— О, Бернард, вы мне очень нравитесь, — призналась мама. — Но я не могу выйти за вас замуж. Я ни за кого не смогу выйти замуж. Никогда.
В ее голосе, несомненно, звучала боль. Я насторожилась.
— Дело в Деборе? — спросил лорд Брэдфорд. — Я знаю, она вас ко мне ревнует, но она сумеет это преодолеть. Ревность? Что за мужская самонадеянность!
— Нет, — ответила мама, — Дело не в Деборе. Дебора никогда не встала бы на пути к моему счастью. Я почувствовала укол совести.
— Больше ничего не могу сказать, — продолжала мама. — Вы просто должны поверить мне: я не могу выйти за вас замуж.
Я почувствовала, что уже ничто не спасет меня от ветра.
— Только за меня или вообще ни за кого? — уточнил лорд Брэдфорд.
— Ни за кого.
На каменные плиты двора упала сломанная ветка, ветер злобно срывал с нее зеленые листья.
— Нет, вы мне все-таки должны объяснить, в чем дело, Элизабет, — решительно заявил лорд Брэдфорд.
— Я не могу! — В голосе мамы звучало отчаяние.
— Послушайте, душа моя! — Я не могла поверить, что лорд Брэдфорд способен произносить подобные слова. — Что бы это ни было, вместе мы найдем выход. Но вы должны мне рассказать, в чем дело.
Мама всхлипнула.
Я крепко сжала кулаки, так что ногти врезались в ладони.
— Я не могу быть ничьей женой, Бернард. Я не могу… это… выносить… когда ко мне прикасаются. Я… — Она горько заплакала.
Мне хотелось подбежать к ней и крепко-крепко обнять.
Ветер с такой силой трепал листья, что мне пришлось напрячь слух, чтобы уловить их слова.
— Что вас заставило так к этому относиться, Элизабет? — необычайно мягко настаивал лорд Брэдфорд.
Послышались сдавленные рыдания. Судя по звуку, мама уткнулась во что-то лицом — возможно, в плечо лорда Брэдфорда.
— Виноват ваш муж?
У меня сжалось сердце. Мой отец? Неужели мой отец сделал с ней что-то ужасное?
— Нет, только не Эдвард. — Мама перешла на шепот. Чтобы ее услышать, я придвинулась поближе к двери. — Это случилось, когда я была гувернанткой. Однажды ночью он… он проник в мою комнату и взял меня силой. Он сказал, что если я кому-нибудь пожалуюсь, то меня сразу же уволят без рекомендаций. Он… о Боже, мне было так больно, Бернард! Я так испугалась!
Я застыла неподвижно, как статуя, не доверяя собственным ушам.
— Это был Джон Вудли, Элизабет? — грозно спросил лорд Брэдфорд.
Я непроизвольно поднесла руки ко рту, словно пытаясь подавить крик.
— Да, он, — после долгого молчания прошептала мама.
Ветер все усиливался. Пряди волос, выбившиеся из-под ленты, хлестали меня по лицу.
— Какая жалость, что он сбежал! — произнес лорд Брэдфорд таким тоном, от которого у меня мурашки пошли по коже. — Мне бы очень хотелось всадить в него пулю.
Мне он положительно начинает нравиться, — подумала я.
— Вскоре после того, как это случилось, Эдвард предложил мне стать его женой, — продолжала мама. Она уже не так сильно плакала. — Я не сказала ему, что со мной сделал его брат.
— Но почему? — мрачно спросил лорд Брэдфорд. — Негодяй не заслуживал пощады.
— Джон, конечно, стал бы все отрицать, а я не знала, поверит ли мне Эдвард. Я была так благодарна ему за то, что больше не буду беззащитна и никогда не стану добычей такого хищника, как Джон… Но потом, в первую брачную ночь… о Боже, все опять вернулось!
Мама снова зарыдала.
— Я не хочу, чтобы вы прошли через это, Бернард. Эдварду вряд ли было приятно жить с женщиной, которая едва переносила его объятия. Я пыталась. Да, я пыталась. Но каждый раз, когда он прикасался ко мне… — Послышались глухие звуки тщетно сдерживаемых рыданий.
— Не плачьте, душа моя! Пожалуйста, не плачьте!
— Я… я… стараюсь успокоиться, — ответила мама.
— А как вы объяснили это Линли? — чуть выждав, тихо поинтересовался лорд Брэдфорд.
