Мэрилин переключила канал и увидела передачу, посвященную панике на фондовых и валютных биржах мира. Да, в двадцать первом веке дела вершатся быстро. Никто не выжидал погоды, уяснив, что на рынке предлагают не пудреную туфту, а реальный продукт, не сопоставимый ни с чем. Не все, правда, сразу поверили в это. Интерактивное участие в торгах и попытки выждать у моря погоды, наблюдая за галсирующими парусниками, пожираемыми кашалотами, превратились в похоронную процессию, которая даже не в состоянии нести гроб. Вот падает на коленки, роняя его, поднимая и снова волоча дальше, поправляет покойничка – свой экономический статус, – поглаживая и целуя его в лоб: не верит, что это все – конец. Кто не успел, тот опоздал – древнейшая формула боев гладиаторов, рулеточных боев и боев на ринге. Когда в подворотне один гомо сапиенс бьет другого по голове и забирает кошелек, то это та же формула. Все во всем.
Компании, производившие микропроцессоры, практически стали банкротами. Уолл-Стрит была завалена кучами бумаги, – такого не видели много десятилетий, – которые гнал ветер. Июньская осень шокировала многих. Мальчики-мажоры сменили тональность лица на минор и неприкаянно бродили по вновь открытому миру: кое-кто, вдребезги пьяный, валялся на лавочках в парках, кто-то глядел с набережной в темную воду.
Так или иначе, пострадала большая часть компаний мира, исключая тех, которые пошли на сепаратную сделку. Лавина финансового шока обесценила бумажки большинства компаний, называющиеся акциями. Основные держатели этих бумажек пытались превратить их в наличные деньги или драгоценные металлы. Подскочило в цене золото. Потирала руки «Де Бирс» – мировая компания по добыче алмазов. Арабы кричали заветные слова и поливали голову нефтью – на их улице был праздник. Основные биржи мира напоминали поле боя к концу битвы. Все деньги съел «Славянский Бизон». Резервы правительства Соединенных Штатов никого не спасли. Остановить работу биржи и выгнать прожорливого «… Бизона» хотелось очень, но жесткая юридическая оборона давно была на позициях, держа наготове крупнокалиберное оружие, направленное против всяческих «де-факто». Резервы не спасли и японцев. Уцелели лишь только компании, производившие периферийное оборудование, тут же влившись в состав «Славянского Бизона» – открытого акционерного общества. «Майкрософт» потерял 33 % и ушел в подполье выжидать. Во время демонстрации компьютера первого поколения, использующего технологию АМ, представители фирмы заявили, что «Майкрософт» принципиально не в состоянии программировать системы, построенные на основе «аналоговой метки», и что более 90 % программирования происходит в режиме электронной рефлексии. Это означает, что программное обеспечение для нового поколения машин будет на 90 % обеспечиваться ими же самими. Это был смертельный удар. Прогнозы футурологов сбывались. Все ядерные державы привели в полную боевую готовность свое оружие. Ситуация в мире становилась неясной. Но от действительности, создаваемой разумом, управляемым неведомо кем, спрятаться было негде.
Мэрилин переключила канал и попала на те же комментарии. Везде одно и то же. Паника и эйфория. Тысячи прогнозов рисовали различные варианты ближайшего будущего: от мировой войны до всеобщего братства. Тьфу ты, дурдом. Она отключила цифровые каналы и перевела селектор на аналоговый прием. Стал слышен шум, треск, помехи метеоритного дождя, бульканье телеметрии. Мэрилин крутила ручку и неожиданно поймала какую-то музыкальную радиостанцию. Звучала старая, знакомая, рок-н-рольная мелодия. И бархатный голос заполнил сразу же объем аэростата. И эти барабаны, выбивающие все из головы. Да-да! Они сразу же добавили гормон счастья в «Шампань № 5». «Лав ми, лав…» Мэрилин где-то уже слышала все это. Мало того – она уже была здесь, сейчас, в этом месте, в этом мире, с той же целью… «Лаав ми, лав ми, лав…» И, схватив за руку Катаяму, добавив громкости, она стала танцевать. Японец не растерялся: русский зек, как-никак, да еще и почти священник. Они закружили вдвоем, не обращая ни на кого внимания. Это магнетическое наваждение так на всех подействовало, что даже Бизон принялся плясать рядом с Музыкантом, обхватившим за талию Бетти. «Лав ми, лав ми, лав…» Певец невозмутимо транслировал из прошлого свою душу. А здесь, в этом мире, прекрасно чувствовали все сквозь время. У чувств, как известно, преград нет. Вот их и не было!
