— Слишком много дел, слишком мало сна, — сказала она вслух, и ей послышался тихий ответ:

— Да.

Похоже на эхо, только неясно, эхо чего.

Она полетела прочь со всей возможной скоростью метлы, и то, что эта скорость была невелика, сослужило ей, наконец, добрую службу: она надеялась, что её уход не выглядит, как бегство.

Безумие. Ведьмы предпочитают не говорить о нём, но никогда не забывают, что оно всегда рядом.

Безумие, или, точнее, его отрицание, было главным секретом и душой ведьмовства, так это работало. Со временем ведьма, которая, согласно традиции, почти всегда делает свои дела одна, становится немного… странной. Разумеется, время это зависит от силы ведьмы, но рано или поздно ты начинаешь путать добро и зло, правильное и неправильное, правду и её последствия. Очень опасное состояние. Поэтому ведьмы всегда присматривают друг за другом, чтобы сохранить здравый рассудок или, по крайней мере, то, что считается таковым среди ведьм. Ничего особенно сложного: просто попить вместе чаю, попеть песни, прогуляться по лесу — и вот ты уже можешь спокойно смотреть на рекламу пряничных домиков, не делая сразу же первого взноса за покупку.

Потенциальное безумие изрядно беспокоило Тиффани. Миновало уже два месяца с тех пор, как она навещала подружек в горах, и целых три месяца после её последней встречи с мисс Тик, единственной ведьмой, которая рисковала спускаться на равнины. Ходить по гостям было некогда. Слишком много дел. «Может, в этом и хитрость, — думала Тиффани. — Если ты постоянно занята, тебе становится просто некогда сходить с ума».

Когда она подлетела к кургану Фиглов, солнце уже стояло высоко; Тиффани была потрясена, увидев, что Эмбер сидит на кургане в окружении фиглов и смеётся. Когда Тиффани припарковала свою метлу в кустах, кельда её уже поджидала.

— Надеюсь, не сердишься ты, — сказала кельда, увидев лицо Тиффани, — солнце великий целитель есть.

— Дженни, твои утешалки просто чудо, но ей нельзя вас часто видеть, она может кому-нибудь рассказать.

— О, мы ей покажемся лишь сном, утешалки позаботятся о том, — спокойно возразила кельда. — Да и кто послушает мал-мала девицу, болтающую небылицы про фей?

— Ей уже тринадцать! — возмутилась Тиффани. — Это опасно!

— Разве она не весела есть?

— Да, но…

Взгляд Дженни стал твёрдым, словно сталь. Она всегда уважала Тиффани, но уважение требует взаимности. В конце концов, курган был владением Дженни, и прилегающие земли, вероятно, тоже.

Тиффани ограничилась лишь замечанием:

— Её мать будет волноваться.

— Неужто? — сказала Дженни. — Вельми ли волновалась она, когда колотили бедняжку?

Тиффани была вынуждена признать, что кельда вновь её победила.

Многие считали Тиффани вострой, как бритва, но твёрдым серым взглядом Дженни сейчас можно было рубить стальные гвозди.

— Ну, мать Эмбер, она… Как бы сказать… Не слишком умна.

— И я то слыхала, — кивнула Дженни. — Звери тоже не больно умны, но олениха завсегда заслонит от беды оленёнка, а лиса за своих лисят станет против собаки, не дрогнув.

— Люди устроены сложнее.

— То заметно, — ледяным голосом сказала кельда.

— Твои утешалки, кажется, помогли. Не пора ли вернуть девочку в сложный мир людей?

«Где всё еще бродит её отец, — мысленно добавила Тиффани. — Я не сомневаюсь, что он выжил. Да, заработал пару синяков, но дышал хорошо и, надеюсь, хотя бы протрезвел. Господи, когда же вся эта история закончится? У меня полным-полно других дел! Например, после обеда надо навестить Барона!»

Отец Тиффани встретил их во дворе своей фермы, куда девушки вошли пешком. Тиффани обычно привязывала метлу к дереву где-нибудь неподалёку. На двор она старалась не залетать; официальная версия гласила, что полёты вызывают панику среди цыплят, но на самом деле она так и не научилась приземляться с должным изяществом, и просто не желала, чтобы её позор кто-нибудь видел.

Мистер Болит посмотрел вначале на Эмбер, потом на свою дочь.

— Как она? Выглядит какой-то… вялой.

