Но ослушаться своего господина – это для эльфов куда более немыслимо, чем даже для самых преданных вассалов из людского племени. Поэтому Лериас сделал все возможное, чтобы возложить ответственность за нарушенный приказ на плечи человека.

С откровенным злорадством маркиз буквально распахнул объятия навстречу надменному гостю. О, он бесконечно рад оказанной им чести. О, разумеется, он сделает все от него зависящее, чтобы миссия высокочтимого Лериаса оказалась успешной и – глаза эльфа гневно блеснули, что не укрылось от маркиза – чтобы был в полной мере исполнен приказ князя Лемелиска. Поэтому он проследит, чтобы дорогого гостя устроили с подобающими его положению удобствами, а буде он, гость, захочет, то может присоединиться и к отряду сэра Айдахо, который как раз завтра отправляется за будущей маркизой.

Эльф вполне овладел собой и скрыл эмоции, но тем не менее его недовольство Рено заметил, и, поскольку хамов никто не любит, мысль о том, что ему удалось уязвить самолюбие эльфа, немало маркиза порадовала. Лериас выразил холодное согласие присоединиться к посольству сэра Айдахо – тут уж маркиз не скрывал своей радости. Конечно, он слышал о том, что дороги стали небезопасны, но отряжать за женой целую армию было по меньшей мере не принято, и маркиз был вынужден ограничиться малым числом бойцов. В этом случае присутствие эльфийского мага – а в том, что обучать Алию этот гордец намерен именно магии и ничему иному, Рено нисколько не сомневался – и придавало вес посольству, и способствовало безопасности его членов. К тому же, как оказалось, эльф прибыл не один – ему, как посланцу князя, полагались телохранители, и двое столь же статных и высоких, хотя, на человеческий взгляд, несколько тонких в кости лучников тенью следовали за своим господином везде, где только было можно.

Сам же Берн Айдахо нисколько не жалел о таком пополнении – хотя он и верил в силу мечей больше, чем в силу магии, но совсем не будучи дилетантом в военных вопросах, он понимал, что на случай любой непредвиденной опасности два эльфийских лука и один дымчатый кристалл стоят его десяти мечников. Впрочем, и Лериас, убедившись, что от выполнения приказа князя уклониться ему не удастся, тоже стал несколько более терпимым. По крайней мере те, с кем он заговаривал, уже не начинали мечтать о смертоубийстве на второй минуте разговора. Не раньше, чем на десятой – это при общении с эльфами было почти нормой.

Жан ехал в авангарде – не потому, что был таким уж хорошим наездником, а потому, что там ехал Корт, который не собирался упускать времени и всю дорогу поучал парня, как лучше держаться в седле. На нем была кольчуга – это чудо он получил у Айдахо, вместе с оружием – длинным тонким мечом, ножом-засапожником, копьем и небольшим треугольным щитом. Один бог ведает, зачем рыцарь возил в обозе запасные мечи и щиты – будто бы и не на прогулку за будущей госпожой собрался, а на настоящую войну.

Только коня ему пришлось выделить с баронской конюшни – тот, впрочем, не поскупился, и конь у Жана был отменный, по правде сказать, получше, чем кой у кого из мечников маркиза.

Парень сегодня впервые увидел эльфов – Дивный народ в этих краях появлялся редко. Высокие, красивые, хотя из-за внешней молодости они не тянули на тот идеал мужской красоты, который был принят среди людей – ни бугрящихся мускулов, ни толстой шеи и волевого подбородка – одень их в платье, так наверняка получится привлекательная девушка. Эльфы были светловолосы – длинные, цвета спелой пшеницы пряди удерживались простыми кожаными ремешками на высоких лбах или, как у Лериаса и других более или менее знатных членов древнего рода, – тонким серебряным обручем.

Лериас не нашел теплых слов для уставившегося на него и открывшего от изумления рот молодого воина, его же телохранители вообще за весь день не сказали ни слова, лишь внимательно зыркали по сторонам, справляя свою службу. Жан достаточно много слышал об эльфах, чтобы этому не удивляться, однако приятного в этом было мало и, вволю поглазев на высоких гостей, он тем не менее предпочел ехать впереди отряда вместе с Кортом.

