– Минти! – прокричала Эмбер за дверью. – Давай быстрей, мне нужен «Тампакс»!

«О боже! – помрачнев, скривилась я. – Только без истерик». Вылезла из ванны, завернулась в полотенце и открыла дверь.

– Спасибо, Минт. И поторапливайся, мне тоже нужно принять ванну.

– Я не знала.

– К тому же через полчаса мы уходим, так что поспеши.

– О'кей, – устало отозвалась я, вынув пробку из слива. Да, я, конечно, очень люблю Эмбер, к тому же она здесь ненадолго. Хотя, вообще-то, прошло уже три месяца. Время летит незаметно, когда... Да, время летит.

Через сорок минут мы уже выходили. На Эмбер был новый брючный костюм от Уильяма Ханта. Очень модный. Темно-синий, в тонюсенькую полосочку. Выглядела она потрясающе. Эмбер очень высокая и стройная, поэтому брючные костюмы на ней сидят чудно. Я надела длинное шелковое платье от Кэтрин Хэмнетт, одно из тех, которые Доминик особенно ненавидел. Говорил, я слишком низкорослая, чтобы носить такие вещи.

– Понимаешь, Минти, ты коротышка, почти карлик, – растолковывал он.

Я была ошеломлена. Подозревала, конечно, что ростом не вышла, но карлик? Никогда бы не подумала...

– Вообще-то во мне пять футов пять дюймов, – заявила я. – Пять футов пять дюймов – это не карлик. Это средний рост. Тебе только кажется, что я маленькая, потому что ты сам высокий. И вовсе я не карлик.

– Нет, дорогая, ты карлик, – настаивал он, заключив меня в объятия. – Симпатичный, милый маленький карлик.

– Не думаю... что это так.

– Да, да, да, – дразнил он. – И карликам не следует носить длинные платья, не правда ли?

– Ну...

– Не следует, моя сладкая коротышка Минтола?

– М-м-м... нет, – услышала я свой голос как бы издалека.

После того я рискнула надеть это платье всего один раз. Прошлым летом, когда мы проводили отпуск в Озерном краю. Дом очень разозлился. Его это прямо-таки взбесило. Я решила постоять за себя и спросила, с какой стати он так взъелся. Не кажется ли ему, что это просто смешно? В конце концов, это и мой отпуск тоже. У него на лице проступило бешенство, но я стояла на своем: платье прекрасное, не вижу в нем ничего плохого и не понимаю, почему оно ему не нравится. При этих словах он побагровел и замахал руками – всегда так делает, когда выходит из себя, что случается часто, даже слишком часто, – и стал вопить. Чтобы отвлечься, я, как обычно, начала про себя склонять его имя, происходящее от латинского dominare: Domino, dominas, dominat, dominatum, dominatis, dominant; domino, dominas, dominat... Его голос забирался все выше и выше, от обычного высокого тенора к сопрано, срываясь на истеричный, визгливый фальцет, пока вдруг он не выпалил: «Одежда для меня имеет огромное значение!» Не желая и дальше терпеть истерику, я сдалась. Просто не знала, что делать, когда он в таком состоянии. Раньше Дом никогда себя так не вел. Переодеваясь, я напомнила себе, что Доминик – очень уязвимый, и это нужно понимать. Понять – значит простить, так? Но все равно было тяжело. «Я всего лишь хотела спокойной жизни», – устало подумалось мне. Спокойной жизни. Чтобы ко мне относились как к равной. Именно об этом я всегда мечтала, но плата была слишком высока.

Зато теперь я могла делать все, что душе угодно, и потому сегодня вечером достала из-под кровати коробку с платьем и надела его с ощущением, будто преступаю запрет. Самое странное, даже сейчас, когда Доминик меня бросил, я мучилась чувством вины. Глупо, правда? Теперь-то какая разница! Платье было мне великовато – я сильно похудела, – но выглядело чудесно. Даже роскошно. Мы с Эмбер перешли железнодорожный мост и оказались возле станции метро. Я посмотрела на стену, выкрашенную кремовой краской, напротив южной платформы. На ней все еще виднелись смазанные красные буквы, каждая в фут высотой: «Чарли Эдворти – говнюк!» Почему только их до сих пор не закрасили? Эмбер повезло, что ее не поймали.

– В следующую субботу иду на курсы, – сообщила я, пока мы ждали поезда.

– В следующую субботу? – удивилась Эмбер. – Это же твой день рождения.

