– Конечно.
– Мужики, если честно, у меня сегодня отличное настроение и совсем не хочется спать, – как-то задорно сказал Котляров. – В гостинице у меня есть бутылочка коньячка. Раздавим, а?
– Обижаешь, начальник! – Самойленко скорчил потешную рожу. – Что, у нас своей горилки не найдется, чтоб к твоей гостинице топать? Сейчас сбегаю к холодильнику и принесу. Запотевшую! – и он исчез в доме.
...Гулянье в саду продолжалось до утра, и Галина Пилиповна, встав утром подоить корову, была крайне удивлена, обнаружив распахнутую калитку... двоих друзей покойного Одежки, спавших вповалку рядом с каким-то незнакомым мужчиной прямо на подсыхающей свежескошенной траве в саду под яблоней. Укрыв их старенькими покрывалами, она ушла в клуню, изумленно покачивая головой...
* * *
– Банда, ну ты и поросенок все же! – выговаривала утром Алина, обливая голого по пояс Сашку прямо из ведра. – Напился сам и Колю напоил. И еще какого-то типа к себе затащили! Кто это такой? Где вы его только откопали среди ночи?
Она кивнула на Котлярова, уже проснувшегося и осторожно поворачивающего голову, жутко трещавшую после ночных возлияний.
– Этот? Пока секрет, Алинушка! – весело фыркал Банда, разбрызгивая вокруг себя фонтаны воды.
– Осторожнее, меня всю обольешь! – воскликнула девушка, отскакивая в сторону. – И почему калитка была открыта? Мне Галина Пилиповна как рассказала, я чуть не умерла от ужаса. Тебе что, жить надоело? Пришли бы эти сволочи и пристрелили тебя, пока спишь. Ну что это за несерьезность такая, Банда? Ну почему я, женщина, должна тебя учить элементарной осторожности...
– Алинушка, тихо! Не рычи, – лишь смеялся в ответ Банда, энергично растираясь полотенцем. – Ночью произошло эпохальное событие – пророк Исайя спустился на землю и провозгласил судный день. Все, теперь каждому воздается за грехи его! Отвечай же, несчастная, как на духу, любишь ли ты меня? – громогласно возопил Банда, театрально-грозно глядя на свою невесту.
– Сашка, перестань поясничать! – Алина не знала, сердиться ей или смеяться. – Не знаешь будто, что я люблю тебя больше всех на свете!
Она прижалась к его обнаженной холодной после мытья груди и притихла, чувствуя себя рядом с этим сильным парнем совсем маленькой девочкой, надежно укрытой за его широкими плечами от всех бурь и тревог.
– Мне страшно, Саша, – прошептала она.
– Спокойствие, – бодро воскликнул Банда, сжав ее плечи. – Лучше неси бинт и смени мне повязку, а потом я расскажу тебе один страшный-страшный секрет. Но только – никому, идет, Алина Владимировна? Тебе доверять можно?
– Ох, какой же ты пустомеля! – не выдержав, в сердцах воскликнула девушка, убегая в дом...
– Ребята, быстрее собирайтесь. Осталось всего полчаса, – подал голос Степан Петрович, когда перевязка была закончена.
– Степан Петрович, умоляю, ни звука! – вдруг возопил Банда. – Это мой сюрприз!
Он схватил Алину за руку и потащил в дом, к телефону.
– Давай, звони скорее родителям.
– Банда, ты мне скажешь, в чем дело, или так и будешь голову морочить?
– Набирай скорее номер, у нас времени совсем не остается.
Алина набрала номер и, услышав в трубке голос матери, произнесла:
– Мама, привет! Как вы там?
– Скажи им, что сегодня ночью ты будешь дома, – прошептал Банда, стоявший рядом на ухо девушке.
Алина от удивления чуть не выронила трубку из рук:
– Что?!
– О, женщины! – театрально воздел Банда руки к потолку. – Ну ничего не могут сделать как следует. А ну, давай сюда! – он забрал трубку у обомлевшей Алины и весело закричал:
– Настасья Тимофеевна, здравствуйте!.. Да-да, у нас все отлично. Именно отлично... Ой, тут такие дела, вы бы знали!.. У меня нет времени, да и разговор совсем уж не телефонный... Настасья Тимофеевна, послушайте. Если вы сегодня чуть попозже ляжете спать, то около часа ночи я привезу вам Алину!.. Да!.. Ну конечно!.. Спокойно, спокойно, не плачьте, все уже хорошо. Идите, обрадуйте Владимира Александровича. Мы скоро увидимся! До свидания!
