Мир остановился внезапно, как замирает метательный нож, с гулким стуком входящий в центр мишени. Глухой хлопок удара еще сотрясает лезвие, и рукоять, постепенно успокаиваясь, вибрирует, удовлетворенно улыбаясь пославшей ее руке.

Сан стоял в «змее», опустив гудящие энергией руки. Канат натяжения, перекинутый через плечи, постепенно ослабевал, и сила, жаждущая продолжения битвы, отступала к позвоночнику.

Мыши были живы, хотя и отчаянно боялись. Почти все люди были ранены, но умерли всего трое. В левую щеку впилась наглая саднящая боль и отчаянно старалась болеть сильнее прокушенного плеча и раненой шеи. Рядом с утесом появились три незнакомых мозга, один явно нечеловеческий.

«Тогда считать мы стали раны, товарищей считать…» — раздались вдруг в мозгу слова незнакомого поэта. Такое с Саном случалось часто. Откуда-то из глубин приходила музыкальная тема, или картина, или строчка непонятной песни. «Откуда и почему, я не знаю, да я тут и ни при чем!» — послушно выдало подсознание. Юноша ощутил могучую волну энергии, пришедшую с этими словами, и порадовался встрече с еще одним незнакомым, но, безусловно, великим человеком.

Сан намеренно не спешил встретиться глазами с драконом, который уже несколько минут пытался поздороваться и выразить свое восхищение. Всегдашняя осторожность сатвийского воина накрыла мозг маскировочной ментальной сетью, и теперь он снаружи ничем не отличался от обычного серого вещества в голове обычного серого человека.

Ночь, очищенная от нечисти, стала гораздо светлее. Яркие южные звезды восторженной толпой обступили ослепительно белый лик ночного светила, слегка подпорченный темными впадинами глаз и беззубой усмешкой Лунного Демона.

Сан давно заметил, что над человеком, выполняющим внутреннюю работу, небо очищается. Когда восемь старших мастеров во главе с Настоятелем выполняли ритуальное Тао Пяти Превращений, даже тяжелые дождевые тучи покорно расступались, открывая высокое, зовущее неземным светом Небо.

«Тебе все-таки придется спуститься. Ведь не собираешься же ты торчать здесь до утра», — явилась вдруг непослушная мысль, и Сан наконец понял причину своей нерешительности. Внизу, рядом с драконом, была она. Приподняв краешек защитной сети, юноша уловил уважение и любопытство. Но, увы, оба этих чувства принадлежали коллеге по боевому искусству. Истинно женская половина девушки гораздо больше симпатизировала высокому эльфу, стоящему рядом с ней.

«Эльфы неслышно ступают и прыгают с большой высоты», — подсказала память.

Учитель вряд ли одобрил бы мальчишескую выходку любимого ученика. Но фигура в желтом одеянии, долгое время стоявшая неподвижно, вдруг вспорхнула с вершины каменного утеса высотой не менее пяти человеческих ростов. Приземление получилось не таким эффектным, как хотелось бы. Сану удалось погасить инерцию чудовищным усилием бедер, но под носок левой ноги подвернулся неустойчивый осколок базальта, и лишь учтиво подставленный драконий хвост позволил сохранить правильное положение.

— Я благодарю тебя, — Сан склонил голову, за последние несколько дней покрывшуюся жесткой щетиной волос.

Дракон утробно рыкнул, что долженствовало означать: «Не стоит! С кем не бывает!»

— Да пребудет с тобой Сатва! — Эльф поднял руки в ритуальном приветствии. — Меня зовут Делон. Мы с Эйбом и Леттой были свидетелями твоего боя. Круговая техника очень впечатляет!

— Я умею только то, чему меня научили наставники, — Сан слегка улыбнулся Делону. Было удивительно приятно чувствовать гордость за свою школу, за своих учителей и за себя, сделавшего то, что должно.

— «Я видел так далеко только потому, что стоял на плечах гигантов…» — сказала вдруг девушка каким-то особенным, отстраненным голосом.

Она некоторое время слушала отголоски своих слов, а затем, неуверенно переводя взгляд с монаха на эльфа, спросила:

— Это сказал кто-то из великих?

