Виил потушил сигарету и налил себе ещё бокал пива. Ненавязчиво поинтересовался:
– Ну, как, будете осуществлять контакт?
– Конечно, будем, – решительно ответил за Маринина Седой. – Но… Ммм… Никаких гарантий?
– Совершенно. Здесь не контора страхования. Мы кто? Мы хранители контакта. Вопросы физиологического характера не к нам.
Авраам и Даниил кивнули. Седой глянул на посветлевшего лицом Моню и сказал предводителю триумвирата:
– Нам надо посовещаться.
– Пожалуйста, – ответил тот и взяв на столе громадные наушники, надел их на голову. Вытащил со стеллажа старинную виниловую пластинку с надписью «DEEP PERPLE», поставил её на такой же антикварный проигрыватель нажал кнопку и откинулся в кресле, весь уйдя в процесс восприятия неведомого «DEEP PERPLE». Остальные члены триумвирата встали и покинули комнату.
– Саша, – обратился Седой к Моне. – Тебе придётся рискнуть.
Маринин молча глядел на командира отряда. Медленно спросил:
– Вова, ты вот так просто готов отправить меня на тот свет?
– Но если Политбюро там, то что же нам делать? Выход обратно есть, шотландец вернулся и уже, наверное, купается в своём Лох-Несс.
– Плевать мне на шотландца, если ты решил, что он оттуда. Состояние его напарника меня интересует больше.
– Да шпион был переводчик, неужели не ясно? А шотландец приехал с реальным вопросом. Вот и вся тема, – отвечал Седой, сам себе не особо веря и не зная, что делать.
С минуту оба молчали и разглядывали Виила, вдумчиво ушедшего в виртуальность «DEEP PERPLE». Наконец Маринин, закурив папиросу, сказал:
– Хорошо, Вова. Я тебя понимаю. Заставить меня принять неизвестное зелье никто не может. Придётся рискнуть самому. Но обещай мне, что если я окажусь в коме, ты не оставишь меня здесь, а вывезешь с Бруклиным в Киев.
– Клянусь, Саша! Клянусь! Но не торопись с комой. Скорее всего, это проверка на нервы. Эти трое – те ещё парни. По мордам вижу. Особенно Авраам и Даниил. Я буду всё время наблюдать за тобой и у меня в кармане «Стечкин-44». Если случится провокация, я из этого триумвирата сделаю шпигованный бифштекс. Ты же знаешь, я сумею.
– Знаю, Вова. – Потушил сигарету и напряжённо проговорил: – Я в ловушке. За мной Подол и Киев. Отступать некуда. Кто, если не я? – Посмотрел на Седого. – Что, не так?
– Так, Саша.
– Значит, придётся курить.
Оба посмотрели на невозмутимого Виила, в такт музыке кивающего головой и не обращающего на них никакого внимания. Седой помахал рукой перед глазами представителя Политбюро. Тот снял наушники, положил их на стол и вопросительно посмотрел на киевлян.
– Мы готовы к контакту, – сказал Маринин. – Курить буду я, Он, – указал на Седого, – дублёр.
– Ну и прекрасно, – ответил Виил. – Перейдём к процессу. Только подпишите бумагу.
«Констатация
Я, ф.и.о., без всякого принуждения и по собственному желанию готов пройти процесс субстанционного перехода посредством употребления препарата 4ХА22. Ответственность за побочные явления беру на себя. О возможных побочных эффектах предупреждён.
Дата. Подпись. Отпечаток пальца.»
Моня прочёл листок и поставил закорючку-автограф. Оставил отпечаток.
– В скобках разборчиво напишите фамилию, имя, отчество и дату рождения, – попросил Виил, забрал бумагу и положил её в сейф. Вернулся к столу и пододвинул «саркофаг» с «Герцеговиной Флор» к Моне. Проговорил:
– Каждый раз немного завидую. Мне никогда не приходилось её пробовать. Запретный плод, говорят, не горек. Ну, коллега из Киева, здоровья вам не желаю, а ума – да.
Виил аккуратно взял папиросу, протянул Моне и задумчиво сказал:
– Великолепный дизайн. Берите «ключ» и заходите… Кхм… Туда, не знаю куда.
Маринин заворожено глядел на папиросу как кобра на дудочку факира. Зашли Авраам и Даниил. Сели каждый в своё кресло и стали смотреть на папиросу, потом на Моню.
