Дженн против своей воли улыбнулась.

– А что он хотел сказать своей последней фразой? Разве он не искатель?

– Ни в коей мере. Мой господин – самый сильный колдун в Анклаве, сильнее всех существовавших до него, но Финлей превосходит его как искатель. Это единственное, что ему удается лучше всех, – в остальном он не очень силен. К тому же господин лишился аярна и поэтому не может воспользоваться своей силой.

– Почему?

– Аярн – инструмент, позволяющий концентрировать силу, как господин вам и говорил. И еще он защищает своего хозяина от неразумного ее расходования. Воспользовавшись силой без аярна, можно погибнуть. С другой стороны, вы двигали мост без всякого аярна и не пострадали. Думаю, поэтому господин и хочет, чтобы вы побывали в Анклаве.

– Но я… – Дженн покачала головой. Она умела выживать в трудных ситуациях, но это уж было чересчур. – Ох, ничего не понимаю! – Мика ухмыльнулся, но девушка не обиделась. – Ладно, расскажи мне, где этот Анклав?

Мика вытянул руку и показал на долину, к которой они приближались.

– Видите вон ту гору? Это и есть Голет – туда-то мы и направляемся.

Долина была со всех сторон окружена отвесными скалами, казавшимися непреодолимыми. Над ними сквозь облака виднелся единственный пик, серый и неприступный. На нем ничего не росло, там не водились животные. Безжизненный грозный монолит возносился над всеми своими соседями.

Голет.

Анклав.

Айн поднялась на свое место на возвышении в зале совета и повернулась к детям. Они сидели с обеих сторон вдоль длинного стола, полные любопытства и немного испуганные этим залом, каменные стены которого были расписаны историческими сценами.

Здесь было сердце Анклава, и Айн привела сюда детей, чтобы объяснить им вещи первостепенной важности.

Айн сложила руки на груди и по очереди посмотрела на каждого ребенка. Детские лица озаряло пламя свечей в двух высоких светильниках по концам зала и в серебряном звездообразном подсвечнике, установленном в центре стола. Айн перевела взгляд на эту звезду и одиннадцать свечей, горящих на концах лучей; свеча на двенадцатом луче оставалась незажженной до тех пор, пока новый старейшина не будет избран, чтобы занять место Маркуса.

Айн вздохнула и начала говорить:

– На стенах вы видите всю нашу историю за годы, что протекли с тех пор, как наши предки пришли к этой горе. Вы сейчас начнете изучать ее, но помните: ей предшествовали многие столетия, когда нам не нужно было прятаться, когда мы не должны были скрывать свои таланты под страхом смерти. Несмотря на все наши усилия, за пределами этих стен колдовство по сей день считается величайшим злом. Вы, дети, – представители нового поколения. С ближайшим новолунием вы перейдете в следующий класс и начнете учиться тому, что определит всю вашу жизнь. Однако перед этим по долгу старейшины я сообщу вам о самых важных правилах нашего существования здесь.

Мы постоянно балансируем на краю пропасти, нам всегда грозит смертельная опасность. Анклав – те пещеры, в которых мы живем, – вырублен в сплошной скале, чтобы дать нам убежище и защиту. Для этого нужны усилия самых искусных членов нашей общины, однако то, что сейчас мы в безопасности, не означает, что так будет всегда. Достаточно малейшей случайности, чтобы наша тайна оказалась раскрыта, а если это случится, все мы будем уничтожены. – Айн помолчала, ловя недоверчивые взгляды детей. Всем им было около двенадцати лет, все они лишь недавно открыли в себе силу и еще не успели понять, что и она имеет границы. Самые суровые предостережения еще не имели для них веса. – В мире много людей, больше всего на свете жаждущих нашей крови. Кроме того, есть еще малахи.

Айн снова умолкла и откинулась в кресле. До чего же неприятное занятие… однако это чуть ли не единственное дело, на которое она сейчас способна. Ее слова были мрачными – и таким же было ее настроение.

