Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

– Так, значит, счастье только в Эдеме? – озабоченно спрашивал Кирилл. – В Аду его нет? Но мне кажется, что тетя Люся и дядя Вова из соседнего дома очень счастливые люди... Они всегда улыбаются, у них всегда веселая музыка, вкусные запахи, сильные машины. Тетя Люся как увидит меня, всегда что-нибудь дает... Платья у нее красивые...

– Они просто воспитанные люди... Спроси их о счастье как-нибудь сам... Увидишь, как потухнут их глаза.

– Но я тоже счастливый, мама...

– Дети счастливые потому, что появляются они в Эдемском саду... И лишь со временем вкушают от дерева познания добра и зла...

– ...А ты кем была, мама?

– Я помню только три жизни. Первая из них – жизнь Роксаны, самой известной жены Александра Македонского... У нее было всего несколько мигов счастья... Она жила в горах, у нее был добрый и сильный жених, и она могла бы прожить жизнь без бед и забот... Но появился Александр и увез ее... Она стала царицей мира, думала, что стала... Но Роксана была всего лишь красивой женщиной... И гнев и гордыня погубили ее... Вторая жизнь – эта... Жизнь твоей мамы Лиды Сидневой... Жизнь без гнева и гордыни. Мне многое пришлось вынести, но я все время притиралась. Сейчас мне хорошо – у меня есть ты, и я всех простила – родителей-алкоголиков, Венцепилова, Житника... Я научилась прощать... Сразу же после моей смерти я буду жить жизнью тети Ольги... Мы с ней объедем весь свет, испытаем все чувства...

Кирилл мало что понимал, но усвоил, что все у него будет... И богатство и нищета, и благородство и низость, и любовь и ненависть... Все будет, и он все проживет, а когда он все проживет, то превратится в лучик света, которыми теплится Вселенная... И он начал жить...

Потом маму-Лиду положили в больницу и Мирный узнал, что она проживет не более месяца. И начал пить. Когда Лида умерла, он напился совсем пьяным и всю ночь проспал на мокром снегу. И умер в больнице (на этом месте рассказа из закрытых глаз Ольги потекли слезы. Худосокова от них передернуло)...

После смерти Мирного Кирилл пошел к дяде Вове и тете Люсе, – продолжил повествование голос Ольги, – но они дали ему шоколадку и сказали, что у них болит голова...

И шестилетний мальчик стал жить один... Через неделю пришли женщина из милиции и тетя Люся. Тетя Люся сказала, что они с дядей Вовой усыновляют его. Но через три месяца отвезла его в детский дом... Воспитатель сказал потом Кириллу, что его усыновляли, чтобы забрать дом.

В детском доме Кирилл не потерялся. В последний год жизни мама-Лида обстоятельно объяснила ему, что надо делать и не делать, что бы и рыбку съесть, и на глаза недоброму воспитателю не попасться. Когда ему исполнилось одиннадцать, на него нашелся свой Венцепилов. И Кирилл, немедленно и не рассуждая, выполнил инструкцию матери: Если к тебе подойдет воспитатель и будет говорить то-то, и предлагать то-то, соглашайся и тут же уходи прочь из дома.

Год Кирилл ездил по стране. Он побывал и на Шилинской шахте, и на Ягнобе, и конечно, на Искандеркуле – одной из главных инструкций матери была: "Как только станешь взрослым, поезжай туда и изучи обстановку. Стену не ломай – ее все равно кишлачные восстановят".

До выполнения главной инструкции – "В первых числах июля 1999 года приди к краалю и спаси нас", заученной наизусть, как "Идет бычок, качается...", оставалось тринадцать лет, и Кирилл решил идти учиться. Он приехал на попутках в Душанбе и начал слоняться по рынкам и улицам. Через несколько дней на улице Кирова он приглядел себе женщину тетю Марусю.

Женщина оказалась доброй и не жадной и взяла его жить в свою половину финского дома. Муж ее, очень старенький бухгалтер-пенсионер, давно решил умереть и датой своей смерти установил дату распила им пополам лежащей во дворе чинаровой колоды в полтора обхвата. Пилил он двуручной пилой и каждое утро делал ею ровно семь возвратно-поступательных движений. Кириллу стало жаль дедушку, и он начал каждый вечер что-нибудь в распил подсыпать или засовывать. Но однажды обычно мало говоривший бухгалтер устроил скандал, кончившийся вызовом скорой помощи, и Кирилл перестал продлевать ему жизнь.