– Знаю.

– Тебе будет тридцать.

– Да. И в свой день рождения я отправлюсь на семинар под названием «Решающий фактор».

– Это еще что?

– Программа для людей, которые слишком добры к окружающим, – объяснила я. – Для тех, кем легко манипулировать.

Эмбер просияла:

– Отличная идея, Минти. Наверное, и мне этот семинар не помешает.

– Тебе?

– Да, мне, – прокричала она сквозь рев подъезжающего поезда. – Ведь если бы я не была так добра к Чарли, – продолжила кузина, после того как мы сели в вагон и покатили в южном направлении, – он бы меня не бросил. Да, теперь я все понимаю, – проговорила она, выходя из вагона на Лестер-сквер и шагая по Черинг-Кросс. – Не следовало быть такой доброй с этим ублюдком!

Пропустить бар «Кенди» было невозможно: огромные ярко-розовые и зеленые неоновые загогулины вывески так и лезли на глаза. На тротуаре стояла квадратная женщина-охранник.

– Ни один мерзкий ублюдок мимо нее не пройдет, – с ненавистью прошипела Эмбер, и мы оказались внутри.

Вечеринка была в самом разгаре. Спускаясь по ступенькам в кромешную темноту, мы с удивлением обнаружили, что все гостьи в карнавальных костюмах. В зловещем мраке собралось около ста женщин – сплошь в бальных платьях или костюмах и галстуках. Самое забавное, мы с Эмбер ничуть не выделялись в толпе.

– Привет, я Мелисса! – представилась красивая блондинка в бледно-бирюзовом вечернем туалете и перчатках до локтей. – Хозяйка бара «Кенди».

– Прекрасные костюмы! – восхитилась я.

– В первую субботу каждого месяца мы пытаемся возродить роскошь изящных эпох, – пояснила она. – Лелеем ностальгию по двадцатым, тридцатым, сороковым годам. Могу я предложить вам выпить? – спросила она. – У нас есть вкуснейшие, соблазнительные коктейли.

Девушка в униформе французской горничной смешала мне коктейль «Грета Гарбо», влив в него непомерное количество кюрасо. Эмбер выбрала «Марлен Дитрих» – куантро с клюквенным соком. Над зеркальным баром медленно вращался сверкающий шар, отбрасывая лучи, которые разбивались о стены. Сидя на высоких табуретах, мы оглядывали гостей. В теплом воздухе порхали веера из перьев. Руки в перчатках ныряли в сумочки за пудреницами. Красивые девушки в мини-юбках и сетчатых колготках семенили по залу с подносами, предлагая экзотическое курево и конфеты. В уголке я заметила высокую женщину-диджея в очках и голубом шелковом платье с запахом.

Думай только о хорошем, – пел глухой, проникновенный голос Пегги Ли[50], – забудь о плохом.

Эмбер купила русскую сигарету и закурила. Бледно-голубой дым тонким витком поднялся над баром. Рядом с нами стояли две женщины. Одна из них была в оригинальном платье фасона сороковых годов, ее подруга – в черной брючной паре. Она мне улыбнулась, и я ответила ей тем же.

– Красивая бабочка, – похвалила я, пытаясь завязать разговор.

– Вообще-то я хотела надеть фрак, – ответила она, – но, к сожалению, он в чистке.

– Жаль, что мне не идут брючные костюмы. Ростом маловата, – с сожалением поделилась я, потягивая коктейль.

– Когда носишь брючные костюмы, – ответила она, – самое главное – выглядеть как джентльмен. – При этих словах мы все покатились со смеху.

– Мы с Минти двоюродные сестры, – сообщила Эмбер, глубоко затягиваясь. – Живем вместе на Примроуз-Хилл.

– Вам не кажется, что это как-то... неудобно, что ли, – замялась одна из подруг – ее звали Вив. – Вы же все-таки сестры.

– Подумаешь! – засмеялась Эмбер. – Нам с Минти очень хорошо вместе, правда, Минт? – Я кивнула. – Я переехала к ней несколько недель назад, и мы прекрасно поладили, да, Минт? – Я опять кивнула. – Ни разу не поругались, правда? – Она обняла меня, я снова отделалась безразличным кивком и засмеялась.

Похоже, Эмбер здесь нравилось. Она уже прожужжала нашим новым знакомым все уши, толкуя про свои книги, заставила записать названия, и теперь они весело поливали грязью мужской пол.