Торн пытался бороться, в порыве гнева даже уничтожил одного дракона, Бездну, самую дерзкую и злобную из всех. Но ничего не помогало, и бог с ужасом осознал, что хранить чашу стало некому… Он творил новых и новых созданий, которым была уготована роль стражей, но все они рано или поздно выходили из подчинения. Преклоняться — пожалуйста, возносить дары и молитвы — сколько угодно. Но поступать все предпочитали по-своему.
Наконец Торн сдался. Кое-кого он, конечно, нашел — не идеальных, но все-таки стражей. К тому времени эльфы, увлеченно овладевавшие рассеянной по миру Силой, успели наплодить немало страховидл, и Тор воспользовался плодами их трудов, заставив служить себе кошмарных тварей, злых, сильных, безмозглых, но достаточно преданных. Драконы же были предоставлены сами себе
Много веков спустя Гранит попался в ловушку.
Драконам не нужна пища — они умеют поглощать жизненную энергию из всего, что их окружает… И все же кое в чем они нуждались, и нуждались отчаянно. Металл — вот что было жизненно необходимо каждому дракону, металл давал им силу и неуязвимость, благодаря металлу росла непробиваемая чешуя, становился несокрушимым костяк… Пока драконы верно служили Торну, у них не возникало перебоев с металлом — железом и золотом, медью и серебром, оловом и платиной… Но, когда они отказались подчиняться приказам Создателя, тот, в свою очередь, также отвернулся от них.
Металла было нужно не так уж и много, но драконы не умели извлекать его из руд. Приходилось заниматься то выпрашиванием, то вымогательством, а то и откровенным разбоем. Может, именно этот период и послужил основой многочисленных преданий о жестокости драконов.
К Граниту явилось низкорослое существо и предложило золото. Много золота, а также железа, бронзы, серебра, чистой красной меди и светлого олова — на любой вкус. Существо, называвшее себя гномом, рассказало, что знает место, где металла в избытке, но чтобы проникнуть туда, нужна сила. Сила дракона.
Гранит был голоден, очень голоден. Он уже чувствовал, как начинает истончаться чешуя, защищавшая его тело. Мрак мог взять металл силой, не останавливаясь перед жертвами. Вьюга была способна захватить в заложники поселение эльфов, а потом ждать, когда вожделенные слитки принесут ей на блюде. Гранит не терпел насилия, он был первым из великих драконов, первым, кого создал Торн, не умевший тогда еще вкладывать в свои создания злобу, жестокость и презрение ко всем, кто слабее. Впоследствии бог этому хорошо научился, но тогда…
Гранит не был бы великим драконом, если бы не заподозрил ловушку, и все же пошел. Иначе его ждали тяжелые годы голода, который рано или поздно разрушил бы его броню, и тогда — одна отравленная стрела эльфа могла бы прервать его жизнь.
Гном показал дракону пещеру, скрывавшуюся в недрах горы. «Там много золота, — говорил он, потирая ручонки, — и не только золота, великий. Но вход перегораживает камень, и мне не сдвинуть его. Только сила великого дракона способна освободить проход…»
Тоннель был не очень длинным — шагов сто, гномьих шагов, конечно. И достаточно широк для могучего Гранита. И стройное красно-коричневое тело скользнуло в пещеру…
В конце тоннеля и в самом деле был валун — огромный валун, который даже дракону удалось сдвинуть с немалым трудом. И он увидел то, что обещал ему вкрадчивый, сладкий голос гнома, — большую пещеру, в которой был металл, и больше всего — золотого, самого сладкого, самого любимого металла для любого дракона. И первые круглые кусочки золота, которые смертные называют монетами, исчезли в его пасти…
А потом раздался чудовищный грохот, столб пыли заставил погаснуть факелы, освещавшие пещеру сокровищ, — тоннель, через который он попал сюда, обрушился.
Гранит бился в каменную стену, перегородившую выход, терзал ее когтями, пытался грызть — увы, камень оказался сильнее.
