Софи догадывалась об этом и раньше, когда просматривала его бухгалтерские записи. Они с Эмми и Октавией не раз ломали голову над тем, какие новшества и улучшения в хозяйстве Гросгрейн-Плейс могут стоить тысячу фунтов, если на управление королевскими дворцами требуется сумма в десять раз меньшая. Софи вернулась сюда, чтобы, еще раз просмотрев записи, понять, куца уходили деньги крестного, и, может быть, найти ключ к разгадке его убийства.

Впрочем, была и еще одна причина ее тайного визита в этот дом: Софи искала у крестного защиты и совета. Она пришла в это безопасное, укромное место, чтобы подумать о Криспине и привести в порядок свои мысли, веря в то, что мудрость и уравновешенность крестного, которыми была пропитана атмосфера его кабинета, помогут ей в этом. Вот почему Софи так легко согласилась отпустить Криспина одного. Ей нужно было время, чтобы побыть наедине с собой и поразмыслить над теми странными, захватывающими чувствами, которые он заставлял ее испытывать.

Софи прикусила губу, вспомнив, что произошло утром — она шепотом призналась Криспину в любви. Раньше она не могла себе представить, что способна сказать кому-то такие слова. Это случилось само собой, помимо ее воли и разума. Но она не жалела об этом. Напротив, это радовало ее, но вместе с тем и пугало.

Она понимала, что и речи быть не может о том, чтобы Криспин испытывал к ней такие же чувства. Граф Сандал был самым известным холостяком не только в Англии, но и в Европе. И если он вернулся сюда с целью жениться наконец на какой-нибудь знатной даме, то ее он, конечно, в расчет не принимал. Да и сама она не была уверена, что хотела бы выйти за него замуж. Она давно дала себе слово никогда не выходить замуж, потому что считала, что люди вступают в брак только по материальным соображениям. Сама же она относилась к браку иначе. Она уж скорее согласилась бы быть любовницей графа Сандала, чем потерять свою независимость и стать его женой.

И вдруг Софи поняла, что обманывает себя. Нет, она не хотела за него замуж. То, чего она хотела, было несравнимо больше и в то же время меньше, чем брак. В глубине души она мечтала о том, чтобы Криспин полюбил ее. Те мгновения, когда он говорил, что счастлив с ней рядом, были для нее едва ли не дороже мгновений физической близости с ним. В эти минуты для нее открывался новый мир, мир наслаждения без стыда, страстного желания без страха, близости без порока.

Она больше не понимала, кто такая Софи Чампьон, чего она хочет. Все, во что она верила раньше, после встречи с Криспином стало сомнительным. Аксиомы, которыми она привыкла руководствоваться в жизни, оказались ложными. Чувство к Криспину сделало ее в чем-то слабее, а в чем-то она ощущала себя более сильной; вместо опустошенности пришло ощущение полноты жизни. Она хотела стать его частью, поделиться с ним своими мечтами, рассказать ему всю правду о себе. Но что-то останавливало ее всякий раз, когда она готова была открыться ему. И сейчас, в спокойной тишине кабинета крестного, она поняла, что это было. Она не была уверена, что может ему доверять.

Вернее, что ему следует доверять. Софи посмотрела вокруг, словно надеясь увидеть какой-нибудь знак, намек, указание, которое помогло бы ей разрешить сомнения.

Но ничего похожего в кабинете не оказалось. Она была предоставлена самой себе, как и десять лет назад, перед тем как поселилась в доме лорда Гросгрейна. Долгие годы он потратил на то, чтобы сделать ее сильнее, научить доверять себе, своим чувствам. Софи знала, что никто не может принять решение вместо нее. Она сама должна сделать это.

Растревоженная воспоминаниями, навеянными кабинетом крестного, Софи поднялась, чтобы уйти. Она провела здесь несколько часов, было уже за полночь, и Криспин мог вернуться в любую минуту. Софи расставила книги по местам, любовно погладив кожаные переплеты, и вылезла в окно. Стараясь не шуметь, она соскользнула с подоконника и взялась рукой за шпалеру, по которой забралась в кабинет. Решетка густо поросла жасмином, плети которого заглушали звуки и позволяли удобнее схватиться за переплет. Софи начала осторожно спускаться, стараясь делать это как можно быстрее, чтобы ее темный силуэт не заметили на серой гранитной стене дома. Одно окно было освещено, и Софи, пробираясь мимо, не удержалась и заглянула внутрь.

