Банда не был уверен, что доходчиво объяснил Коле причины той смутной тоски, которая грызла в последние дни его сердце, но лучше высказаться он не сумел. Но Самойленко, видимо, понял его. Коля сидел теперь притихший, задумчивый и, когда Банда замолчал, подытожил:

– Не хочется волку попадать в пасть волкам же.

– Да, не хочется.

– А ты и не попадешь; Не грусти, – вдруг оживился Самойленко. – Тебе просто повезло, что я приехал. Я подниму хороших людей, на уши поставлю кого следует...

– Ты ничего не сумеешь.

– Слушай, – не на шутку рассердился журналист. – За кого ты меня держишь, в натуре? А ну пошли в дом к телефону, сейчас позвоним ребятам в пресс-службу МВД, в КГБ... Да не в одесские управления, а в Киев. Я телефоны знаю, ребята там знакомые. Сейчас придумаем что-нибудь.

– Сиди, Коля.

– Я тебя не понимаю...

– Вон там, – Банда неопределенно махнул рукой куда-то за забор, – метрах в пятидесяти от дома притаился "рафик", в котором стоит отличная прослушивающая аппаратура. Каждое наше слово они уже услышали, оценили и сделали соответствующие выводы. Иди, сними трубку – я больше чем уверен, что она будет молчать. И вообще могу тебя поздравить – в загоне с красными флажками теперь уже не один волк. Тебя они отсюда тоже не выпустят, понимаешь?

– Ты хочешь сказать... – растерялся Самойленко, удивленно глядя на Банду.

– Ты стал такой же персоной нон грата для ФСБ, как и я. Отстреливать будут нас обоих.

– Ну ты сказанул!

– Не веришь? Ха! Они просто слишком далеко зашли, Колян. У них нет теперь другого выхода. Правильно я говорю, а, товарищ майор или полковник – не знаю? – крикнул Банда в темноту, страшно и странно улыбаясь. И сам подтвердил:

– Правильно. Совершенно правильно.

Куда вдруг разом подевалась кипучая энергия Самойленко, бившая, казалось, через край еще четверть часа назад! Журналист сидел сейчас с Бандой грустный и притихший, о чем-то сосредоточенно думая и иногда утвердительно кивая головой в ответ на собственные мысли. Сашка тоже молчал, докуривая очередную сигарету.

Наконец Николай встрепенулся, как будто сбрасывая с плеч тяжелый груз, и потянулся к бутылке, снова разливая водку в стаканы.

– Э, да ты снова не выпил! Брось, Банда, хрен с ними. Давай вмажем по единой, а там – будь что будет!

– Не-ет, так просто я им не дамся... Но по единой, как ты сказал, можно, – и Банда решительно опрокинул в себя полстакана водки, даже не поморщившись.

– Вот так-то, – радостно подхватил Самойленко, тут же с энтузиазмом поддержав Сашку. – Этак нам веселее ночь коротать будет. Правда, старлей?

– Слушай, а чего ты к Олегу-то приехал? Просто так или по делу какому? – вдруг вспомнив о неожиданном появлении Самойленко, спросил Банда.

– Вообще-то по делу. Мне его помощь нужна была. У нас в Одессе крутые дела творятся, и мне нужен был человек вроде Олежки – свой, надежный, который и спину мне, если что, прикрыть сможет. Да, видать, не судьба...

– Так, а что за дело-то, если не секрет?

– От тебя секретов нет. А вот они, – Коля махнул в ту сторону, где Банда засек автомобиль прослушивания, – услышат... А впрочем, пусть слушают, раз так. Мне-то этим делом заниматься уже не придется, видно.

– Ну так наливай еще, а то и впрямь тоскливо как-то, да рассказывай – все равно всю ночь сидеть, так хоть компанию мне составишь, – Банда протянул пустой стакан, и Коля живо исполнил его просьбу.

Они выпили. Самойленко уселся поудобнее и, снова "развязав" – как тут удержаться, если столько тяжелых и невероятных известий сразу валится на голову, – попросил у Банды сигарету и начал рассказывать:

– Это мог бы быть "материал века". Может быть, не уступил бы по сенсационности и рассказу об этих деятелях, – он кивнул в сторону улицы. – Короче, у нас в Одессе есть одна больница, при ней роддом, и там вдруг стали происходить странные вещи – резко возросла детская смертность. Во время родов. Представь, оклемается мать от наркоза...

