На вопрос, а стоило ли швырять деньги в буквальном смысле слова на ветер (билет эконом-класса наверняка стоил как минимум втрое дешевле), старик лишь пожал плечами.

– Не делайте из денег культа, юноша. Лететь через океан в эконом-классе, при вашем телосложении… поверьте, бывают и более изощренные пытки, но со времен средневековья их уже не практикуют.

С паспортами было проще. Ярослав брался провести всех троих, включая, разумеется, и себя, через все препоны так, что ни у кого не возникнет вопросов. Вопрос возник. Опять у Сергея. Если все так просто, то почему бы не обойтись без билетов вообще, на что Зобов с оттенком неудовольствия в голосе заметил, что всякого рода бумажки, вроде паспортов, виз и прочего, унижают человеческое достоинство, а вот законы экономики соблюдать надо. И потом, не желает ли уважаемый Сергей Павлович стоять всю дорогу сам, или заставить стоять кого-то из пассажиров, честно выложивших за билет свои доллары или евро? Этого Сергей не желал, но наблюдая, как в одночасье отправляется в шереметьевскую кассу его полуторагодовая зарплата, искренне страдал.

Из всех троих только Зобов мог рассчитывать на полную свободу передвижений. Сергей все еще оставался под подозрением и, что тоже имело значение, под подпиской о невыезде. С одной стороны, он готов был наплевать на последствия и отправиться в Америку… более того, он никогда бы не простил Ярославу, если бы тот решил в финальном аккорде этого необычайного приключения обойтись без его, Сергея, услуг. С другой… Сергей не мог не понимать, что если кому-то и сходит с рук нарушение пресловутой подписки… да что там говорить, если и есть требования следствия, за которыми следят менее внимательно, то их еще надо поискать. Но в его конкретном случае прокуратура, как только до них дойдет эта информация, сделает все, чтобы этой вольности капитан Бурун, который сразу же станет экс-капитаном, не забыл никогда. А узнают… мир не без «добрых» людей. Генка, ясное дело, попробует прикрыть, но у него – Сергей это понимал – была своя жизнь, своя не слишком противная работа, зарплата, на которую он худо-бедно содержал себя и мать. Поставит ли Юшков на карту все – в том числе и свое будущее? Он может, он мужик порядочный… временами даже слишком. Но вот позволит ли Сергей ему сделать это – вот вопрос.

У Ярослава были схожие проблемы. Милиция его искала, в том числе и патрули оперативно-поискового управления, прекрасно знающие его в лицо. Еще бы… его пасли почти год, пусть и с перерывами. Появляться на улице в своем обычном виде было непозволительным и, что важнее, совершенно бессмысленным риском. Никто не сомневался, что при непосредственном контакте Верменич сумеет и отвести глаза, и заставить оперов надолго – а то и навсегда – забыть о том, что они вообще видели разыскиваемого. Только вот опера-наружники не входят в личный контакт. Они выпасут и Ярослава, и Сергея, и Зобова. А Панарин вновь подключит свои связи, и МУРу будет известен каждый шаг новоявленных борцов с Атлантидой. А из этого следуют по меньшей мере два вывода: один плохой, другой – еще хуже. Плохо то, что факт нарушения Сергеем подписки станет достоянием общественности… плевать на общественность – достоянием прокуратуры и «серых кардиналов» из службы внутренней безопасности, которых хлебом не корми – дай взять на карандаш кого-то из своих же коллег. И их даже упрекать в этом не получается – что поделать, у ребят работа такая. Сволочная, надо признать, но работа.

Куда хуже то, что с подачи Панарина работать в Америке придется под колпаком американской полиции, которая вряд ли придет в восторг от перспективы маленькой войны на своей территории.

Нет, определенно Ярославу нужно менять внешность. Радикально.

Все эти выкладки Бурун выложил Ярославу, и тот, выслушав без тени насмешки, согласно кивнул.

– Да… с лицом придется что-то делать.

– Магия? – понимающе кивнул Сергей.

