– Только никому не отдавай это, Андрей, пока не поймешь, что не отдать – невозможно. Я тебе верю, – на прощание сказал Смоленский, пожимая руку Андрею Борисовичу Комову.

С Гореловым Глеб Сиверов встретился у вдовы Смоленского. Старая женщина хлопотала, носила угощения, называла ученого Коленькой и тут же просила прощения.

– Помните, Коленька, Боря любил пироги с грибами? Ой, извините, пожалуйста!

– Что вы, – отвечал Горелов, – мне очень приятно, что вы называете меня по-домашнему. Значит, я что-то для вас значу.

Сиверов не спешил расспрашивать Горелова о том, что его интересовало. Он старательно создавал образ журналиста, и вдова Смоленского, сама не зная, в чем состоит ее роль, подыгрывала Сиверову. Два часа пролетели незаметно. Вновь были альбомы с фотографиями, книжки с автографами, воспоминания о счастливых днях и неудачах. Горелов при Смоленской избегал говорить о том, что считает решения последних лет жизни ее мужа ошибочными, но и не врал, не говорил, что Смоленский поступил правильно.

– Мы вас совсем утомили, – наконец сказал Сиверов после третьей кружки чая. – Я бы еще хотел поговорить, но нужно откланяться. Вы мне очень помогли.

Вдова ученого проводила гостей до лифта. Створки сошлись, и Глеб сказал:

– Милая женщина, не правда ли?

– Да, – вздохнул Горелов, – возраст обычно делает человека сварливым, даже по себе я это замечаю, а она сохранила ясность ума и умеет радоваться жизни. Я вам хоть чем-то помог? – виновато улыбнулся Горелов. – Мне показалось, будто все, что я говорил, вы уже слышали от вдовы Смоленского.

– Кое-что осталось и на вашу долю.

– Если честно, вы меня поразили, – признался Николай Матвеевич, – не думал, что кто-то еще пишет книги об ученых. Сегодня и классическая литература плохо расходится, если она не включена в школьные хрестоматии, дети предпочитают читать ее в коротком пересказе. А книги про ученых – счастливое воспоминание прошлого века.

– Если бы не западные гранты, – отозвался Сиверов, – денег на ее издание в России я не нашел бы… Мы беседовали совсем недолго.

– Да уж, – усмехнулся Горелов, – мы беседовали три часа.

– Что такое три часа, – рассмеялся Сиверов, – мгновение. Мы пытались за это время постичь жизнь Смоленского, вашу жизнь… Отдельную главу я хотел бы посвятить ученикам академика и соратникам. К кому вы себя причисляете?

И Горелов принялся рассуждать о том, кого можно считать учеником, кого соратником. Глеб умело направлял разговор. Мужчины шли по улице, забыв о том, что существуют транспорт и время. Расходиться не хотелось, Горелову редко попадались такие приятные собеседники. Вскоре они оказались за столиком в кафе.

– Мне странно видеть, – признался Горелов, – человека, интересующегося вирусологией и не связанного с ней по профессии.

– Неужели я один такой? Неужели никому не интересно, чем вы занимаетесь?

– Я тоже раньше так думал, но в последние полгода мне везет на хороших людей. Представьте себе преуспевающего юриста, богатого владельца целой фирмы. Случайная встреча, но через неделю мне кажется, что мы знакомы всю жизнь. Его интересует практически все, чем я занимаюсь, причем интересует бескорыстно. Он даже готов дать деньги на кое-какие мелочи.

Глеб сделал вид, будто признание Николая Матвеевича его мало волнует и он лишь хочет поддержать разговор:

– В мире не бывает ничего случайного, особенно встреч.

– Именно случайная встреча, – настаивал Горелов и пересказал то, как он познакомился с Ренатом Ахмедшиным.

Не спрашивая напрямую, Глеб узнал, как того зовут, чем он занимается. Горелов рассказывал все без утайки, он не видел ничего зазорного в том, что преуспевающий юрист отремонтировал его машину за свои деньги.

– ..у издательства, на которое я работаю, проблемы с юристами, за год сменили уже третьего. Может, и ваш случайный знакомый подскажет мне толкового человека, поможет издателю серьезной литературы?

Горелов охотно поделился телефонами Рената Ахмедшина, всеми, какие только у него были, – мобильным, рабочим.

