Самойленко встал, подошел к сейфу, вынул оттуда начатую бутылку водки, зубами сорвал пробку, налил полстакана и выпил залпом. Постояв несколько секунд в раздумьях, выпил еще.

Руки дрожать не переставали…

— Ну, ребята, это не просто удача — это успех! — настроение у Банды после совместного прослушивания записи в машине на стоянке у Московского кладбища резко улучшилось. — Теперь, Коля, могу тебе гарантировать на восемьдесят процентов, что Леночку мы обязательно вернем еще до пятницы.

— А остальные двадцать?

— О них мы узнаем чуть позже.

— Лариса… — в задумчивости качал головой Андрей Дубов, все еще не оправившись от шока. — Ну, братва, от нее я этого не ожидал!

— Я тоже, — поддержал его Самойленко.

— Эх, мужики, забыли, что ли, женщины — элемент хрупкий и легко соблазняемый. Чем он ее взял — не знаю, — рассуждал Банда, — но что взял чем-то — факт. Теперь неудивительно, что у вас документы исчезали прямо из-под носа. Неудивительно, что о каждом вашем шаге и о каждом новом сюжете бандиты знали все.

— Да…

— Но ничего, — Банда открыл свой блокнот и улыбнулся, — теперь и мы кое-что знаем. И не так уж мало… Слушайте, что удалось сегодня сделать мне. Во-первых, я поднял здесь кое-какие данные и выяснил, что на территории Белоруссии это первое настоящее похищение ребенка…

— Что значит — «настоящее»? — мрачно уточнил Самойленко, — В смысле — организованное преступной группой, которой нужно путем подобного шантажа чего-то добиться. Было до этого несколько случаев, но там все элементарно — то какому-то деревенскому алкоголику на бутылку не хватало, то обиженный разведенный папашка таким способом свидания с ребенком добивался, — спокойно разъяснил Банда. — Значит, если предположить, что бандиты местные, они действуют по наитию, не имея даже примеров чужого опыта.

— Это хорошо или плохо?

— Скорее хорошо. Они будут действовать шаблонно, стандартно, как все первопроходцы. К тому же они будут совершать много ошибок — например, в охране ребенка, в контактах. Вот тот же звонок Ларисе — это уже ошибка. Они должны были разговаривать только с тобой…

— Стой, Банда! — вдруг вскричал Самойленко. — Я совсем забыл! Сколько времени?

— Половина девятого, — ответил Дубов.

— Андрей, срочно вези меня домой. Мне в девять должен звонить бандит…

— Хорошо, едем, — согласился Банда.

— И ты?

— Конечно. Только вот что — принеси мне из своей машины кейс с аппаратурой, возьмешь «жучок», вставишь в свой телефон. Я тоже хочу послушать.

— Хорошо.

— И еще. Говорить будешь спокойно, не нервничая. И ни словом, ни звуком не дай Бог тебе обмолвиться о том, что ты знаешь что-то про Ларису!

— Я понял.

— Неси приемник.

Самойленко вернулся с чемоданчиком Банды буквально через минуту.

— А теперь адрес продиктуйте.

— Так поезжай за нами…

— А вдруг твой подъезд «пасут»? Нет, я сам твой дом отыщу, специально карту Минска днем купил. А вы езжайте… Только скажи, куда выходят окна комнаты, в которой у тебя стоит телефон.

— Как куда — во двор. У меня там нет дорог, всюду двор — район спальный.

— Я не про то. На какую сторону — на фасад, где парадный подъезд, или на тыльную сторону дома?

— А-а! На подъезд.

— А какой номер подъезда?

— Второй. Ровно посредине дома.

— Все. Понял. Езжайте! После разговора снова в машину — и в город. Я вас где-нибудь тормозну, если все будет спокойно. Поговорим.

Разговор с Юным вызвал в душе Ларисы настоящую бурю. Не в силах больше находиться на работе, она тут же ушла домой, где заперлась в своей комнате и, с плачем упав на кровать, зарылась головой в подушки.

Какая же она подлая! Как она могла так поступить!

Она ведь так хорошо знала Наташу, бывала у них дома, поздравляла ее, когда Леночке исполнился год.

Она помнила, как хорошо относилась к ней Наташа — Коля даже пошутил однажды, что его ревнивая жена готова ревновать его ко всем, кроме нее, Ларисы.