Констанция, полностью обнаженная, с распущенными волосами, сидела в кресле, обращенном к окну. Перед ней на коленях стоял мужчина. Его голова была на уровне лица Констанции, потом опустилась ниже, к груди, и, наконец, по настоянию самой Констанции, оказалась у нее между ног. Она изогнулась навстречу губам любовника, и Софи представила себе, что она сейчас чувствует. Очень хорошо представила. Потому что этим любовником был Криспин.

Итак, Софи получила долгожданный знак свыше. Она едва не свалилась с решетки, когда увидела, как Констанция блаженно закрыла глаза и приоткрыла губы. Софи усилием воли заставила себя удержаться и благополучно спустилась на землю, когда экстатические стоны Констанции вырвались из приоткрытого окна.

Впрочем, тут не было ничего удивительного. Граф Сандал был вправе иметь столько любовниц, сколько ему заблагорассудится. Недаром он был знаменит своими любовными победами. И не только в Англии, но и за ее пределами. Ничего другого от него ожидать не следовало, да Софи и не ожидала.

Она отказалась от мысли проникнуть в «Курятник», чтобы проверить, в каком состоянии находится ее голубое платье из тафты, пересекла Стрэнд и направилась в Сандал-Холл. Постучав в парадную дверь, которую открыл ей заспанный швейцар, Софи не стала подниматься наверх в апартаменты Криспина. Она прошла через холл и оказалась в главном саду. Не задержавшись ни на мгновение, чтобы полюбоваться недавно посаженными датскими розами и зарослями вереска, она направилась к Темзе и вскоре вышла на каменную лестницу, ведущую к самой воде.

Софи вглядывалась в темную зеркальную гладь, стараясь отделаться от мучительной картины, стоявшей у нее перед глазами, — Криспин на коленях перед Констанцией, но тщетно. Она чувствовала себя жестоко обманутой. Мысли, с которыми она пыталась бороться в кабинете лорда Гросгрейна, снова обступили ее. Софи сняла кафтан и бриджи дона Альфонсо, отлепила усы и погрузилась в воду совершенно обнаженная.

Полчаса спустя Криспин вернулся домой. Он взбежал по лестнице, прыгая через две ступеньки от нетерпеливого желания поскорее увидеть Софи, но нашел свои апартаменты пустыми. В библиотеке, куда временно поставили для них кровать, ее тоже не оказалось. Криспин осмотрел обугленную спальню, висячий сад, туалетную комнату, гардеробную. Он искал Софи под столом, за напольными часами. Ее нигде не было. То, чем ему пришлось заниматься в этот вечер, пробудило в нем настолько сильное желание увидеть Софи, что он готов был поднять на ноги всю прислугу, чтобы сообщить, что Софи похитили. Он так и поступил бы, если бы случайно не выглянул в окно, выходившее в сад Сандал-Холла, за которым виднелась Темза.

Его внимание привлекли не сад и не река, а зрелище неожиданное и оттого еще более восхитительное.

Тысячи белых звездочек плясали на поверхности воды, крутясь то в одном, то в другом направлении. Они разбегались по темной глади затейливым узором, крохотными вихрями магического света, нежными лучами, расходящимися из центра. На глазах у Криспина светящиеся точки стянулись в одну, из которой вдруг возникло прекрасное создание. Звездочки заструились по обнаженному телу женщины, по ее волосам и груди: заискрились на ее ресницах, на кончике носа, на сосках, затем на бедрах и коленях, когда она выходила из воды. Красота ее была совершенной, слишком совершенной, чтобы быть реальной: кожа отливала мрамором в тающем лунном свете, влажные волосы струились по спине. Криспин завороженно смотрел на нее, не ведая, откуда явилась эта неземная богиня, и в то же время зная, что ею может быть только единственная на свете женщина.