– Вскоре после того, как наши праотцы перебрались на этот континент, началась борьба за власть среди тех немногих, кто выжил и создал Ключ. Люди раскололись на две группы; одну из них возглавил человек по имени Эдасса, отец которого, как говорили, открыл Слово Уничтожения. Эдасса, терзаемый воспоминаниями о том, что беглецы бросили осталвных сражаться с Империей в Алузии, хотел при помощи Ключа отплатить за то поражение. Ключ, однако, избрал другой путь. Он поразил Эдассу, лишил его сил, так что тот еле мог говорить. Затем наши предки покинули Эдассу и его приверженцев и явились сюда, чтобы основать Анклав. Эдасса и его сподвижники отправились в другое место. Последние пять столетий мы знаем их как малахи, и их единственное устремление – уничтожить нас всех и захватить Ключ. Они зовут нас «салти пазар» – на древнем языке это значит «предатели». Покидая Анклав, колдун, на котором лежит Печать, не подвергается опасности: малахи его обнаружить не могут; вас же научат, как чувствовать приближение малахи. Но никогда не забывайте: они поклялись нас уничтожить. И знаете почему?

Айн обвела детей взглядом: прекрасно, они ее внимательно слушают.

– Потому что хотят владеть Ключом и его могуществом. С его помощью они стремятся найти утраченный Калике и обрушить на людей ужасную разрушительную силу. Они жаждут вновь открыть Слово Уничтожения; тогда не было бы на земле ничего, способного противостоять их владычеству. Мы зависим от Ключа – он дает нам защиту, – но и на нас лежит священный долг: хранить его от посягательств. Хотя среди нас нет колдуна, достаточно могущественного, чтобы использовать все возможности Ключа, мы пребываем в уверенности, что в один прекрасный день среди нас появится тот, кто сумеет это сделать. Легенды говорят, что тогда мы узнаем, где спрятан Калике, и получим возможность выйти из нашего заточения и свободно, не скрываясь больше, жить среди людей.

Айн поднялась на ноги. Дети встали тоже. Никто из них не шалил, не вертелся, не болтал.

– Но до того дня вы должны прилежно учиться, искать новые знания, оттачивать свои умения, но самое главное – подчиняться законам, обязательным для нас всех. Должна предостеречь вас, – Айн сделала паузу и пристально посмотрела на светловолосого паренька слева от себя, – никто из вас ни при каких обстоятельствах не должен пытаться совершить сдвиг измерений, как это случилось сегодня утром. Это опасно – и для вас самих, и для всех, кто окажется поблизости. И дело тут даже не в опасности; главное в другом: такие действия запрещены.

Мальчишка вызывающе выпятил подбородок, но промолчал. Нужно будет за ним присматривать… Айн собралась продолжить урок, когда раздался стук в дверь. В зал заглянул Генри, друг и соратник Айн по совету. Его кустистые брови напоминали выступ на каменном боку скалы, однако лицо расплылось в улыбке.

– Прости меня за то, что я отрываю тебя, госпожа Айн, но через врата кое-кто прошел.

Айн нахмурилась:

– Конечно, прошел. Люди прибывают все время. Разве ты забыл о Собрании, старейшина?

– Все же думаю, что ты сама захочешь увидеть прибывших. Айн вопросительно посмотрела на Генри. Что бы ни случилось, это явно ничем плохим не грозило. Что ж, она и так уже почти закончила урок. Айн отпустила детей и последовала за Генри в главную пещеру. Когда они свернули в проход, ведущий на поверхность, она не удержалась и искоса взглянула на спутника, но лицо Генри хранило лишь выражение самодовольства. Айн это не понравилось, но задавать вопросы она не стала. Вместо этого она сказала:

– Сколько кандидатов пока что готовы встать в Круг?

– Шесть – с утра ничего не изменилось. На что ты надеешься – на чудо? – В глазах Генри появился веселый блеск, но Айн не обратила на это внимания.

– Я всегда надеюсь на чудо, Генри, иначе я давно уже перестала бы с тобой разговаривать.

Смех Генри отдался эхом от каменных стен, но тут они вышли на солнечный свет. Айн, прихрамывая, поднялась по откосу, кляня про себя боль в бедре. Она всегда становилась сильнее с приближением зимы. Обычно Маркусу удавалось немного облегчить страдания Айн. Теперь же Маркуса нет, и этой зимой придется обойтись без его помощи… Айн придется обходиться без Маркуса всю оставшуюся жизнь. Они были вместе так долго, что теперь Айн с трудом заставляла себя поверить в его отсутствие. Их дочь Фиона очень облегчила матери последние недели, но даже с ней Айн было трудно говорить об их общей потере. Смерть Маркуса все еще оставалась ее личным переживанием.