— Я сказала ему, что меня изнасиловал прежний работодатель. Он был очень внимателен ко мне, насколько это вообще возможно в подобных обстоятельствах, но я не хочу, чтобы кто-то переживал это вновь. Особенно человек, которого я люблю. Вот почему я не выйду за вас замуж.
В столовой воцарилось молчание. Прижав ко рту кулаки, я стояла на террасе и думала о своей матери и том ужасе, который с ней случился.
Мне вспомнился Роберт. Отвечала бы я на ласки Рива с таким восторгом, если бы мою память отягощали воспоминания о чудовищном насилии? Вряд ли.
Мне вспомнился Джон Вудли и то, как мама едва не упала в обморок, когда мы встретили его в Брайтоне. Теперь я наконец все поняла.
— Вместе мы справимся с этим, Элизабет, — прозвучал уверенный голос лорда Брэдфорда. — С тех пор как это с вами случилось, прошло много лет, а я очень терпелив.
К моему удивлению, мама рассмеялась сквозь слезы.
— Нет, Бернард. — заметила она. — Не очень.
— С вами мое терпение будет бесконечным. — Он говорил так, словно выстрадал каждое слово.
— Не могу, — повторила мама. — Я понимаю, что дело только во мне. Я вижу, как моя дочь смотрит на Рива, и понимаю, что физическая любовь может быть прекрасной, но меня сделали калекой, Бернард. И я сомневаюсь, что это можно исправить.
Я не предполагала, что мои чувства к Риву столь очевидны.
В столовой снова воцарилось молчание. Затем я услышала, как лорд Брэдфорд печально спросил:
— Элизабет, кто отец Деборы? Кровь застыла у меня в жилах. — Я не хочу этого слышать, — закрыв глаза, подумала я. — Я не хочу этого слышать.
Но я не могла уйти. Если бы я сдвинулась с места, то выдала бы себя.
— О Боже! — ответила мама, — Я не знаю. Я вышла замуж почти сразу после того, как Джон сделал это со мной, поэтому просто не знаю. Я действительно не знаю!
***
Я простояла на террасе до тех пор, пока мама с лордом Брэдфордом не ушли из столовой. Когда это наконец произошло, я бросилась наверх, чтобы надеть костюм для верховой езды. Я оказалась совсем не той, кем всю жизнь себя считала, и теперь мне нужно было побыть одной, чтобы попытаться как-то примириться с новой реальностью.
На конюшне мне не хотели давать лошадь.
— Надвигается большая буря, леди Кембридж, — заспорил со мной главный конюх. — Сейчас не время для прогулок!
Впервые в жизни я использовала свое новое положение.
— Я не собираюсь спорить с вами, Томкинс, — надменно сказала я. — Немедленно приведите мне лошадь — вы слышали?
— Да, миледи, — неодобрительно причмокнув губами, пробормотал он и распорядился, чтобы побыстрее оседлали Мирабель — гнедую кобылу, которую Рив привез для меня в Вейкфилд.
К тому времени когда я покинула поместье, ветер уже дул с чудовищной силой. Мирабель фыркала и взбрыкивала, пугаясь его завываний и треска сломанных веток. Решив, что следует держаться подальше от деревьев, я направила ее на дорогу, ведущую к морю.
Я пустила лошадь в галоп, и она с готовностью устремилась вперед, словно желая ускакать от бури. На самом деле, конечно, мы мчались как раз ей навстречу — в сторону пролива. С моей головы слетела лента, так что волосы свободно развевались по ветру, как грива Мирабель. Дождь еще не начался, но в воздухе чувствовался сильный запах соли, значит, с неба вот-вот польется.
У меня не было какой-то определенной цели, я ехала куда глаза глядят, желая лишь оказаться как можно дальше от дома, и в результате очутилась там, где прошли едва ли не самые приятные минуты моего пребывания в Вейкфилде.
Я очутилась на острове Чарльза.
Довольно скоро я, конечно, поняла, что совершила колоссальную глупость. Оправданием могло послужить только мое состояние. Я была так поглощена своими переживаниями, что не заметила, как быстро прибывает вода, причем волны вздымались значительно выше, чем обычно. Полоска песка стала совсем узкой, а ведь полный прилив ожидался только часа через три.
Преодолев галопом косу, мы с Мирабель влетели на остров. Глаза лошади тут же запорошил мелкий песок, и я повернула на запад, к тропе, ведущей к скалистому южному берегу.