жаждущий и ищущий истины.

Вслед за Хозацким пришел доктор С. А. Ильницкий, а за ним m-eur De Monbrison и княгиня Irène de Russie... Я вошла в кухню и говорю нашей милой Marie — прислуга-испанка (ее взяли ухаживать за мамой, кот[орая] уже не встает с постели). Говорю Marie: «Savez-vous, je suis très fatiguée. Tant de visites!»* А она мне: «Oh, madame, c'est un si bon signe! On vois, que tout le monde vous aime!**

Эта Marie — милейшее существо несмотря на многие ее недостатки как прислуги. Очень религиозна и жаждет религиозной пищи. Забирает у меня все книги рел<игиозного> содержания и читает, хотя сама малограмотна. Выбирает среди книг: St. Jean de la Croix^[383], Leon Bloy, Maritain'a и т. д. От природы умна, но не училась даже в начальной школе, т. к. всю жизнь была в большой бедности... К нам привязалась и очень ценит то, что у нас «се n'est pas comme chez les autres. C'est une vie plus spirituelle»***.

* «Знаете, я очень устала. Так много гостей!» (фр.).

** «О, мадам, это хороший знак! Видно, что все вас любят!» (фр.).

*** «Не так, как у других. Это жизнь более духовная» (фр.).

175//176

9 мая (втор<ник>)

«В мире не было никогда настоящей революции. Были лишь переодевания, приспособления к ней. Подлинная революция есть революция сознания, переоценка всех ценностей», — говорит Ни сегодня за завтраком, и на эту тему мы говорим.

10 мая, среда

Как буря ворвалась утром Генриетта Паскаль-Либерман. Знаем ее еще из Москвы. Натура артистически-богемная, но в сущности человек очень добрый, отзывчивый... Мечтает создать здесь свой театр, но пока безуспешно... К завтраку, как всегда по средам, приходит о. Стефан, всегда тихий, печальный. Трудно ему. Его приходская работа, видимо, его тяготит. Хотел бы уйти в монастырь, но старцы велят оставаться... По этому поводу говорим с сестрой о том, какая страшная вещь отдание своей воли другим. Человек должен сам отвечать за избираемый им путь. Бог никого не насилует. Бог есть любовь и свобода, а не рабство...

У Ни какой-то новозеландец.