Но все же люди типа Солженицына в основном нужны для ведения «психологической войны», пока они находятся в пределах Советского Союза. Оказавшись на Западе, они быстро видят – им разрешаются только такие действия, которые определены спецслужбами. Никакой отсебятины. Нужны только их имена и скандальная известность. Отщепенцы, попадающие на Запад из СССР, ощущают это на собственной шкуре.

Взять матерого преступника Буковского. О его судьбе западные средства массовой пропаганды сочиняли самые поразительные небылицы. В изображении их он находился на последнем издыхании. Но вот «мученик» предстал на Западе живым, здоровым, да и весьма бойким. Он произносил речи, давал интервью, развил кипучую деятельность под силу очень здоровому человеку и даже удостоился приема в Белом доме в феврале 1977 года. Его восхваляли – как же, уголовник выливал потоки грязи на Советский Союз.

Сообщая об этой приятной во всех отношениях для НТС деятельности, «Посев» восклицал: «Надо надеяться, что западные политики и общественные деятели в своих отношениях с Советским Союзом почерпнут кое-что из опыта В. Буковского». Озаренный «славой» антисоветчика, уголовник, как и надлежит профессиональному преступнику, был настороже: «Когда Буковского попросили сказать, какую позицию по отношению к Советскому Союзу должен был бы занять Запад, он повторил, что ни давать советов, ни навязывать своего мнения не может».

Он недолго удержался на этой позиции и, возомня себя стратегом, полез с советами. Для хозяина – ЦРУ дело смешное и нетерпимое: марионетка вознамерилась давать руководящие указания тем, кто дергает за веревочки. Итог: на антисоветском сборище в Париже в сентябре 1977 года Буковский жаловался: «Когда я оказался в госдепартаменте США, я вдруг обнаружил, что человек, который отвечает за всю восточную политику… такой толстый, очень важный и смотрел на меня как на букашку, которая ползет поперек пути. И он знал лучше меня, что нужно Америке и что нужно Советскому Союзу. Я ничего не мог ему доказать». В жалобах своих он, впрочем, был похвально осмотрителен: ссылался на госдепартамент, а не на тех, с кем много чаще имеет дело, – сотрудников ЦРУ.

В одном он совершенно прав – эти отщепенцы для ЦРУ не больше чем «букашки». Между представлением, которое создают о них западные средства массовой пропаганды по наущению спецслужб, и их подлинной значимостью в глазах тех же спецслужб громадная пропасть. В ЦРУ точно определили их стоимость и в случае нужды, без труда возьмут к ногтю любую «букашку», не потрафившую ЦРУ. Очень даже просто. Заплечных дел мастерам ЦРУ опыта не занимать. Во всяком случае в США тех, кто оказывается на пути ЦРУ, обдает леденящий смрад застенков ведомства, всегда готовых принять новые жертвы, которые в них исчезают без следа. Об этом знают сотрудничающие с ЦРУ для острастки, хотя, конечно, застенки созданы в первую очередь для классовых противников строя, существующего в США.

Еженедельная газета «Голос Родины», орган советского общества по культурным связям с соотечественниками за рубежом, в сентябре 1978 года опубликовала статью советского юриста А. Трайнина «Разговор начистоту», к которой как раз разбирается практика бессудной расправы в США. А. Трайнин писал:

«Лиц, заподозренных в США в том, что они являются „агентурой“ иностранного государства, как правило, не доводят до суда, а убивают в застенках спецслужб, предварительно вырвав у них надлежащие „признания“. Или они гибнут, не сказав ни слова. Причем речь идет об американских гражданах, которые по официальной заокеанской риторике наделены всеми „правами человека“.

Списки замученных, имена которых так и не попали на страницы «свободной печати», вероятно, погребены в сверхсекретных архивах американских спецслужб. Но о страшной судьбе некоторых, бросивших вызов диктатуре железной пяты, мы знаем.