Одинокий астроном-любитель, всю ночь фотографируя кольца Сатурна да спутники Юпитера, решил перестроиться и глянуть под утро на свою любимую Венеру. Телескоп был довольно мощный, с диаметром зеркала 80 сантиметров. Глотнув из бутылки очередную порцию согревающе-стимулирующего напитка – виски «Оранжевая лошадь», он нажал кнопку пуска позиционера, и электродвигатель стал медленно изменять положение зеркала, направляя его фокус в сторону Утренней Звезды, призывно горящей на горизонте. Изображение, захваченное и увеличенное зеркалом, по световодам подавалось в электронный блок и оттуда – на жидкокристаллический экран с диагональю 32 дюйма.
Зеркало разворачивалось. Астроном, развалившись в кресле и закутавшись в шерстяное пончо, – он со своей аппаратурой находился на вершине небольшой скалы, – потягивал «Оранжевую лошадь». На экране неторопливо проплывали созвездия, и астроном стал мечтать, как он наконец-то откроет новую туманность или звезду, или хотя бы астероид – малую планету, пускай даже совсем малую, и назовет ее своим именем. Или нет, он назовет ее «Оранжевая лошадь»! Поскольку она была вместе с ним все эти годы. Вот, вот – смысл жизни! Недаром он тридцать лет сидит здесь, на самой высокой скале, и смотрит по ночам в небо. И даже слушает его. Параллельно зеркалу в его комплексной системе были установлены два гигантских раструба-уха из пластика диаметром пять метров. Внутри ушей, подобных конструкции системы поиска вражеских самолетов времен Перл-Харбора, – чувствительнейшие датчики-мембраны, которые преобразовывали пойманный звук и подавали его в телефоны, закрепленные на голове астронома. Тот не желал только видеть, он хотел и слышать. Музыка Сфер звучала пока только во сне, но вера – великое дело. Верить и ждать. Что может быть прекрасней?
Астроном часто прислушивался к разговорам альбатросов, пролетающих мимо парами или по одному. Одиночки разговаривали сами с собой. Эти птицы напоминали ему себя самого, и он часто воспроизводил магнитофонную запись их разговоров, пытаясь уловить нечто, что, возможно, объединяло их. Его и альбатросов. Позиционер всегда работал на самой медленной скорости перемещения зеркала и ушей. Астроном любил смотреть на неторопливо проплывающие мимо него бесконечные миры – галактики, туманности, двойные звезды… Он их всех знал, своих старых знакомых. Он даже, кажется, чувствовал, какое у кого настроение.
Неожиданно что-то промелькнуло на экране, обдав звездную медитацию странно знакомыми звуками, но совершенно нереальными здесь. Наблюдатель быстро остановил позиционер, вернул его на прежнее место и включил автомат визуального сопровождения объекта. То, что он увидел, заставило допить «Оранжевую лошадь» в два глотка. В небе, на высоте десяти километров, в ярко-голубом освещении наподобие нимба, под музыку, прямо в воздухе, среди звезд танцевали люди! В его ушах гремели звуки гитары, и сильный голос пел о любви. Танцевали мужчины и женщины. Были даже слышны хохот и веселый смех. Астроном увеличил стабилизацию и добавил умножение кратности. Теперь они были прямо перед ним. Веселые сказочные эльфы из звездной страны ожидания. Этого не может быть! Он зажмурил глаза. Это «Оранжевая лошадь»! Открыл один глаз, потом другой. Все было на месте. Астроном покрылся мурашками. «Лав ми, лав ми, лав!…» Контрабас, саксофон, гитара и, конечно, барабаны.
Над океаном! В небе, посередине созвездия Кассиопеи… В лучах восходящего солнца! В центре компании была белокурая красавица в черном платье. Вокруг ее шеи сверкало ожерелье. Астроном онемело глядел на происходящее. Они танцевали и веселились на его территории. Это Его Территория! Здесь не летают даже самолеты! Все это священно, непроницаемо для непосвященных! Он здесь один!!! А им плевать. Десять километров высоты? Ничего, в самый раз для танца. А ты сиди, идиот, смотри, подглядывай в свою трубочку. И вдруг он узнал эту белокурую бестию в бриллиантах. Как же он не догадался! Мэрилин Монро! Это же Мэрилин Монро! Она живая! И вот, как в жизни, веселится и никогда не плачет.