– Отнюдь… видишь ли, друг мой, магия и технологии совмещаются не лучшим образом. Вернее, совмещаются, но только в том случае, если магия изначально носит достаточно специфический характер. А фантом, изменение внешности – да еще такое, чтобы действовало на видеокамеры… это чистая, классическая магия, и мне она не по силам. Да и в аэропорту слишком много техники, магия просто рассеется, исчезнет. Поверь, я бы не хотел, чтобы кто-нибудь потом в записи увидел это зрелище. Тут померкнут и набившие оскомину рассказы о летающих тарелках. Стоит кому-то из компетентных органов получить подобную запись, и охота за мной станет делом чести всех спецслужб планеты.

– Тогда… примем меры попроще?

Меры и в самом деле оказались простыми, но достаточно действенными. Прежде всего Ярослав избавился от своей роскошной шевелюры, начисто выскоблив череп. Уже это изменило его почти до неузнаваемости, но техномаг счел это недостаточным. Оказалось, что магии подвластно было не только фантомное, временное изменение внешности – под воздействием заклинаний, которые маг называл «косметическими», его вчерашняя щетина всего за полчаса превратилась в густую поросль, а затем, под воздействием ножниц и бритвы, преобразовалась в достаточно аккуратную бородку.

Опытного опера такие меры, весьма вероятно, в дураках не оставили бы, но Верменич на достигнутом не остановился. Правда, его действия даже многое за свою жизнь повидавший Зобов счел слишком уж радикальными… а Сергей просто, не кривя душой, заявил, что техномаг окончательно сдвинулся. И в самом деле, каким же надо быть идиотом, чтобы в целях маскировки полоснуть по лицу ножом?

Шипя от боли, Ярослав стирал со щеки кровь, одновременно бормоча заживляющие заклинания. Спустя десять минут он стал обладателем небольшого, но вполне заметного шрама у левого глаза. Шрам – свежий, красный, постепенно приобретал вид старого… помимо внесения в новый образ очень характерной, запоминающейся детали, этот дефект еще и несколько изменил разрез левого глаза Верменича, сделав его лицо совершенно неузнаваемым.

– И что, стоило себя уродовать? – с легким оттенком раздражения в голосе поинтересовался Бурун. – Можно было найти знатоков, тебе такой шрам из хлебного мякиша изобразили бы, пальчики оближешь.

– И в самый ответственный момент он бы отвалился, – отмахнулся Ярослав. – А тут все натуральное… не переживай, Сергей, недели через три-четыре шрам рассосется, а через пару месяцев вообще все следы исчезнут. Во время войны меня пару раз так… накрыло, буквально по частям собирали. И ничего, теперь тех отметин и не найдешь.

– Мне все равно больно на это смотреть.

– Наплюй.

Перелет прошел без особых проблем, хотя прохождение таможенных досмотров вымотало Ярослава до предела, а ни в чем не повинных мужчин и женщин, несущих службу в зоне досмотра аэропортов Шереметьево-2, «Шарль де Голль» и «Детройт Метро», по завершении этого вроде бы вполне обычного дня наверняка ожидала головная боль. А то и что-нибудь похуже.

Зато все таможенники даже под гипнозом показали бы, что все документы у пассажиров были в порядке. И что в тканевом футляре у старика были лыжи. Правда, наличие лыж у человека, направляющегося в Детройт, было по меньшей мере странным. Но мало ли…

Детройт встретил незваных гостей мелким, холодным дождем. Осень и здесь была не слишком комфортной, хотя в Москве было холоднее. Сергей озирался по сторонам, словно стараясь наполнить себя впечатлениями на всю оставшуюся жизнь… пусть Шереметьево-2 и претендует на роль аэропорта международного класса, но только побывав за границей, понимаешь, что это не совсем справедливые притязания. Нет, если вести речь о технических изысках, мониторах и информационных табло, движущихся лентах эскалаторов… Если смотреть на сияющую рекламу многочисленных торговых представительств и подчеркнуто вежливый обслуживающий персонал, то в этом московский аэропорт мало чем отличается от других. В Москве тоже стараются держать марку. А вот публика… все-таки не избавились еще россияне от пережитков прошлого. От привычки одеваться в темные тона. От раздутых чемоданов, обмотанных скотчем. От какой-то въевшейся в лица, в фигуры, в походку затюканности, захлопотанности… И отдельные яркие личности не меняли картины… скорее, подчеркивали ее.