Пёс поднял взгляд, всеми своими органами чувств сканируя незнакомца. Флюиды были нормальные. Можно сказать, что парень свой. Вильнул хвостом. Незнакомец погладил его и взглянул в глаза. Пёс завилял хвостом сильнее.

– Старенький, брат. Пойдём, прогуляемся. – Протянул псу кусок сыра, достав его из сумки. Тот жадно схватил его и сразу проглотил. Стал смотреть на нового друга.

– Пойдём, пойдём…

Пошли. Миновали речной порт и двинулись по набережной, вдоль Днепра. Новый друг молчал и глядел на воду. Было раннее утро, солнце только-только показалось из-за серой многоэтажной линии левого берега.

– Бездомный, дружище? Или выгнали? Бывает, бывает… Ты мне скажи, кого в этой жизни не выгнали? В каком-то смысле.

Мимо проехала на большой скорости стайка велосипедистов, в чёрных очках, с рюкзаками и в наушниках. Пёс проводил их взглядом.

– Я тоже многих выгнал. Жалею теперь. Но себя, брат не переделаешь. И когда поймёшь это окончательно, вот тогда-то и наступает настоящая тоска.

Они миновали церквушку, стоящую на берегу, на самой воде. Возле двери стоял священник в рясе и, зевая, смотрел на них. Пёс поглядел на него.

– Да, мохнатый. Это называется церковь. Когда теряешь всё, идёшь сюда. Говорят, помогает. Но когда всего через край, сюда никто не ходит. Вот такое раздвоение души.

Человек с собакой пошли дальше, вдоль набережной. Солнце уже почти взошло и бросало огненные отблески на крыши домов. Подошли к небольшой гостинице на воде. У входа на трап стоял швейцар в тёмно-синем костюме и с блестящими погонами.

– Пёс со мной, – проговорил человек и провёл собаку по трапу. Швейцар не решился ничего сказать.

В номере «мохнатый» получил порцию колбасы из холодильника и, не утруждая себя рассуждениями об удаче, принялся быстро уничтожать фартовую пищу.

– Полковника Дубину, пожалуйста, – сказал по телефону новый друг пса. – Алло… Я на месте, – и отключил телефон. Выглянул в окно на Днепр. Вытащил из сумки переносной компьютер и стал работать на нём. Пёс блаженно лежал под столом и вскоре уснул. И сладкие собачьи сны стали сниться ему: о детстве, о молодости и о счастливой былой жизни… Но сны прервались. «Мохнатый» открыл глаза. Новый друг спал на кровати, а дверь в комнату медленно открывалась. Шерсть дыбом встала на загривке. Осторожно в дверь зашли двое и тихо прикрыли её за собой. В руках у одного был длинный чёрный пистолет с глушителем. На цепочках они пошли к кровати… Агр-р-р-р-р-р!!! А-а-а-а-а-а-а! Туф-ф-ф… Туф-ф-ф…

Он застрелил обоих. Не знаю, каким образом. Это были лучшие специалисты. И собака там какая-то оказалась, под ногами путалась, а может, и помогла ему – свидетелей нет. Швейцар запустил его с псом, а затем выпустил. Он сел в «Ягуар», собаку забрал с собой, и теперь неизвестно где.

– Скорцени, за операцию отвечаешь ты. Где Ликвидатор? Ты соображаешь, кого ты упустил? Его вели по компьютерам с Сейшельских островов через 24 страны. Наконец он появился не виртуально. Надо было просто ликвидировать Ликвидатора. Это сложно? Нет, ты мне скажи, это сложно – выстрелить в спящего человека? Или дубиной по голове дать, в конце концов! Его усыпили инфразвуковым генератором, и надо было просто войти и грохнуть этого умника.

– Но, собака…

– Какая собака, Скорцени? Не беси меня, я тоже итальянец. Какая собака? Только попробуй, скажи сейчас, что в провале операции виновата собака. Ну? Скажи! Собака? Да? Уффф… Это полный аут. – Упал в кресло.

– Мы его найдём.

– Где? Ты не в Риме, и помни об этом каждую секунду, а не минуту. «Наайдём!..» Ой, аут… аут…

– Вы же знаете, что Киев наш. Все структуры будут работать на нас. Все!

– Да уж… Я знаю эти структуры. То им не те условия, то евро не того цвета, то хата сгорела и все ушли на фронт. – Облокотился о стол и лёг на него грудью. Помолчал. Сказал:

– Скорцени, мой добрый друг, я здесь, в этом городе, работаю тридцать лет. Тридцать лет! И, – вытер пот со лба, – если я что-то говорю, то, представь себе! Так оно и есть. И вбей это себе в голову!