За примерами, причем новейшими, не нужно ходить далеко. Первая половина семидесятых годов ознаменовалась в США резкой критикой ЦРУ и «разведывательного сообщества» вообще. В критике этой было не только возмущение со стороны порядочных людей, но и озабоченность некоторых кругов тем, что спецслужбы малоэффективны. В ответ ЦРУ дало бортовой залп, выпустив книги своих работников, в которых превозносились «заслуги» ведомства, стоящего на страже интересов железной пяты. Среди таких хвалебных трудов книга бывшего крупного работника ЦРУ Майлса Копленда «Без плаща и кинжала. Правда о новой эпохе в шпионаже» [216].

Это отнюдь не агитка, а излияния профессионала.

Он заверил подлинных хозяев Америки, что дело защиты их классовых интересов в надежных руках. Копленд точно изложил, что ожидает того, кого считают политически опасным в США. «Если сотрудники (американских) органов госбезопасности убеждены, что подозреваемый виновен, у них нет иного выбора, как арестовать его и сделать все необходимое, чтобы добиться правды, даже если это означает уничтожение любой возможности впоследствии предать его суду. Если задержанный отказывается говорить, сотрудники госбезопасности уводят его в подвал и там, как выразился один мой хладнокровный друг по ЦРУ, „стараются привести его в рассудок“. Центральное разведывательное управление „предпочитает, чтобы допрашиваемый „скончался от кори“, как острословы ЦРУ именуют этот исход, а не был наказан в судебном порядке“. После допросов в застенках ЦРУ допрашиваемого приводят в такое состояние, что его нельзя показать в суде, и „его спокойно ликвидируют способами, ужас которых не поддается описанию“.

В качестве примера Копленд рассказывает об убийстве в 1964 году в застенках ЦРУ американского государственного служащего, зашифрованного им под псевдонимом Мики. Он был схвачен и умер «от сердечного приступа», именно когда следствие заканчивалось… «В его деле не обнаружено ничего выходящего из ряда вон», – докладывал руководитель следствия тогдашнему директору ЦРУ адмиралу Вильяму Рейборну… О деле «Мики» в прессе не сообщалось, ибо гласность не принесла бы никаких выгод».

Пресса ладно, но родные, семья! «Поскольку „Мики“ скончался, – замечает Копленд, – от „сердечного приступа“ (а в качестве причины смерти могла бы быть указана „корь“ или любая другая выбранная наугад болезнь), его коллеги и их семьи были столь же предупредительны и отзывчивы к его осиротевшей семье, как они отнеслись бы к семье любого другого покойного коллеги».

Лишь в редчайших случаях человек, прошедший ужасы застенков, выпускается на свободу доживать свои дни где-то в глухом месте под жестким надзором. Но только если это в «государственных интересах». И конечно же, в газетах ни слова» [217]. США вообще давно далеко зашли в своей карательной политике, режим в американских тюрьмах всегда отличался крайним зверством. Еще в тридцатых годах XIX века француз А. Токвилль, книги которого о США считаются классическими, с ужасом записывал поучения смотрителя нью-йоркских тюрем Э. Линдса: «Во время наших разговоров, длившихся часами, г-н Элам Линде постоянно возвращался к одной теме – необходимо начинать с того, чтобы сломить дух заключенного» [218]. Куда больше ста лет назад реформатор американских тюрем Ф. Грей настаивал: совершенно обязательно «сокрушать и уничтожать свирепым обращением» дух и волю заключенных [219]. Так и «сокрушали», безмерно гордясь своим к нашим дням почти двухсотлетним опытом. Американская журналистка Д. Митфорд, выпустившая в 1975 году очень поучительное исследование о современных американских тюрьмах, подчеркивает: «Я обнаружила, что именно эту двойную цель, в сущности, и по сей день преследует как тюремная администрация, так и сонмы благонамеренных реформаторов, хотя они и не высказываются столь откровенно, как надзиратель Линде, и хотя с годами методы достижения этой цели сильно изменились» [220].