— Вы и в самом деле уверены, что узнали меня?

Взгляд дымчато-карих глаз немного потеплел, и на душе у нее стало чуть легче.

— Неужели мужчина может не узнать свою собственную жену?

— Жену?! — с испугом вырвалось у нее. Голова у нее закружилась от страха. Она с ужасающей ясностью поняла, в какую предательскую ловушку загнала ее судьба. Если то, что он только что сказал, было правдой, — значит, она замужем за совершенно чужим для нее человеком, которого видит в первый раз в жизни. Прикрыв лицо дрожащей от слабости рукой, она зажмурилась, отчаянно стараясь не смотреть на него.

— Но я … я даже не знаю вас!

— Позвольте представиться, мадам! — Нежность, которая звучала в этом голосе невольно притягивала ее. Его испытующий взгляд утонул в темных, загадочных глубинах ее сознания, и ей показалось, что прошла целая вечность прежде, чем он весело хмыкнул и отвесил ей галантный поклон. — Эштон Уингейт, к вашим услугам, миледи, а это… — Он указал на двух пожилых дам — это моя бабушка, Аманда Уингейт, и ее сестра, Дженнифер Тейт. А вот это — Он кивнул в сторону огромной негритянки — наша экономка Уиллабелл. — Приняв более серьезный вид, он продолжал: — Уверен, что тетушка Дженни и Уиллабелл не откажутся подтвердить, что я именно тот, за кого себя выдаю, если тебе не достаточно слов бабушки. Они также могут сообщить, что не далее, как три года назад я сообщил им, что женился на девушке по имени Лирин Сомертон.

Ее испуг и недоумение все возрастали. Все, что она услышала, звучало настолько странно, что она позволила себе высказать сомнение.

— Но … если, как вы говорите, мы женаты уже три года, а ваши родственницы живут с вами, то почему же тогда они говорят, что не узнают меня?

— Это как раз просто. Они и в самом деле ни разу в жизни вас не видели.

Она недоуменно вздернула бровь и слегка поморщилась, потому что почувствовала боль там, где на гладкой коже красовался синяк. Она явно ждала, что он скажет, а сама при этом ломала голову, что за игру он затеял. В конце концов, это ведь он заявил, что кроме него, ни одна живая душа не сможет ее опознать.

Глубокое внутреннее чутье немедленно подсказало Эштону, что она подозревает неладное, и он постарался, как мог, развеять ее страхи. Не то, чтобы он отчетливо понимал, что она переживает в душе, однако же ничуть не сомневался, что перед ним та самая женщина, в которую он так отчаянно был влюблен, ради которой решил отбросить все сомнения и покончить с холостяцкой жизнью.

— Мы как раз плыли по реке на моем пароходе. Это был наш медовый месяц — я вез вас домой, когда на нас напали пираты. Завязалось сражение, и во время этого по несчастной случайности вы упали за борт. Я был тяжело ранен. Никто из моих людей и не догадывался о том, что случилось с вами. А я, к несчастью, был без сознания. Поиски начались, когда я очнулся, а это случилось нескоро. Потом мы больше недели обыскивали реку вдоль и поперек, но все было напрасно. Поэтому в конце концов все решили, что вы утонули и тело унесло течением.

— То есть … вы хотите сказать, что целых три года считали меня погибшей? — спросила она.

— Да. Только прошлой ночью я узнал, что ошибался.

Ей совсем не хотелось, что ее сочли упрямой до глупости, но кое-какие сомнения все же оставались.

— А, может статься, сэр, ваша супруга и в самом деле погибла, а я просто очень похожа на нее. В конце концов, ведь прошло уже почти три года, вы это сами сказали. За это время вы могли немного забыть ее.

— Эштон, дорогой, думаю, будет лучше всего, если ты покажешь ей портрет Лирин, — мягко предложила тетушка Дженнифер. — Может, тогда она поверит.

Эштон молча кивнул и вытащил из-за изголовья портрет. Повернув ее, он приподнял картину так, чтобы она могла хорошенько разглядеть лицо женщины на портрете. Но заметив ее растерянный взгляд, он похолодел.

— Вы хотите сказать, что именно так я и выгляжу? — ошеломленно спросила она.

— Дитя мое! — Аманда не могла прийти в себя от удивления. — Неужели ты хочешь сказать, что сама не помнишь, как выглядишь?! — Выдвинув ящичек, она вытащила из него маленькое карманное зеркальце и сунула его в руку девушки. — Вот, можешь убедиться сама, — довольно улыбнулась она. — А заодно и рассмотри себя хорошенько. Конечно, вид у тебя немного усталый и личико бледненькое, но все равно, ты очень хорошенькая!