– Рад был с вами познакомиться. Теперь редко встретишь настоящего ученого. Мне хотелось бы с вами поговорить еще, но немного позже, когда в памяти отложится сегодняшний разговор. И позвольте посоветовать вам на прощание: будьте внимательны и осмотрительны.

Не дав Горелову опомниться, Сиверов пожал ему руку и оставил ученого одного на улице.

«Что он имел в виду? – подумал Горелов. – Странный, хотя и очень приятный молодой человек».

Сиверов не стал звонить Ренату Ахмедшину. История ремонта машины Горелова была ясна ему как божий день. По телефонному номеру офиса он легко выяснил адрес и в двенадцать дня уже стоял перед зданием. Сиверов не очень сильно удивился, узнав, что никакой юридической конторы в доме нет, а о человеке по имени Ренат Ахмедшин здесь никто и не слышал. Охранник припомнил, что три комнаты в здании на два месяца арендовал какой-то кавказец, то ли чечен, то ли осетин. Комнаты шикарные, представительские, предоставляются вместе с мебелью и оргтехникой. Десяти минут болтовни с охранником хватило, чтобы тот признался:

– Этот офис обычно снимают фирмы-однодневки, желающие выглядеть солидно. Криминала со стороны владельцев здания в этом нет. Деньги арендаторы платят вперед, а кто занимает комнаты и чем в них занимается, пусть выясняют правоохранительные органы.

Через два часа выяснились и другие, не менее интересные, подробности. Фирмы, о которой рассказывал Горелов, в Москве никогда не существовало, не была она зарегистрирована и ни в одном из городов России. Ренат Ахмедшин тоже напоминал призрака. В Москве проживало пять Ренатов Ахмедшиных, но ни один из них не подпадал под описание, данное Гореловым. Пришлось напрячь Потапчука.

Глеб не стал звонить ему, предупреждать о встрече, он знал, что генерал каждый выходной прогуливается по набережной в одно и то же время.

Потапчук шел в расстегнутом пальто, заложив руки за спину. Только в выходные дни он мог позволить себе избавиться от ненавистного нового портфеля.

Чайки кружили над рекой, от воды веяло весенней свежестью. Генерал, измученный службой за неделю, отдыхал душой. Даже мобильный телефон и тот оставил дома. В конце концов, у него есть помощники, в управлении сидят дежурные, имеет же он право часик быть уверенным в том, что никто не потревожит его?

– Федор Филиппович, – прозвучало у генерала над самым ухом.

От неожиданности Потапчук вздрогнул. Так бесшумно и незаметно мог подкрасться только один человек – Глеб Сиверов.

– Только не рассказывай мне, что ты случайно гулял по набережной и догнал меня, чтобы поговорить о погоде. Ты рискуешь, Глеб, я мог оказаться не один.

Сиверов снисходительно улыбнулся:

– Я за вами слежу уже полчаса, вы пришли один.

– Ну и гад же ты, Глеб Петрович! Если со мной когда-нибудь случится инфаркт или инсульт, в этом виноват будешь ты.

– Не я, а вы сами, – с улыбкой отвечал Глеб. – Мне-то вы рассказывали, что бросили курить, а сами потихоньку уже выкурили одну сигарету.

– Глеб, если ты уж испортил мне отдых, то я хотя бы должен знать ради чего. Подмога потребовалась?

– Я могу все сделать и сам, но тогда мне придется еще раз нарушить закон.

– Лучше не надо.

– Мне нужно выяснить, кто таков на самом деле один человек. Он назвался Ренатом Ахмедшиным, выдает себя за владельца юридической фирмы, – и Глеб вкратце пересказал все то, что ему было известно о Ренате Ахмедшине.

– Это дело затянется не на один день, – вздохнул Потапчук. – Вот если бы к описанию, данному Гореловым, добавить фотографию…

– Я могу подсказать вам алгоритм действий.

– Слушаю, – оживился генерал.

– В офисе, где он арендовал кабинеты, установлены камеры слежения, в комнатке охранника стоят видеомагнитофоны: владельцы офиса играют в крутизну и солидность. Наверняка сохранилась хоть одна кассета с тех времен, когда в здание заходил Ренат Ахмедшин. Найдите благовидный предлог изъять видеокассеты. Так вы получите его портрет. Уверен, за ним много чего числится по вашему ведомству.