Я люблю подлинную мистику, но не признаю мистических школ, ведущих к пути самому опасному: к лжемистике.
Ни только что вернулся от дантистки, нашей милой А. И. Каргановой... Очень устал от зубной боли. У нас застал Флоранс в жарком споре со мной по поводу Оригена. Она явно не понимает его, но с упорством защищается. Ни принял участие в нашем споре и разъяснил ей то, чего она не понимает.
Вечером у Ни собрание франц<узско>-рус<ской> молодежи (второе — первое из 3-х лиц было в прошлом году весной). К 8 '/2 ч. подъехал автомобиль и оттуда выгрузились 6 человек: 4 барышни и 2 молод<ых> человека. Я стояла у окна и слышала их молодые, веселые голоса у подъезда. Они пошли в кабинет Ни, и там долго шла беседа. Темой этой беседы была мораль (ее источники). К 10 ч. все вышли в столовую к чаю, и за чаем беседа продолжалась просто и оживленно. Молодежь очень симпатичная, живая, одухотворенная. Среди них одна
77//78
русская (студентка Сорбонны), остальные — французы-католики, интересующиеся социальными вопросами, близкие к журналу «Esprit». В них чувствуется культурность, начитанность. Вечер прошел очень живо и приятно, и, уезжая, все очень благодарили Ни за его отношение к ним и желание помочь им разъяснить интересующие их вопросы.
Пятница, 25 января
Ездила в фотографию за карточками Ни. Он заказал всего лишь 3 портрета, т. к. фотография очень дорогая. Но любезный фотограф подарил Ни еще 3 карточки. Портрет вышел очень удачный, самый лучший из всех до сих пор. Нужно посылать издателям, требующим портреты для изданий... Вернулась под проливным дождем.
Дома застала [бедную] сестру, только что вернувшуюся от дантиста: ей вырвали больной зуб. Лежала с сильной болью... День какой-то неуютный... Сильный ветер, всегда напоминающий мне о бедствиях на море...
Перед сном перечитываю заново Пруста[165], которого раньше не любила. Теперь нахожу места значительные по тонкости анализа...
Суббота, 26 января
Ни с утра у дантистки.
В газетах тревога о Франции. Безработица растет особенно после краха Ситроена[166]. Неужели суждено нам вновь пережить ужасы революции?
Ни был у Либа. Он болен, лежит, но ему лучше.
Воскресенье, 27 января
Зима, русская зима! За окнами деревья в пушистом снегу. В соседнем с нами саду дети лепят бабу, бросают снеговые шарики... И все это кажется мне лишь декорацией к какой-то пьесе из русской жизни... Франции это не идет, как не идет русский кафтан испанцу или турку.
Сегодня никого не звали, т. к. вечером заседание Р<елигиозно>-ф<илософской> академии, но все же к чаю приехали: Р. Г. Осоргина, Эли Беленсон, П. К. Иванов и Леня (Чурилин) — все безработные, всем нужна помощь и материальная, и духовная... Делаем, что можем, но «можем» так мало!
78//79
Кольцо бедствий сжимается, а в такие холодные, злые дни, как сегодня, бедствия эти чувствуются с особенной остротой.
Вечером читаю биографию Стендаля. Он мне противен.
Понедельник, 28 января
Ни рассказывает утром о вчерашнем собрании с докладом Зеньковского[167] «Об иррациональном в человеке». В связи с этим он говорит: «Я люблю человека, верю в человека, но я ненавижу условия, в кот<орых> он живет. Условия эти унижают человека, мучат его. Но вот что я заметил: все переживаемое мной с такой остротой, когда я думаю о трагизме человеческого существования, вдруг как бы притупляется и делается плоским, попадая в сферу обсуждений, споров, докладов. В чем тут дело?»
Я: «Мне кажется, что все переживаемое в духе теряет свою остроту, свою силу, воплощаясь в слова, в формулы».
Сегодня спросила у Ни, подвигается ли его новая книга о духе? «Я все время делаю заметки, подготовляю ее. Это книга, в кот<орой> я подведу итоги моего миросозерцания. Книга нелегкая», — отвечает он.
Какой неуютный день [сегодня]! Что-то холодно-тоскливое в колючем воздухе, в порывах сухого ветра. Даже птицы мои (я их кормлю все эти годы на крыше балкона) летят неохотно есть замерзшие кусочки хлеба... Нет охоты выйти из теплых комнат, и так остро чувствуешь свое преимущество перед другими, видя из окна пробегающие фигуры людей с иззябшими лицами, в холодных пальто вместо шуб... Холод — одно из выявлений зла.
Вторник, 29 января
Холодно-колючий день с ярким солнцем и ветром. Французские дома не приспособлены для морозов, и в нашей квартире — хотя и с центр<альным> отоплением — свежо. Еще бы! Окна большие, без двойных рам — не натопишь... Вечером, хотя иззябшая, все же иду с Ни на его лекцию о Вл. Соловьеве. Лекция — одна из лучших[168].
79//80
Среда, 30 января
Ни утром много писем. Читая, он говорит: «Во мне, чувствую, все больше и больше увеличивается отчужденность. Вот я говорю, пишу, спорю, а сам где-то далеко, далеко от всего окружающего. Не знаю, замечают ли это другие? При таком отчуждении трудно вести общую работу, участвовать в общем деле».
По поводу этих слов Ни я думаю: «Таким и должно быть чувство христианина в этом мире. Единственной связью его с миром должна быть любовь. Ведь Христос, будучи на земле, всегда чувствовал себя «не от мира сего», но Он любил этот мир. Любовь и была связью Его с миром. Что же значат слова ап<остола> Иоанна: "Не любите мира"[169]? Да, не любите тот мир, который лежит в зле, тот, кот<орый> свободно избрал зло и служит злу».
Вновь начала читать Пруста, и на этот раз по-иному. Когда читала первый раз, показался утомительно-скучным, и это потому (поняла теперь), что следила за фабулой, за действием. Теперь же поняла, что читать его нужно как бы вместе с ним, а не отдельно от него. Нужно вместе с ним войти в атмосферу жизни, которую он не рисует, а которой живет. Нужно вместе с ним всматриваться и вдумываться в малейшие детали того мира, кот<орым> он живет в своих романах (если можно так назвать его книги — скорее это летопись, записи того, что проходит в его памяти). И когда так читаешь Пруста, то он незаметно втягивает в этот свой мир и мало-помалу мир этот делается близким, с ним живешь, его видишь.
Четверг, 31 января
Письмо от В. С. Гриневич[170] о болезни Лени... Под впечатлением этого письма весь день не могу поехать к нему из-за мамы. Если у Лени грипп (что вернее всего, т. к. в Париже сейчас эпидемия гриппа), то я не имею права занести болезнь в дом ради мамы, т. к. для нее она может быть смертельной. И вот мучусь, т. к. бедный Леня дорог и мне, и всем нам... Написала в два места о докторе и о деньгах для него...
У Ни какой-то шведский профессор [по делу о съезде антропологов]...
80//81
К чаю приехала Флоранс, очень грустная. Старалась развлечь ее.
Вечером чтение «Идиота». То место, где Достоевский неожиданно становится в позу проповедника и напяливает на бедного князя Мышкина безвкусный славянофильский кафтан, так ему не идущий.
Пятница, 1 февраля
Давно не переживала такой душевной депрессии... Слишком много горя вокруг нас и бессилие помочь. Деньги, деньги и деньги — вот что нужно, а их-то и нет. Никакие слова, жесты, никакие утешения не помогут, если человека гонят с квартиры, если он не обедает... И слова, и советы, и утешения — прозвучат насмешкой...
