Главный корпус молчал, молчали погруженные во тьму западное и восточное крылья, лишь сухо шуршал, ударяясь об оконные стекла, стремительно летящий над землей снег.
Метель усиливалась, и доктор Маслов подумал, начиная успокаиваться, что на Новый год, скорее всего, будет нормальная новогодняя погода: со снегом, с морозцем, с пушистым инеем и со всем прочим, что полагается для такого торжественного случая.
Окончательно успокоившись и убедившись, что почудившиеся ему вопли были просто следствием его повышенной впечатлительности, Сергей Петрович повернулся спиной к тускло освещенному коридору и закрыл за собой дверь, не заметив, как на лестничной площадке появилась странная скрюченная фигура. Он вернулся к столу, сварил себе еще одну чашечку кофе и только было нацелился употребить ее, как вдруг дверь кабинета у него за спиной без стука распахнулась.
Доктор резко обернулся и обмер: на пороге стоял тот самый “турок”, смерть которого он констатировал почти сутки назад. Сомнений быть не могло: тот же костюм, те же кроссовки, те же несвежие бинты. Сергей Петрович почувствовал, что стремительно теряет рассудок. “Допрыгался, – подумал он. – Вот они, книжечки… Видимо, там, на той стороне, действительно что-то есть, и я со своим глупым пристрастием к страшилкам обратил на себя чье-то внимание ТАМ… Что же делать-то? Перекрестить его, что ли?"
Ощущая сильнейшую неловкость, которую не мог до конца заглушить даже леденящий ужас, Сергей Петрович поднял дрожащую руку и неумело перекрестил стоявшую на пороге страшную скособоченную фигуру. Ожившему мертвецу, похоже, было глубоко плевать на крестное знамение: издав странный хрюкающий звук, который можно было бы счесть смехом, если бы покойники умели смеяться, некротическое явление двинулось прямиком на доктора Маслова. Доктор попятился, уперся задом в край стола и понял, что сию минуту завизжит, как свинья на бойне, а может быть, даже умрет от разрыва сердца.
Глеб сообразил, что происходит, только после того, как бледный до синевы доктор поднял трясущуюся руку и наложил на него кривой неумелый крест. У него немедленно возникло непреодолимое искушение воспользоваться этой небывалой ситуацией для того, чтобы развязать доктору язык. В конце концов, от него вовсе не требовалось разыгрывать из себя тень отца Гамлета: костюм покойного Купчени, его грязные бинты и сумеречное воображение доктора Маслова уже сделали половину дела. Если взрослому человеку в наше время хочется бояться привидений, это его личное дело.
Приняв такое решение, Глеб приблизился к доктору, который уже успел буквально позеленеть от ужаса, протянул руку и крепко ухватил его за бороду. Голова Маслова покорно подалась вперед, и Сиверов заметил, что глаза Сергея Петровича за стеклами очков начинают закатываться под лоб. Он понял, что доктор вот-вот грохнется в обморок, и толкнул его на диван. Маслов послушно шлепнулся на смятые простыни, очки съехали на кончик носа.
На какое-то время Глеб отвлекся от впечатлительного доктора, потому что на столе прямо перед ним обнаружилась курящаяся ароматным паром чашка черного кофе. Слепой боком присел на стол, пальцем раздвинул витки бинта вокруг рта, взял чашку и с наслаждением отхлебнул. Кофе был не самого лучшего качества, но крепкий и без сахара.
– Хорошо, – сказал Глеб доктору, который следил за ним выпученными глазами. – Просто отлично. Так я вас слушаю, Сергей Петрович.
– Э-э-э… – нерешительно проблеял доктор Маслов, не в силах понять, чего от него хочет посланец из потустороннего мира. – А в чем, собственно… Постойте-ка, – внезапно начиная прозревать, сказал он, – вы кто?
– Вот это уже другой разговор, – сказал Глеб и принялся виток за витком сматывать с головы бинт. – А то развели тут художественную самодеятельность… Только креста из двух шпателей не хватает. Как маленький, честное слово. – Он бросил ворох несвежих бинтов в угол, снова пригубил кофе и криво улыбнулся доктору. – Рассказывайте, Сергей Петрович, как вы дошли до жизни такой.