— Ей дали успокоительное, — сказала Тиффани. — И лучшей ей не шататься по округе.

— Миссис Пуст ужасно волновалась, знаешь ли, — с упрёком продолжал отец Тиффани, — но я заверил её, что Эмбер в безопасном месте, и ты за ней присматриваешь.

«Это ведь правда, верно?» — вопрос не прозвучал вслух, но отчётливо подразумевался. Тиффани решила его проигнорировать, просто заметив:

— Так и было.

Она попыталась представить себе «ужасное волнение» миссис Пуст, но не преуспела. С точки зрения Тиффани, эта женщина постоянно пребывала в состоянии некоего смутного недоумения, словно окружающий мир был полон таинственных загадок, от которых она ежесекундно ожидала коварного подвоха.

Отец отвёл Тиффани подальше и понизил голос:

— Ночью Пуст вернулся, — прошипел он. — и, говорят, кто-то пытался его убить!

— Что?

— Истинная правда, как то, что я стою перед тобой!

Тиффани взглянула на Эмбер. Девушка задумчиво таращилась в небо, словно терпеливо ждала, пока произойдёт что-нибудь интересное.

— Эмбер, — осторожно спросила Тиффани, — ты умеешь кормить цыплят?

— О, да, мисс.

— Тогда покорми наших, ладно? Зерно в амбаре.

— Мать покормила их час назад… — начал отец, но Тиффани быстро оттащила его в сторонку.

— Когда это случилось? — спросила она, глядя, как Эмбер покорно бредёт к амбару.

— Миссис Пуст сказала мне, что ночью. Он был сильно избит. В том самом амбаре, где мы с тобой сидели вечером.

— Миссис Пуст вернулась к мужу? После всего, что случилось? Что она в нём нашла?

Мистер Болит пожал плечами.

— Он её муж.

— Но все же знают, что он её бил!

Отец явно смутился.

— Ну, — пробормотал он, — некоторые женщины считают, что любой муж лучше, чем вовсе никакого.

Тиффани уже открыла рот для резкого ответа, но посмотрела отцу в глаза и поняла, что он прав. Она видела таких женщин в горах, рано постаревших от нищеты и постоянного деторождения. Разумеется, знай они Нянюшку Ягг, по крайней мере, с деторождением можно было бы что-то сделать, но некоторые семьи были так бедны, что продавали мебель в обмен на еду. И ничем тут не поможешь.

— Никто мистера Пуста не бил, папа, хотя, возможно, это и стоило бы сделать. Он пытался повесится, но я перерезала верёвку.

— У него два ребра сломаны, и синяки по всему телу.

— Упал с приличной с высоты, пап… он же чуть не задохнулся! Что мне ещё оставалось? Так и оставить его висеть? Заслуживает он этого или нет, но он остался в живых, хотя бы! Я не палач! Там был букет, папа! Из сорняков и крапивы! У него даже руки опухли от ожогов! В нём есть частичка добра, которая требует снисхождения, понимаешь?

— Но ты унесла ребёнка.

— Нет, папа, я унесла труп ребёнка. Послушай и пойми меня. Я похоронила мёртвое дитя и спасла умирающего мужчину. Я всё это сделала. Может, остальные и не поймут… начнут сочинять небылицы. Мне наплевать. Я делаю то, что должна.

Раздалось кудахтанье, и через двор прошла Эмбер, за которой строем маршировали цыплята. Кудахтала девушка, а цыплята шагали взад и вперёд, как новобранцы под командой сержанта. Эмбер невинно взглянула на Тиффани с отцом и тихо хихикнула между очередными «ко-ко», выстроила птиц в круг, а потом увела обратно в амбар, как ни в чём не бывало.

После минутной паузы отец Тиффани тихо спросил:

— Я правда это видел, или мне померещилось?

— Нет, не померещилось, — ответила Тиффани. — И я понятия не имею, как ей это удаётся.

— Я тут потолковал с парнями, — сказал отец, — а твоя мать поговорила с женщинами. Мы будем присматривать за Пустами. Случилось то, чего не должно было произойти. И нельзя допустить, чтобы всё свалили на тебя. Люди не должны думать, что ты можешь справиться с чем угодно, и ты, кстати, тоже не должна так думать, поверь мне. Бывают проблемы, которые вся деревня должна решать сообща.

— Спасибо, пап, — сказал Тиффани. — А теперь мне пора проведать Барона.