Он положил трубку и обернулся к Алине, во все глаза смотревшей на своего Банду, ничего не понимая и боясь поверить в то, что только что услышала.
– Саша, ты мне можешь наконец объяснить, что происходит? Что...
– Алинушка, мы едем домой. Через полчаса. Пошли, познакомлю тебя со Степаном Петровичем...
II
Огромный кабинет генерала Мазурина, казалось, уменьшился в размерах, когда в него вошли эти здоровенные парни в сопровождении полковника Котлярова. Высокие, статные, с еще не утерянной офицерской выправкой, они невольно вытянулись по стойке "смирно", когда генерал Мазурин, одетый по всей форме, поднялся из-за стола им навстречу.
– Виталий Викторович Мазурин, – представился он, первым протягивая им руку.
– Банда... То есть Александр Бондарович, – смутившись, ответил рукопожатием Сашка.
– Николай Самойленко, – пожал генералу руку Коля.
– Так вот ты какой, горный олень, – не очень удачно пошутил, процитировав бородатый анекдот, генерал, с откровенным интересом разглядывая Банду. – Ну что ж, хорош, хорош... Мы тут уже поговорили предварительно с полковником Котляровым, и я полностью одобрил его план, так что...
Мазурин не спешил. Он жестом указал на огромный кожаный диван и кресла, стоявшие у журнального столика в углу просторного кабинета.
– Садитесь. Поговорим.
Когда все расселись, Виталий Викторович неторопливо начал:
– Вот что. Полковник Котляров слегка поторопился. Через отдел кадров после... э-э... некоторых обстоятельств нам не удастся провести вашу кандидатуру в штат управления. По крайней мере, пока – до выполнения задания, которое мы собрались на вас возложить. Поэтому вам, Александр, сейчас не суждено стать офицером службы безопасности. Вы поработаете какое-то время по контракту в качестве нашего агента. Но, я подчеркиваю, – это временно.
– Ничего, Виталий Викторович, эту беду я переживу. Мне, может, вольной птицей, от устава не зависящей, еще и интереснее оставаться, – нашелся Банда, но сам с тревогой взглянул на Котлярова: не рушатся ли его обещания? Не перевернул ли Мазурин все планы?
– Я тоже так подумал, тем более что средства для проведения операции – деньги, необходимую аппаратуру, возможно, и оружие – мы вам выделим. Вы будете так или иначе работать с нами. Заключим, допустим, договор. Кажется, так у вас, на гражданке, выражаются? – он обратился теперь к Самойленко, и тот, не в силах преодолеть смущение, которое охватило его с первой минуты, как только он переступил порог этого знаменитого на весь мир мрачного здания, в ответ лишь согласно кивнул.
– К вам, Николай, у меня особая просьба, – продолжал между тем генерал. – Уж на вас никакими – ни экономическими, ни моральными – методами я воздействовать не могу. Я могу вас только просить. И просьба моя состоит в следующем – забыть на время о своей профессии. На время. Вам пока нельзя будет разглашать и публиковать какую-либо информацию об этом деле. Вот когда все закончится, тогда...
– Я все понимаю, – отозвался Самойленко, слегка обиженный недоверием. – Дело на самом деле серьезное...
– Вот именно. Но я имел в виду не только ваше молчание, – генерал закурил "Мальборо" и положил пачку на столик, жестом приглашая всех присутствующих последовать его примеру, – но и ваше... как бы это получше сформулировать... подчинение. Официальным исполнителем операции будет Бондарович, и только он имеет право принимать решения, проявлять инициативу. После согласования со Степаном Петровичем, конечно, – он кивнул на Котлярова, скромно присевшего на краешек дивана.
– Я понимаю, – снова согласно кивнул Самойленко.
– Ну и отлично, – генерал встал, давая понять, что аудиенция окончена. – Да, Александр... Я приношу вам извинения за некоторые неприятности, которые мои сотрудники вам доставили...
– Я все понимаю, Виталий Викторович, – наг чал было Банда, – и не обижаюсь. На обиженных, как говорится, воду возят...