И чем она им отплатила!

Она так уважала Колю, который раскрыл в ней талант журналиста, учил ее работать в эфире, обращаться с камерой, оперировать фактами, разговаривать с людьми.

Он учил ее ответственности за сказанное в эфире слово и ненавязчиво рекомендовал даже, в какой одежде лучше появляться на экране, перед зрителями.

И чем она ему отплатила!

Ей было страшно.

И ей было противно от себя самой.

Чем больше она думала, тем сильнее понимала, что обратной дороги для нее нет, что уже никогда, даже если все кончится благополучно, не сможет она прийти в их дом, смотреть в глаза этим людям — и не чувствовать перед ними животного страха и нечеловеческого позора.

Ей было очень плохо, и в какой-то момент она подумала, что могла бы совершить по крайней мере один достойный поступок — рассказать Николаю все, что знает.

Но потом вдруг в ее голове возникло ясное и простое слово, которое наиболее точно определяет то, что она сделала, — «преступление».

И она поняла также, что сама покаяться и признаться во всем не сможет…

Телефон зазвонил в десять минут десятого — бандиты были не слишком пунктуальными, и эти десять минут показались Коле целой вечностью.

— Самойленко?

Николай вздрогнул — нет, он не ошибся, именно с этим человеком разговаривала сегодня Тимошик.

Он сжал зубы, собрал свою волю в кулак и через мгновение ответил:

— Я.

— Ну что ж, нам понравилось, как ты себя сегодня вел. Хороший мальчик.

— Пошел на хрен.

— Ну-ну, не ругайся. Мы действительно контролируем каждый твой шаг, знаем про все твои сегодняшние распоряжения на работе. Молодец. Ты все понял правильно. Если будешь и дальше умницей, ты увидишь свою Леночку. Ты согласен и дальше вести себя так же разумно?

— Кончай трепаться. Ты дочку мне привел к телефону, как обещал?

— Осталось четыре дня, Коля, не вздумай выкинуть какой-нибудь фокус. А то получишь ушки дочери в конверте по почте. Ты же понимаешь?

— Блядь, ты заткнешься?! — взревел Николай.

Если бы сейчас эта мразь была рядом, Коля бы зубами вгрызался ему в горло, голыми руками разодрал бы на части, ногами растоптал его голову, как спелый арбуз! — Я тебя все равно убью, сука!

— Ох, напугал!

— Где дочь?

— Ты уже успокоился? Тебе не стоит так нервничать, а то я тоже нервным бываю, ясно тебе, петушина? Я от тебя, козел, этих наездов терпеть не собираюсь, ясно? — завелся на том конце провода и бандит, которому изменило наконец его идиотское чувство юмора — может быть, он услышал в голосе Николая что-то такое, что его не на шутку испугало.

Это было бы неудивительно — Самойленко рычал так, как может рычать разъяренный лев, детенышу которого угрожает опасность.

— Ладно. Все. Давай успокоимся оба, — постарался сдержать себя Николай, кивнув Андрею и Наташе, которые подскочили к нему, когда он закричал в трубку. — Ты привел дочку?

— Да. Я играю честно — можешь убедиться. Сейчас, подожди секунду.

В трубке послышалась какая-то возня, затем раздался шепот женщины:

— Ну, поговори с папой. Скажи ему что-нибудь. Ну, давай, Леночка, не бойся.

Но вместо того, чтобы что-нибудь пролепетать, Леночка вдруг расплакалась.

Коля услышал этот плач и тоже чуть не расплакался — сомнений быть не могло, это был голос Леночки.

— Чего-то плачет она, — мрачно прокомментировал бандит — наверное, и в нем что-то шевельнулось. — Но ты убедился, что с твоей дочерью все нормально?

— Д-да, — дрогнул голос Николая.

— Тогда все, пока. Завтра еще позвоню. Примерно в это же время…

— Я слышал разговор. Вроде с Леночкой все в порядке? — полувопросительно-полуутвердительно сказал Банда, когда полчаса спустя, подъехав к центру города, они снова все вместе сошлись в его машине.

— Кажется, да.

— И слава Богу. Не думай пока об этом, — Банда положил руку на плечо друга. — Давайте я вам расскажу, что еще за сегодня выведал.