Теперь же сотник умчался вперед проверять дозоры, а Жан остался один. Тут его и догнала Алия, придержав разгоряченную скачкой Ласточку и заставив ее идти нога в ногу с жеребцом Жана.

– Ну, доволен службой? – улыбнувшись, поинтересовалась она.

– О миледи! – только и смог выдавить из себя парень.

– Лет-то тебе сколько? – спросила леди Алия, с интересом разглядывая рослого нескладного парня, который так рвался ей служить, что чуть ее же и не угробил. Не будь она столь хорошей наездницей, обиженная лошадь наверняка сбросила бы ее на землю, а там не миновать ушибов и синяков, а то и чего похуже.

– Восемнадцать, – щегольнул парень.

Он твердо знал и немало этим гордился, что на подобный вопрос среди его друзей-приятелей вряд ли кто ответил бы. Обычно отвечали так – кроха, если до трех лет, ребенок – если до семи, доросток – если до пятнадцати, млад – если до двадцати. Кто старше – те обычно на вопрос о летах отвечали – “много”. Много кто из крестьян сумел бы сосчитать свои годы – в конце концов, считать учили всех, благо гроши учет любят, да и подати барону платились не только зерном или иной снедью, а и звонкой монетой.

Да только кто же их считает на селе, года-то.

– Выходит, мы одногодки, – рассмеялась маркиза. – И что, витязь, клянешься ли ты хранить и защищать меня до самой смерти своей? Таково же было, помнится, сокровенное твое желание?

– Клянусь, леди, – серьезно ответил парень. – Клянусь, что мой щит всегда будет охранять ваш покой, а мой меч омоется кровью ваших врагов. Внезапно конь под Жаном дико заржал и повалился на бок – в грациозной шее гнедого торчала пробившая ее навылет стрела.

Парень покатился по земле, но уже в следующее мгновение вскочил на ноги – в руках сверкнул меч.

– Бегите, миледи! Это засада! – заорал он, видя, как из-за кустов высыпало с десяток разномастно вооруженных мужчин. Трое бросились к Алии, но девушка, дав шпоры лошади, бросила ее на нападавших, сбила одного с ног и уже через мгновение исчезла среди деревьев.

“Руку не напрягать… на лезвие удар не принимать… от нападений уклоняться…” – шептал про себя парень, неуклюже отмахиваясь мечом от троих нападавших. Те больше развлекались, сразу поняв, что перед ними новичок. Еще один из бандитов натянул было лук, но другой, высокий мужчина в вороненой кольчуге с несуразно большим двуручным мечом, остановил его, желая, видимо, дать приятелям возможность поразвлечься.

Один из противников, вооруженный здоровенным топором, размахнулся и с силой обрушил свое оружие Жану прямо на голову.

Вскинув щит, парень нырнул в сторону, одновременно выбросив вперед руку с мечом – удар был не слишком силен и не смог пробить кольчуги на груди у врага. Но и топор просвистел мимо и глубоко ушел в землю, заставив нападающего на мгновение слегка потерять равновесие. Жан лихорадочно ударил еще раз, в шею – и снова не попал, клинок оставил только малозаметную, слегка кровоточащую царапину.

Бандита с топором это просто взъярило.

– Он мой… – прохрипел он, неторопливо описывая топором круги над головой. Парню казалось, что сила противника неистощима – вот так вот запросто крутить одной рукой тяжеленную секиру сумел бы далеко не каждый.

Неожиданно топор метнулся вниз и с чудовищной силой врезался в щит. Рука безжизненно повисла, хотя особой боли Жан не ощущал.

Пока. Он махнул мечом – неловко, неуклюже – и… попал. Попал совсем не туда, куда хотел – боец уверенно подставил свое оружие под удар клинка, однако тот развернулся в неуверенной руке и проехал по топорищу, сдирая стружку и… отсекая врагу несколько пальцев.

Тот взвыл, роняя оружие, – по руке ручьем текла кровь.

– Кончай его, – негромко бросил бандит, до этого не дававший лучнику выстрелить. Тот согласно кивнул, затем быстро, одним движением, наложил стрелу, натянул и спустил тетиву.

Жан почувствовал удар в левое плечо и тупо уставился на торчащее из кольчуги древко стрелы – он видел, что зазубренный наконечник выглядывает с другой стороны.