– Слушай, а рожают разве под наркозом? – Банда был не очень-то сведущ в этом деле, но представлял себе роды несколько иначе.

– Нет, без наркоза. Но если кесарево сечение делают...

– А-а, тогда понятно.

– Короче, оклемается роженица, а ей – очень сожалеем, но ваш ребенок родился мертвым. Ну и следуют всякие разные объяснения... Дескать, и показать нельзя – плод, мол, выглядит так, что вам лучше его не видеть. Словом, родители в конце концов успокаиваются, смиряются и даже не пытаются похоронить своего несчастного ребенка. Мертвый и мертвый, что поделаешь. Там готовы и документы оформить так, что в итоге женщина выходит из роддома как бы после аборта.

Язык уже не очень-то слушался хозяина, но рассказывал Самойленко хотя и несколько путанно, все же увлеченно, в очередной раз загоревшись сегодня и воспрянув духом:

– Ну, в общем, дела так разворачиваются, что ни похорон, ни могилки – ничего, никаких следов... Кое-кто из родителей об этом и не спросит. Что ж, если они это дитя никогда живым не видели, чего и хоронить-то? Кому-то расскажут о том, что ребенок родился хоть и живой, но с такой патологией, что и нескольких минут не мог прожить вне материнской утробы, – вроде не хватает какого-то жизненно важного органа, например, так что спасти было никак нельзя...

– Да, дела! – присвистнул Банда, а Коля тем временем продолжал:

– Словом, до определенного момента все шло в этой больнице очень четко... Слышь, Банда, давай еще по глотку, потому как ночью без водки о таких страстях и рассказывать-то трудно.

– Давай, я что, против? – Банда заинтересовался и ждал продолжения.

Они выпили, и Коля заговорил снова:

– Короче, все было нормально, только, может, в Управлении здравоохранения слегка удивлялись статистическим данным о детской смертности. Но мало ли что? Может, Чернобыль так влияет или еще какая "холера" – наша экология, слава Богу, всему миру известна... Да. Так вот. Слухи пошли по городу неожиданно. Как они возникли – одному Господу известно. Может, две несчастные матери встретились. А может, какая-нибудь утечка информации произошла. Не знаю. Главное – вся Одесса вдруг заговорила об этой больнице. Ну и ваш покорный слуга, естественно, заинтересовался. А тут как раз такая удача подворачивается...

– Что именно?

– Да моя коллега, напарница, мы с ней часто вместе работаем, Дина... В общем, она залетела по каким-то там женским делам в гинекологию этой самой больницы, – Самойленко отчего-то вдруг смутился, и Банда, вспомнив, как нежно вымолвил он имя женщины, Лишь усмехнулся про себя – "конспиратор". – А знаешь, как у нас, роддом, гинекология – все в одном корпусе, только на разных этажах.

– Ну и?

– Короче, она там, естественно, помимо лечения, начала заниматься сбором информации... – Коля вдруг посерьезнел и помрачнел. – Но я боюсь за нее. Если там что серьезное... Вот я и хотел Олега попросить о подмоге. Взял бы его с собой, устроил в эту больницу хоть санитаром, хоть электриком... Там вакансии, сам понимаешь, найти всегда можно. А он – бывший офицер, медподготовку прошел. Может, даже на медбрата претендовать бы мог. В общем, надо было хоть немножко прикрыть Дину, а заодно постараться что-нибудь интересное высмотреть...

– А сам чего же? – Банда с недоверием покосился на Самойленко, не понимая, что может помешать мужчине самому защитить свою любимую, попавшую в опасную ситуацию.

– Сам?! Ха-ха! Да меня каждая собака в городе знает. Здрасьте! Самойленко в санитары попросился! А больше вы нигде, господин журналист, поработать не желаете? – он передразнил возможную реакцию на его появление в больнице, но тут же снова посерьезнел:

– Нет, я сам не могу никак. Мне именно такой парень, как Олег, нужен был.

– Ну я бы тебе постарался помочь, но...

– Да... Ладно, забудем об этом. Давай лучше отвлечемся. Какая ночь-то, а?

– Здорово, ничего не скажешь.

Они долго-долго сидели молча, задумавшись каждый о своем. Городок спал, погрузившись в полную тишину, и даже природа, казалось, замерла, не нарушая вселенского покоя ни шелестом листвы под дуновением ветерка, ни криком цикад. Лишь мириады огромных ярких звезд прямо над головой безмолвно взирали на землю, полную тревог, печалей и бедствий. Там, наверху, все было куда спокойнее.