Видя, что они молчат, она пожала плечами и, как бы оправдываясь, заговорила:

— У меня иногда бывают внезапные озарения. Как будто кто-то вкладывает в голову чужие мысли. Иногда мне кажется, что я уже жила однажды. Где-то в другом, более благополучном мире…

Видя, что эльф задумался, Сан заговорил, тщательно взвешивая слова:

— Я тоже испытывал подобное чувство. Последователи Сатвы верят, что люди рождаются многократно в разных телах и под разными именами. Наше Рождение произошло не двадцать и даже не тысячу лет назад. Срок нашей истинной жизни не измерить солнечными часами. Для этого нужен иной, звездный инструмент. Да и что может сказать о вечности бабочка-однодневка?

Эйб, не совсем понимающий этого философского диспута на поле битвы, попытался деликатно кашлянуть. Сан и Летта одинаково резким движением повернули голову на звук. Увидев их мгновенно преобразившиеся фигуры, Делон рассмеялся радостно и совсем не обидно:

— Вот теперь я окончательно понял, что мне пора уходить из Пограничного Дозора. Глядя на вас, друзья, трудно считать себя опытным воином. Прежде чем мы расстанемся, я хотел бы попросить вас дать мне несколько уроков.

— Ты, конечно, шутишь? — Летта посмотрела на эльфа с легкой укоризной. — Чему могу научить тебя я, еще час назад ни на что не способная?

— Кроме того, — в свою очередь вступил Сан, — я слышал, что в поединке на мечах смертный всегда уступит эльфу, каким бы искусным он ни был.

— Так говорил твой Учитель? — спросил Делон, пристально глядя сатвисту в глаза.

— Нет! Он такого сказать не мог. Мысль о неминуемом поражении — это уже само поражение!

— Почему же тогда так говоришь ты?

Пауза повисла над Саном, как промежуток между молнией и громовым раскатом.

Медленно опустив взгляд, послушник склонился перед эльфом.

— Видишь, не ты, а я получил сегодня урок.

— Надеюсь, ты все же не откажешь мне в поединке? — Делон снова улыбался, озорно блестя золотистыми эльфийскими глазами. — Днем, когда мы все отдохнем, — быстро добавил он, видя напружинившиеся плечи Сана.

«Никто тебе не друг, никто тебе не враг, но каждый человек тебе Учитель…» — тихо сказала Летта, глядя вслед странному монаху, который, несмотря на свое несомненное мужество, боялся встречаться глазами с девушками.

Подмирье

Спецсектор Промежутка

— Да-а. Остроухий на драконе — это не шутка. Это, я тебе скажу, целая куча дерьма! Обоим нам с головкой да и рогами в придачу. Прямо Война назревает. Если нужно будет этого Стража кончать, то без пары рарругов и взвода троллей ни за что не справиться. Да и с ними в авангарде придется потеть кровавым потом. Через все дырки. И дырок к концу разборки сильно поприбавится. Че молчишь, Лупоглазый?

— Дык, я че? Я, как ты. Живот вот что-то барахлит. И поясницу ломит. Я так мыслю: Война — это не про нас. Это пущай сильники бодаются. Мы с тобой для других делов деланы! Как бы нам с етой лямбды соскочить, а, Струмчик?

— Тут ты, Твур, прав. Крыланы на Лысого дуром поперли. И где они теперь? Все скалы вокруг тушками усеяны! Слушай, а здорово он их! Хоть он и гад и на лысину его смотреть тошно, но ведь хорош был? Просто смерч какой-то, а не руконогий! Я бы хотел так выучиться! Я ведь в детстве о Спецкоманде мечтал… Но как он их! Красота, да и только!

— Ты, Ушастый, вовсе сбрендил. Он нас, можно сказать, опять заставил сопли жевать, а ты им восхищаешься! Слово-то какое противное выискал: «красота»! Это где ты слышал такую гадость? Сволочь твой Лысый, Распроклятый эйнджел и мразь руконогая! Он доиграется, наплюю на все приказы, сам наверх вылезу, подберусь ночью и шильцем в печень. И сдохнет, сдохнет, сдохнет!

— Охолони, Лупоглазый! Забыл? В собственном теле нам наверх никак нельзя! А ну как он твою лапку с шильцем на полдороге перехватит? Он же тебя на медленном огне жарить начнет, и ты все стремительно вывизжишь. И про Заказ, и про Его Самость, и про Самого со товарищи. Тут уж тебе смертью не отделаться! Будешь по Дну на брюхе ползать. Вернее, на том, что у тебя там останется! Первейшее наше правило: наверх только в казенных телах!