Бухгалтер в свое время был весьма влиятельным в городе человеком и незадолго до смерти усыновил Кирилла.

В институт Кирилл не смог поступить – Союз распался, началась смута, пенсии мамы Маруси не стало хватать даже на еду. И он пошел работать в Южно-Таджикскую ГРЭ горнорабочим. Там он узнал, что Чернов в 81-м году в драке на производственную тему сломал Житнику руку, а потом уволился и уехал в какую-то ГРЭ в Карелию или на Кольский полуостров. Еще он узнал, что Бочкаренко эвакуировался, кажется, в деревню под Харьковом или Ростовом. В Управлении геологии Кирилл узнал, что Баламутов по-прежнему работает в Магианской ГРЭ. Он поехал в Пенджикент, в котором эта ГРЭ базировалась, но Баламута увидеть не смог – он лежал в реанимации после того, как его ГАЗ-66 улетел в Зеравшан. В 92-ом Кирилл все-таки нашел безбрежно пьяного Николая в его душанбинской квартире. Он пытался ему что-то говорить, но безрезультатно. На следующий день ситуация не изменилась и Кирилл прекратил попытки добраться до сознания Баламута.

В конце 1992 года мама-Маруся умерла, и Кирилл уехал в Саратов к ее дальним родственникам. В 93 году его взяли в армию; отслужив свои два года в воздушно-десантных войсках, он демобилизовался и поехал в Душанбе искать Баламута. И в первый же вечер к нему пристали на КПП и хотели ограбить; Кирилл вырвался, но далеко убежать не смог – две автоматные пули догнали его. Одна из них попала в голову, и Кирилл все забыл.

Полгода он пролежал в госпитале 201-й российской дивизии. Вылечившись, уехал в Саратов жить дальше...

* * *

Голос Ольги растворился в жизнеутверждающей музыке. Послушав ее с минуту, Худосоков нажал кнопку на своем карманном пульте. Музыка смолкла, и Ольга открыла глаза.

– Пресс-конференция из прошлого открыта! – ухмыльнулся Худосоков. Позволю себе задать первый вопрос: Кем вы, мадам, были только что были?

– Не знаю... – растерянно ответила девушка. – Я, как Бог или Судьба, наблюдала сверху... Иногда была Кириллом, иногда его матерью...

– Это был сон? – задал Ленчик второй вопрос.

– Нет! – твердо ответила Ольга. – Это было! Я все видела своими собственными глазами! Я даже знаю, почему Николай пил горькую – достали его жена Наташка и медсестра-любовница... И еще он схватил...

– Достаточно! – поднял ладонь Баламут. – Кто старое помянет, тому глаз вон.

– Ну и прекрасно! – улыбнулся Худосоков, затем поднялся со стула и направился к двери, цитируя себе под нос Шекспира:

– "Жизнь – сон бредовой кретина. Ярости и шума хоть отбавляй, а смысла не ищи"...

И скрылся за дверью, довольный собой.

7. Обвел нас вокруг пальца... Насмеялся... – Все держится на зле? – Все против всех...

– Обвел нас вокруг пальца... – покачал головой Бельмондо, когда мы мало-помалу пришли к мнению, что "реинкарнация наоборот" – всего лишь ловкость рук Худосокова.

– Насмеялся, гад! – вздохнул Баламут, вспомнив свой исторический роман с Роксаной. – В душу наплевал.

– Именно в душу... – грустно улыбнулась Ольга. Она только что закончила причесывать Леночку и теперь думала, что изобразить на головке Полины.

* * *

...Через полчаса после ухода Худосокова в столовую пришел Шварцнеггер со своими людьми. Они, позволив взять с собой шампанского и фруктов, отвели нас в спальни.

Спальных комнат было три, все они выходили в обычную гостиную с тяжелыми креслами, стеклянным столиком и торшером. Гостиная запиралась тяжелой металлической дверью, окон ни в одной из комнат, естественно, не было.

Ольга с Вероникой уложили детей в дальней комнате; они заснули сразу (с ними заснула и Вероника). А мы продолжили последний свой банкет. Шампанское, которое нам принесли (два ящика) было без "благостных" добавок и понемногу настроение каждого из нас пришло в норму – то есть мы начали оценивать положение адекватно реальности. Оценка эта не привела ни к чему хорошему: ощущение полной беспомощности рождало в наших сердцах неприязнь друг к другу.

69
{"b":"2998","o":1}