– Успокойся, пристёгиваться ремнём не надо, – сказал Виил Маринину, видя его состояние человека вынужденного принять чашу с ядом. – Ты, Моня, хороший парень. А людей убивает не внешнее воздействие, а внутренняя злоба. – Авраам и Даниил кивнули. Виил продолжил: – Эта аксиома не слишком популярна в среде волчьего капитализма, но этим её действие не отменяется. Возьми, брат, – снова протянул «Герцеговину…». Моня взял.
– Возможно, постулирование перцепционного изменения произойдёт не сразу, – непонятно проговорил Виил. – Тогда подождём и попробуем ещё раз.
Он щёлкнул зажигалкой. Маринин прикурил. Ароматный запах конопляного алкалоида заполонил помещение. Виил ободряюще улыбнулся Моне и показал большой палец– всё, мол, о`кей, брат. Кури, и не выпадай на измену. Сказал:
– Саша, передавай привет парням с той стороны. Мы с ними давно работаем в творческом тандеме, но пообщаться напрямую нет возможности. Статус не позволяет. А жаль. Авраам и Даниил мне скоро будут сниться. Я все их темы знаю наизусть, а они мои. Свежая мысль, как и свежая кровь, необходима для предотвращения деградации. Мы сторонники триединства, в отличие от Мемы. Есть тут у нас такой любопытный проповедник новой волны. Мема в себе. А мы нет. Передача мысли на расстояние отличает гомо сапиенса от гомо фиксуса. А мысль передаётся посредством речи.
– А зачем её передавать? – поинтересовался Маринин. Мы на Подоле просто так ничего не передаём.
– Ха. Вы на Подоле… Саша, не лечи интеллектуальных костоправов. Я тебе скажу, хотя не должен… Такие вещи постигаются самостоятельно, иначе теряют силу. Так говорить?
– Говори, Виил. Всё равно врёшь, наверное.
– Да, вру, – согласился Виил. – А может и нет. Со стороны видней. Так вот, – стал серьёзно смотреть Маринину в глаза, – мысль передаётся для того, чтобы получить с неё дивиденды. Что-то вроде процентного вклада в банк. Положил евро, а получил два.
– Выходит, ты меня грузишь для того, чтобы я помог тебе поумнеть?
– Ты сообразительный парень, ответил Виил. – Конечно!!! – Добавил: – Но это мало кто понимает, а кто понимает – тот не верит, а кто и верит и понимает – тот молчит. Но молчание – трансцендентный тупик. Кто сказал, что молчание золото? Эта мысль давно девальвирована. Собаки и кошки молчат уже миллион лет, – а толку? Но просто так болтать могут и попугаи. Необходима свежая, посторонняя мысль-энергия. Все собеседники – вампиры, в этом смысле. Пытаются перегрызть друг другу глотку, чтобы доминировать своей психо-экспансией и обогатиться чужими впечатлениями, которые они тут же считают своими. Но это на уровне самого глубокого подсознания. Я не должен тебе этого говорить. Но ты всё равно забудешь.
– Почему это я забуду?
– А если запомнишь, то будешь молчать. Впрочем, мы заговорились. Выкладывай, что у тебя за вопросы.
– Какие ещё вопросы?
– К Политбюро, брат. Я тот, ради кого ты с таким страхом выкурил папиросу. Виил, который перед тобой, член Политбюро. Ну, что замолчал? Где мысли?
Моня подозрительно посмотрел на Виила, но неожиданно заметил, что Седого, Авраама и Даниила больше нет, они с собеседником сидят за столом окруженным белым маревом-туманом, а вокруг – тишина. Секунду подумав, Маринин сказал:
– Друг, тебе привет с той стороны.
– От кого это? – спросил Виил.
– От Виила. Он скучает от однообразной жизни, проговорённых тем, надоевших морд и вообще, по-моему у него движет башню. Слушает «DEEP PERPLE», музыку моего деда, от скуки, наверное.
– Я не сильно скучаю, – сказал Виил. – А он пусть меньше ноет. Вечно с ним проблемы. То скука, то рыба не клюёт, то ботинки не того размера. – Пристально посмотрел на Маринина и спросил: – Как тебе 4ХА22?
– Трава как трава.
– Я тоже так считаю. На неё напустили всякой мистики, а трава, – она и есть трава. Дело то не в траве, а в голове. А как голова?
– Что голова?
– Не болит?
– С чего бы это?
– Просто так спросил. – Виил помолчал. Поинтересовался: – Ты хочешь, чтобы я поверил, что существует НСПУ? Я прочитал вопросы с твоей матрицы памяти, ты уж не обессудь.