– Шеф, я виноват, мы провалились по моей неосмотрительности. Если вы скажете, я пойду и застрелюсь.

– Что? – Прищурившись, посмотрел в глаза. – Хочешь слинять? Нет, не разрешаю. Не стоит.

– Ну, не стоит, так не стоит.

– Теперь слушай. Пришла оперативная информация и в ней сказано, что Объект находится в районе старого Подола, плюс-минус километр.

– Где точка отсчёта?

– Киево-Могилянская академия. Именно в ней нет ничего. Проверено. Когда её штурмовали, там прощупали всё и не нашли ничего, кроме героина. Искали подземный ход, ломали голову, куда могли исчезнуть двести человек мятежников и… Кстати, как ты думаешь, куда они делись?

– Ночью ушли дворами.

– Скорцени, какими это дворами?

– Через больницу. Там, с заднего хода академии, есть больница, есть двор…

– Ну-ну…

– Господи, шеф, это знает каждый оперативник. Они купили себе выход.

– Что? Не намекай, а скажи ясно.

– Они заплатили оцеплению и те их всех выпустили.

Шеф упал в кресло и стал задумчиво смотреть на подчинённого. Спросил:

– Такое говорят?

– Так оно и было. Извините, шеф. Я вас уважаю. Но чудес не бывает. Это, наверное, англичане пришли к выводу, что есть подземный ход. После строительства тоннеля под Ла-Маншем они помешаны на этой теме.

– А кто стоял в оцеплении со стороны двора?

– Кхм… Итальянский контингент в составе НАТО.

– Да? Ты меня не удивил. Значит наши парни дали хохлам уйти и заработали на этом? Ха! Молодцы! Муссолини ими бы гордился! А янки пусть ловят… Ой, умру со смеха… Скорцени! Только не говори, что ты пошутил. Наши отпустили киевлян, а американцы рвут подмётки по всему городу, делают облавы. Ой… Ха-ха-ха-ха-ха!!! – Вытер слёзы от смеха. Закурил. Проговорил:

– Хорошо, то былое. Пусть ищут, мне плевать. Я даже никому не доложу о том, что ты сегодня мне сказал. Вернёмся к Ликвидатору. – Помолчал. Покурил. Потушил. Поинтересовался:

– Ты знаешь, почему у него такая кличка – Ликвидатор?

– Наёмный убийца, наверное. Или что-то в этом роде.

– Да, что-то в этом роде. – Пододвинулся к собеседнику и тихо, отчётливо сказал: – Я тебе сообщу, чтобы у тебя стало поменьше жеребячьего оптимизма и любви к жизни. Скорцени, Объект – это не баба, чтобы ты знал. Объект – нейтронный заряд, заложенный на территории Киева в восьмидесятых годах прошлого века. – Скорцени глядел на шефа преданным взглядом. – А Ликвидатор должен привести в действие этот заряд. Доступно?

Скорцени заморгал. Спросил:

– Что вы имеете в виду, шеф?

– Господи, сволочь ты итальянская, я что говорю, то и имею в виду. Мощность бомбы – одна мегатонна. Как ты считаешь, нам хватит?

– Кхм… Но… Но зачем? Зачем её взрывать?

Шеф откинулся в кресле и снова закурил.

– Затем, чтобы Киев никому не достался. Доступно?

– Нет.

– Русские сцепились с Вашингтоном из-за Киева. Бойня на Софиевской площади была по этому поводу. А сейчас здесь нет вообще никакой власти, кроме власти патрулей НАТО. А дальше будет ещё хуже. Политбюро решило, что Киев может выполнить функцию Сараево, и город решили уничтожить.

– Какое политбюро?

– Внеполитическое. Есть такое, но только не на бумаге.

– Шеф, вы меня разыгрываете.

– Нет, Скорцени. Я бы шутил, но нет моральных сил. Теперь ты знаешь правду об Объекте, и эта правда начнёт есть и тебя. И я это тебе специально сказал!!! Какого чёрта! Ты, наконец, понял, кого ты упустил? Что ты мне ответишь? А? Ну?

– Мы его найдём, если даже придётся застрелить Генерального секретаря НАТО.

– Вот это уже ближе к теме. Вот это уже другие ноты! Вот эта опера нам по душе. Это совсем другой джаз! Ты молодец. Я вижу, ты всё понял. – Ласково улыбнулся. И заорал: – Но заставь понять и других!!!

В тени густых деревьев, на побережье живописной морской лагуны, в чёрных очках, чёрных шортах, чёрных бейсболах, глядя на морскую гладь, молча и сосредоточенно пили пиво семеро граждан Подола. Один из них, – женщина, – сказал: