– Гаденыш! – больно били изящные кулачки.

Воробей старался прикрыть лицо и голову.

Схватив его за грудки, она развернула парня лицом к себе и поддала коленом в пах.

– Молодчина! – восхищенно зааплодировал Ладейников.

Он смотрел на нее тем взглядом, каким мужчина мысленно раздевает женщину. Но Забродов уловил в этом взгляде отнюдь не жажду обладания. Это был взгляд убийцы, уже прокручивавшего в голове сцену насилия.

Неужели выбрал ее? Или фантазия в любой момент может переключиться на кого-нибудь другого?

Первыми из грязи поднялись Леша Барабанов с Акимовой. Но тут же снова поскользнулись и самая возрастная из пар еще больше увеличила отрыв…

Павел Семенович Феофанов несколько лет пробивал себе в придачу к ОМОНу еще и спецназ. До его прихода на руководящий милицейский пост в Алтайском крае считалось, что ОМОНа здесь достаточно. На крайний случай есть спецназ ФСБ. Но иметь под рукой свое спецподразделение стало для Феофанова вопросом престижа.

Фуражку с высокой тульей он шил в Москве, номера на служебном автотранспорте имел самые крутые во всем крае. Но ведь есть еще другие края, другие области. Нельзя отстать от соседей. Есть же в Красноярском крае милицейский спецназ, значит, и на Алтае должен быть.

Море водки пришлось выпить с нужными москвичами из министерства. Они ни в чем не нуждались – ни в угощении за его счет, ни в подарках, ни во взятках. Им и так хватало выше головы. Составь им компанию – попарься в баньке, поговори «за жизнь». Пили они покруче, чем в провинции. Время от времени Феофанов жаловался самому себе, что печень с этими москвичами надо иметь лошадиную – его печенка потихоньку начала сдавать.

К счастью, штаты на спецназ открыли раньше, чем он загремел на больничную койку. Феофанов перевел дух, дал себе слово воздерживаться от спиртного и стал пестовать любимое детище, как пестует отец позднего ребенка. Экипировка, учебный полигон, лучшие в крае кадры…

Теперь пришло время сынку поработать на отца, доказать, что труды прошли не напрасно.

– Расслабься, – шепнула Акимова.

Леша Барабанов был мужик битый. И к уголовной ответственности привлекался и дрался на бильярдных киях, и лапшу мог повесить покупателям, рекламируя на авторынке запчасти.

Но теперь понял, что гордость надо отодвинуть в сторону и отдать на время инициативу в чужие руки.

Света обхватила его за поясницу, он обнял ее за могучую шею. Двигаться синхронно стало гораздо легче, теперь они уже дышали в затылок лидерам. Те почувствовали угрозу, сбились с правильного ритма и повалились в коричневую жижу.

От сотрясения зубная боль Струмилина мгновенно удесятерилась. Тихонько завывая, кандидат наук поджал колени к животу и остался лежать в грязи в позе зародыша в утробе матери.

На уговоры и дерганья за руку никак не реагировал, никуда больше не хотел ни бежать, ни даже ползти.

Тем временем на финише Леша легко и без напряга кинул свою напарницу. Он все время держал в уме, что выиграть должен кто-то один.

В последний момент резко подался вперед и перед самым носом у Светы сорвал с ветки меченую шишку. Та вскинула над головой руки и только потом очнулась от азарта гонки и вспомнила, что победа на двоих не делится.

Вероника с Вадимом остались последними на дистанции. Отвязать свою ногу от ноги партнера она не имела права и тянула биолога по грязи, упираясь в скользкую почву то коленом, то локтем.

Привстав, Забродов сделал два шага навстречу, но Игорь предупредил:

– Лучше сиди. Иначе они у меня оба черную метку заработают.

– Вот тебе и первое настоящее дело. Для тебя, я знаю, не первое, для ребят тоже. Но для вашего подразделения – боевое крещение. От этой операции зависит многое. Я штаты на спецназ пробивал не год и не два. Если теперь запороть работу, могут расформировать к чертовой матери. И мне, сам понимаешь, не поздоровиться. Вот если все пройдет чисто, тогда грудь в крестах. Тут уж ваши подвиги никому замолчать не удастся, потому как телезритель в курсе.

А телезритель – – самый главный у нас в стране человек.

– Так в курсе телезритель или нет?

– Пока все верят, что это такое экстремальное шоу, чтобы переплюнуть другие каналы.

– Лишь бы никто не стал гнать волну. Кто из журналистов пронюхает, поспешит первым выдать в эфир. Преступники тоже смотрят свежие новости. И прямую трансляцию отслеживают – не верят на слово.

– Я тебе начало записи не показал, там в кадре мелькнул переносной телевизор.

Павел Семенович Феофанов отмотал кассету назад, вернувшись к первым минутам трансляции.

– Вон он, видишь. Я созвонюсь еще с Москвой, пусть позаботятся, чтобы эти двое не навострили уши.

– А баба?

– Эта? Пьяная или просто дура.

– Он ей автомат дал в руки.

– Думаешь с ними заодно? По крайней мере с оружием она обращаться не умеет. Не трогай ее, договорились? Пусть потом расскажет, с какой стати доверия удостоилась.

– Сколько там денег точно?

– Семь с половинной миллионов в рублях.

Причем купюры не самые крупные – видел какой здоровый мешок?

– Я к тому, чтобы претензий потом не было.

А то со мной уже бывало такое. Берешь молодца, сдаешь деньги и ценности, а через день к тебе с претензиями: тут вы три тысячи недодали. Я за отморозков не отвечаю. Если он сразу с бабками не рванул, если светится перед всеми на экране, значит с головой у него не в порядке. Может, от купюр прикуривать станет или кораблики по реке пускать, а меня потом обяжут – вынь да положь полную сумму.

– Ты сделай дело как надо. Остальное я беру на себя. Смотри на карту, высказывайся! Где будешь высаживаться? И учти: у них, возможно, еще есть оружие.

– Да это, в общем, погоды не делает. Мы ведь бои устраивать не собираемся.

Пока командир спецназа склонился над картой, Феофанов еще раз бросил внимательный взгляд на хорошо знакомую фигуру в камуфляже. Белоконь не подведет, не должен. Этого человека он сам отыскал в Питере и привез сюда.

Генерал хорошо помнил, как поднялся по лестнице, распугивая бездомных блохастых кошек, как собрался позвонить и потом обнаружил, что дверь не заперта. Прошел в комнату, где топор можно было вешать от сигаретного дыма. Пустые бутылки на подоконнике, на полу и на шкафу.

Мрачный мужик с грубо вытесанными чертами.

Сидит, разглядывает свои, выложенные на стол кулаки.

Увидев нежданного гостя в форме, Белоконь спокойно встал и произнес абсолютно трезвым голосом:

– Здравия желаю, товарищ генерал.

Феофанов знал, какая беда приключилась с хозяином квартиры. Состоятельный питерский бизнесмен обратился в милицейские органы с официальным заявлением. У него украли семнадцатилетнего сына, требуют по телефону выкуп. Прислали кассету, где сын прикован к батарее наручниками, к виску приставлено дуло пистолета. Угрожают в самое ближайшее время начать отстреливать по одному пальцу в день.

Белоконь быстро вышел на адрес частного дома на окраине, предупредил своих ребят, чтобы с головы заложника не упал ни один волос.

Главное, не дать преступникам ничего предпринять.

Ворвавшись внутрь, бойцы церемониться не стали. Спящие резко повскакивали с ног, а ребята решили, что те хватаются за оружие и уложили двоих на месте. Потом выяснилось, что «пленника» никто не держал на привязи и чувствовал он себя прекрасно. Просто решил вместе с друзьями обмануть отца и вытянуть из него бабки.

Белоконю, как командиру, здорово влетело за два трупа. Его понизили в должности и отправили во внеочередной отпуск, заявив, что рассмотрят за это время вопрос о его служебном соответствии. Офицер пил уже две недели и никак не мог захмелеть.

Когда незнакомый генерал предложил возглавить отряд спецназа на Алтае, Белоконь помолчал с полминуты, потом предупредил:

– Имейте в виду, горбатого могила исправит. Я не следователь. У меня в команде нет и не будет экспертов, чтобы углубляться в истинные мотивы.