Глеб всматривался в карту. Сплошные горы, безлюдные ущелья, непроходимые тропы.

– То, что полковник Зверев катапультировался, видели пилоты его эскадрильи. Но они, конечно же, ничего не могли сделать. И сейчас, я думаю, за полковником идет охота. Его надо найти живым или мертвым. Мы послали туда две группы, вернее, группы были не наши, туда послали десантников. Но насколько я понимаю, их уничтожили. Так что придется отправиться в горы тебе.

Сколько тебе надо людей?

Глеб немного подумал, глядя на карту.

– Я возьму человек шесть. Я сам отберу людей.

– Это очень важно. Пойми, капитан, это очень важно, – повторил подполковник, давя окурок в полной пепельнице.

Через чае вертолеты уже были подняты в воздух. Они прошли над селением, которое бомбили самолеты Зверева – вместо селения зияла выжженная пустыня. Затем нашли площадку, и Глеб со своими людьми высадился.

Вертолеты вернулись на базу. Глеб по рации сообщил, что он добрался до места и начинает поиск.

В успехе операции Глеб сомневался, ведь уже прошли целые сутки, а эта территория плотно контролировалась душманами. Тем более, местность они знали, это были их горы, их земля.

Перед посадкой в вертолет подполковник обнял Глеба и сказал:

– Надежд у меня мало. И, честно признаться, капитан, я не думаю, что вы найдете полковника. Но если кто-то и сможет с этим справиться, то только ты и твои люди.

– Попробую. Сделаю все, что в моих силах.

Он помнил глаза подполковника, помнил тот прощальный взгляд, в котором была безысходность.

Двое суток блуждали в поисках Глеб Сиверов и его маленький отряд. Дважды они нарывались на засады, и Глеб потерял троих, а двое были ранены и двигались с трудом. Через полтора дня Глеб потерял и этих людей.

Он остался один и уже приготовился к худшему, понимая, что жить ему осталось недолго, может, несколько часов, а может, несколько минут. Он уже не думал о полковнике, не думал даже о себе. Какое-то безразличие ко всему охватило Глеба. Он брел по ущельям, поднимался на перевалы, пробирался над обрывами.

И ему повезло. Возможно, это была случайность, а может, удача – та удача, в которую Глеб всегда верил.

Он нашел полковника, вернее, вначале нашел его след и пошел по этому следу. Полковник Зверев был ранен. Он лежал в тени камня, сжимая в руке пистолет, в котором остался лишь один патрон.

И только чудо спасло Глеба от выстрела в упор. Он успел отскочить в сторону, и пуля прошла в нескольких сантиметрах от его головы.

– Полковник! Полковник! – закричал Глеб. – Ты что делаешь, твою мать!

Раненый полковник поднялся из-за камня. Его левая рука безжизненно висела, нога была перевязана, все лицо и тело были в ссадинах, одежда превратилась в лохмотья.

– Ты кто? – закричал полковник, уже близкий к истерике.

– Капитан Сиверов, – представился Глеб. – Меня послали, чтобы найти вас.

– Пить, капитан, пить . У тебя есть вода?

Глеб подал флягу, в которой оставалось еще немного воды.

Затем полковник рассказал, как все случилось.

И Глеб вновь изумился той простой истине, что на свете существует удача и она сопутствует смелым и отчаянным.

Теперь им предстояло выбираться к своим. У них не было рации, не было воды. Раненый полковник двигался с трудом, опираясь на суковатую палку, найденную в горах…

Трое суток пробирались они через горы.

Глеб нес полковника на плечах и, хотя сам шатался, едва не падал, но тащил его вперед.

– Брось меня, капитан, брось, уходи, – просил Сиверова полковник, приходя в себя.

У Зверева был жар. И Глеб полагал, что у полковника началась гангрена.

– Брось, брось меня, – шептал Зверев, затем опять впадал в забытье, что-то бессвязно бормотал, в бреду выкрикивал команды: «Второе звено, атакуй! Первое звено, прикройте!»

Иногда полковник кричал очень громко, и это пугало Глеба. Капитан останавливался, опускал полковника на землю и закрывал ему рот.