Гном, казалось, был страшно расстроен — еще бы, из-за него великий дракон попал в ловушку, какое горе, какой ужас…
А потом он стал объяснять Граниту, что можно сделать. Чтобы откопать его, гномам необходимо собрать все силы… Не только племя, жившее под этой горой, но и все другие колена, всех, кто способен держать кайло. Он, король гномов, Дарт Третий, может созвать всех своих рудокопов ради этого дела, но… Но родичи, живущие в других горах, не придут просто так, им надо платить… Что? О нет, золото их не интересует… Но есть нечто более ценное для гномов, чем золото… Драгоценные камни ценятся несравненно выше, только добывать их очень и очень сложно… «Я слышал как-то, — заметил он, — что взгляд дракона способен проникать сквозь камни. В этой горе немало топазовых скоплений, возможно, великий смог бы указать нам их? Собрав нужное количество кристаллов, клянусь, мы смогли бы созвать все семь колен рода гномов, чтобы освободить великого…»
И дракон поверил гному… День за днем, год за годом он говорил королю о том, где прячутся драгоценные топазы. Карлики без устали работали кирками — и все больше и больше синих, желтых, розовых и даже редчайших бесцветных топазов оседало в их сундуках, но ни разу дракон не встретился ни с одним из рудокопов — король оставил только за собой право посещать дракона и говорить с ним.
Нельзя сказать, что эти годы проходили для дракона тяжело — если не считать, конечно, тоску по небу, по ощущению полета. Будучи не просто долгожителями, будучи существами практически бессмертными, драконы времени вполне оправдывали свое название, относясь к великому и вечному времени с долей равнодушия. Сто дней, сто лет — какая разница? Конечно, бессмертие драконов подразумевало лишь то, что им не суждено стареть, дряхлеть и окончить свою жизнь под гнетом прожитых лет. А вот убить дракона было возможно, что впоследствии не раз доказал сам Торн и другие, в том числе и люди. И, возможно, поэтому Гранит относился с некоторым безразличием к захватившей его в плен пещере — здесь было, по сути, не так уж и плохо: избыток металлов, безопасность, покой, возможность для долгих размышлений. И лишь изредка, раз в год, а то и реже, он в порыве гнева скреб когтями неуступчивую скалу…
Однажды Гранит сказал королю, что больше скоплений драгоценных камней под этой горой нет.
— Теперь исполни свое обещание, король. Освободи меня из этой ловушки, как гласил наш с тобой договор.
— Наш договор? — скрипуче рассмеялся гном. — Я не помню никакого договора, дракон. Ты сделал свое дело, теперь моему народу нечего искать в этих пещерах. Мы уходим, а ты останешься здесь.
— Но ты же обещал! Чего же тогда стоит слово короля гномов?
— Мое слово? Все, что я делаю, направлено на процветание рода. Моего рода. Ты же, чудовище, к моему роду не принадлежишь, верно?
Гном повернулся и направился к узкому тоннелю, по которому всегда приходил за советами к Граниту. И у самого входа в тоннель он обернулся и вновь засмеялся.
— Ты глуп, дракон. Совсем немного хитрости понадобилось, чтобы заманить тебя сюда. Совсем немного умения пришлось приложить, чтобы этот ход рухнул именно тогда, когда было нужно. Ты слишком доверчив… так запомни урок. На будущее…
Дракон запомнил урок. Гном был быстр, но длинный и гибкий хвост Гранита оказался быстрее. Он отбросил короля обратно в пещеру, а уже мгновение спустя выход в тоннель был наглухо закрыт телом дракона, чешуя которого потеряла к тому времени свой красновато-коричневый цвет и уже заметно отливала золотом. Грозно щелкнули челюсти, способные, даже не почувствовав этого, перекусить гнома пополам.
— Я понял тебя, король. Что ж, ты оставишь меня умирать здесь? Хорошо, да будет так. Но я не буду скучать — ты скрасишь беседой мое одиночество. Недолго, конечно, пока не умрешь от голода и жажды. Ты же не умеешь есть золото, верно?
Король просил… король умолял… король требовал… король предлагал сделку — дракон оставался глух ко всему. Король размахивал секирой, пытаясь, нанести дракону хотя бы царапину — Гранит нежно шлепал его величество кончиком хвоста, от чего тот улетал к дальней стене пещеры. Король ждал, что дракон заснет, — Гранит любезно объяснил, что в текущем столетии уже два раза спал. Король стонал от голода — дракон давал ему иллюзорную пищу, которая насыщала разум, но не тело, давал, пока она не перестала приносить королю облегчение. Король все чаще забывался беспокойным, нездоровым сном, ослабев от голода и жажды, Гранит будил его, чтобы вновь и вновь побеседовать о подлости и предательстве, о порядочности и верности своему слову.