– До какой такой жизни я дошел? – агрессивно спросил доктор. Он все еще был бледен, но зеленоватый трупный оттенок уже сошел с его лица, и видно было, что он начинает приходить в себя.
– Ну как же, – сказал Глеб. – Будто вы не знаете! Мошенничество, похищение людей, воспрепятствование в оказании пострадавшим медицинской помощи, убийство.., и хорошо, если только одно убийство. Список, достойный бывалого рецидивиста, как вы полагаете?
Глеба мутило от боли, перед глазами все плыло и дергалось – чертов Колян основательно его отделал, – но он старался выдерживать сухой и самоуверенный тон профессионального следователя, которому все ясно. Мимоходом он подумал, что занимается не своим делом, что его дело – выбраться отсюда живым и привести сюда специалистов, того же Малахова, например, но ему нужно было заставить доктора открыть палату Ирины Бородач, а для этого его еще нужно было сломать и заставить бояться себя больше, чем Упыря.
– Так как мы поступим, Сергей Петрович? – спросил он. – Будем оформлять явку с повинной, как честные и законопослушные россияне, или вас придется колоть, как прожженного урку?
– Это не я! – воскликнул доктор Маслов. Он был полностью готов к употреблению и явно уже видел перед собой сводчатые коридоры и переполненные камеры овеянной страшными легендами Бутырки. – Это все Губанов! Он меня втянул, я ни о чем не подозревал”, – Хватит врать! – рявкнул Глеб, едва не свалившись со стола от собственного крика. – Хватит вола вертеть, гражданин доктор! Рассказывайте все по порядку, или я за себя не отвечаю!
В течение следующих десяти минут он выслушал подробный, хотя и несколько сбивчивый рассказ о том, как хрустальная мечта психоневролога Маслова превратилась в кровавый кошмар. Это была в высшей степени печальная история, но Глеб не испытывал жалости ни к одному из ее участников. Слушая доктора, Слепой думал о том, что земное и небесное правосудие зачастую идут бок о бок, перебегая друг другу дорогу, и о том, что это в конечном счете совсем неплохо.
– Все ясно, – сказал он, когда доктор замолчал. – Давайте сюда проект.
– Простите?.. – осторожно переспросил Сергей Петрович, ни словом не упомянувший о том, что сохранил копию первоначального варианта проекта.
– Настоящий проект дайте, – сказал ему Глеб. – Или он у вас не здесь? Только не делайте голубые глаза, вам это ужасно не идет. Сразу хочется ударить вас по лицу, причем сильно…
Доктор заметно вздрогнул, молча встал с дивана, осторожно обошел Слепого и взобрался на стол. Сосредоточенно шевеля бородой, он произвел какие-то несложные подсчеты и сдвинул в сторону один из квадратов подвесного потолка.
– Вот, – сказал он, отдавая Глебу увесистую папку, тщательно обернутую полиэтиленом, и неловко сполз со стола.
– Это вы от Губанова ее туда спрятали? – спросил Глеб, кивая на потолок. – Да-а, доктор… Вы, наверное, хороший специалист в своей области, верно? – Маслов рассеянно кивнул, погруженный в свои невеселые мысли. – Вот и занимались бы своим делом, черт бы вас побрал! – закончил Глеб, и Сергей Петрович снова кивнул. – Вот что, доктор, – продолжал Слепой. – Я тут у вас немного посижу, а вы сходите наверх и выпустите Ирину Бородин. В мою палату лучше не заходите, не надо… Потом оба возвращайтесь сюда, поедем в Москву… Даже не так. Телефон у вас есть?
Маслов молча протянул ему трубку мобильника. Глеб быстро набрал домашний номер Малахова и стал ждать, считая гудки. После шестого сигнала заспанный голос полковника недовольно проворчал в трубку что-то нечленораздельное. При звуках этого голоса Глеб снова испытал ощущение нереальности происходящего, словно полковник находился где-то в другом измерении.
– Алексей Данилович, – сказал он, – это я.
– Кто “я”? – проворчал Малахов.
– Я.
– О, черт, – сказал полковник. – Откуда ты? Куда пропал?
– Это все потом, – перебил его Глеб. – Нужно, чтобы вы меня отсюда вытащили.
Он объяснил полковнику, что от него требуется, выключил телефон и положил его в карман спортивной куртки.