– Тише, тише, полковник, нас могут услышать.

Дважды они нарывались на душманов, и дважды им удавалось уйти.

Как они вышли к своим, Глеб помнил смутно, хорошо запомнил удивление на лице подполковника.

– Мы тебя уже похоронили.

– Рано, товарищ подполковник, – пересохшими, растрескавшимися от солнца и жажды губами прошептал Глеб, – рано меня хоронить.

– Да-да, рано, капитан. Молодчина. Ты сделал невозможное.

– Я потерял людей… Всех своих людей.

Подполковник ничего не ответил…

Там было хорошо, там было все понятно: вот – свои, вот – враги.

А здесь? Здесь все перепутано – кто свой, кто враг?.. Разобраться очень сложно. Иногда Глеб думал, что война хороша ясностью и определенностью. Он ненавидел войну. Но тогда это была его профессия. Он был вынужден делать то, что приказывали. Был вынужден прыгать с парашютом, кого-то спасать, кого-то уничтожать.

Тогда он вынес полковника Зверева Но через неделю Глеб узнал, что полковник Зверев скончался в госпитале И это вызвало такую досаду, такую злость на самого себя, что Глеб два дня ни с кем не разговаривал, а пил, спрятавшись в своей палатке.

«Вот как бывает… Я сделал все, что мог. Погибли люди, молодые парни. Я нашел полковника, принес его. Но судьба сыграла злую шутку и, подарив было удачу, забрала у полковника жизнь. И вместе с его жизнью забрала жизни молодых парней».

– Лучше об этом не думать! – приказал себе Глеб.

Люди Поливанова нашли «тойоту», в которой Глеб оставил одного из тех, кто следил за ним. Мужчина был жив. Его отвезли в реанимацию, но он не приходил в себя.

– Сделайте все возможное, он должен жить, – просил полковник Поливанов врачей. – Он мне нужен, я должен его допросить.

– Мы делаем все, что в наших силах, – сказал седой хирург, – но мы же не боги. У него перебиты шейные позвонки и сломано четыре ребра. Шансов на то, что он останется в живых, очень мало, очень…

А утром, так и не придя в себя, человек Савельева умер. Оборвалась еще одна нить, которая могла привести к разгадке.

И сейчас полковник Поливанов понимал: существует только одна зацепка – человек, который, возможно, сам ничего не знает, который, возможно, выполняет функции обыкновенного торговца, – Прищепов Альберт Николаевич.

Эта же нить была в руках Глеба Сиверова. И он решил пойти ва-банк, ведь времени на длительную разработку у него не было, решил прижать мецената.

В полдень Матвей Фролович Санчуковский встретился с Савельевым.

Полковник Савельев, вернее, бывший полковник, уже знал, что погибли двое людей, которым он поручил следить за Глебом Сиверовым. Информация исходила от Прищепова И Савельев решил разузнать, что это за человек, предлагающий Прищепову большие деньги, и не является ли он подосланным агентом.

– Двое из моих людей мертвы, – сказал Савельев, не глядя на Санчуковского.

– Меня сейчас это абсолютно не интересует. Ты привез документы?

– Да, – Савельев протянул Матвею Фроловичу тонкую кожаную папку.

– Здесь все?

– Да, Матвей Фролович, здесь все цифры, фамилии и даты.

– У тебя осталась копия этих документов?

– Нет, это единственный экземпляр.

– А твоя фамилия здесь есть?

– Здесь есть и моя фамилия, – сказал Савельев.

Матвей Фролович поднялся, вытащил бумаги из папки, приблизился к жарко полыхающему камину.

– Эти бумаги, конечно, очень ценны, и поэтому мы с тобой сейчас их сожжем.

На лице Савельева появилось недоуменное выражение, а на лысине выступили капельки пота.

– Зачем?

– Так надо.

– Не понял.

– Я сказал, что так надо.

Матвей Фролович брал один листок за другим и бросал в огонь. Бумага быстро горела, превращаясь в серый пепел, и вскоре папка была пуста.

– Вот теперь хорошо. Вот теперь все могут быть спокойны. Как идут дела?