Бросив робкий взгляд в зеркало, девушка увидела совершенно незнакомое лицо. Даже несмотря на то, что царапины и ссадины на лбу и на щеках были хорошо ей знакомы, по крайней мере, на ощупь, все же остальное ни о чем ей не говорило. Она критически разглядывала бледное лицо: изящный овал, тонкие аристократические черты и высокие скулы — все это ей понравилось. Светло-каштановые волосы цвета опавшей осенней листвы, густые спутанные локоны разметались по плечам, словно плащ. Потемневшие глаза широко распахнуты и с испугом вглядываются то в портрет, то в незнакомку в зеркале. Судя по всему, и портрет ясно свидетельствовал об этом, она и в самом деле находится среди людей, которые знали ее до этого злосчастного происшествия. Сходство было несомненное — тот же прямой, изящный нос, те же изумрудно-зеленые глаза под густыми темными ресницами, тот же выразительный рот. Да, сходство было и несомненное, так что теперь, подумала она, будет нелегко убедить этого так называемого мужа в том, что он ошибся.

— Все это так неожиданно, — жалобно прошептала она. Глубокая усталость вдруг навалилась на нее и она с немалым облегчением откинулась назад, зарывшись в подушки. Из груди ее вырвался тяжелый вздох.

— Вам нужно отдохнуть моя дорогая, — добродушно проворчал доктор Пейдж. — Здесь вы в безопасности. О вас хорошо позаботятся.

Прохладная, влажная салфетка вновь легла на ее горячий лоб и прикрыла воспаленные глаза. Девушка с наслаждением вздохнула. Затем кровать скрипнула, и доктор встал.

— Насколько я помню, Аманда, вы обещали накормить меня завтраком, — Он двинулся к дверям, а все три женщины торопливо засеменили вслед за ним. Перед дверью он немного помедлил и обернувшись через плечо, встретился взглядом с Эштоном. И такая боль и тревога были в его потемневшем лице, что добродушный доктор не нашел в себе мужества потребовать, чтобы тот ушел. — Только не слишком долго, Эштон. Она еще слаба.

Дверь за ними закрылась, и наступила тишина. Оставшись вдвоем, они молча смотрели в глаза друг другу. Глаза женщины сузились, в них читалось недоумение и покорность судьбе. Подойдя поближе, Эштон вновь жадным взглядом впился в прекрасное лицо, которое так часто являлось ему во сне и наяву. При виде ее кровь в нем закипела, он с трудом подавил в себе острое желание схватить ее в объятия и крепко прижать к груди. Ему стоило нечеловеческих усилий взять себя в руки. Только почувствовав, что вновь владеет собой, он осторожно присел на край кровати и взял ее ладонь.

— Лирин, дорогая, я готов ждать сколько угодно, лишь бы с тобой все было в порядке. Поверь мне, ты — это та самая женщина, которую я любил и люблю. Бог милостив, скоро ты сама тоже это поймешь.

Страшась задеть его чувства, она осторожно высвободила свою руку из его горячих пальцев и натянула одеяло до подбородка.

— Вы называете меня Лирин, но это имя мне ни о чем не говорит. Честно говоря, я вообще ничего не помню, что со мной было, вплоть до той минуты, когда я пришла в себя и услышала, как кто-то окликает меня. Мне нужно подумать… — Она чуть заметно сдвинула изящно выгнутые брови. — Но… странно, правда…даже думать мне как бы не о чем. Я так устала…и сердце болит. Доктор сказал, чтобы я как можно больше отдыхала… Похоже, он был прав. — Она не поняла, почему лицо его внезапно потемнело, и мягко дотронулась до его руки кончиками пальцев. — Я совсем не знаю вас, Эштон, — слабая, неуверенная улыбка тронула ее губы, — Может быть, это и есть мой дом, — Она произнесла это так неуверенно, словно и сама не знала, так ли это. — Все, что вы говорите, конечно, может быть правдой. В моем нынешнем состоянии вряд ли могу возражать. Если это доставит вам удовольствие, я даже согласна, чтобы вы называли меня Лирин…по крайней мере до тех пор, пока я не вспомню свое настоящее имя. — Она опустила глаза, и пушистые ресницы легли на побледневшие щеки, а все предметы в комнате слились в какое-то расплывчатое, неопределенное пятно, на фоне которого ясно выделялось только его лицо. — А сейчас, Эштон, если вы не возражаете, я хотела бы отдохнуть.