– С легким паром, – сказал генерал.
– Спасибо, Федор Филиппович, – ответил Моршанский, – и вас, как говорится, тем же концом по тому же месту... Пивка? Холодненького, а?
– Извини, Петр Авдеевич, пивко не употребляю, – отказался Потапчук. – Да и года мои не те – пивком баловаться. Вот если бы квасу...
– Нет проблем, – сказал Моршанский и, наполнив из большого запотевшего кувшина литровую жестяную кружку, протянул ее генералу. Кружка моментально запотела, сделавшись матовой от осевших на ней микроскопических капель влаги.
– Разрешите присесть, товарищ генерал? – спросил Моршанский.
Потапчук едва не поперхнулся квасом.
– Что это с тобой, Петр Авдеевич? – изумился он. – Вроде это я у тебя в гостях, а не ты у меня. Ты на себя-то глянь! Стоит, понимаешь, в натуральном виде и пытается субординацию соблюсти! На голую ж... лампасы не пришьешь, так что кончай дурака-то валять! А квасок у тебя, кстати, отменный, сто лет я такого не пил. Березовый?
– Есть такое дело. – Моршанский ловко обернулся простыней, налил себе квасу и сел напротив генерала, широко расставив костлявые волосатые ноги и сомкнув длинные пальцы рук на запотевшей эмалированной кружке, как будто хотел ее согреть.
– И сок, небось, сам собирал, – полувопросительно произнес генерал между осторожными глотками.
– Так точно. Поговорить надо, товарищ генерал.
Потапчук сделал еще один глоток, крякнул, потер онемевший от ледяного пузырчатого холода лоб и поставил кружку на стол.
– То-то я гляжу, тебя на субординацию потянуло, – сказал он и вздохнул. – А я-то думал, ты меня просто так позвал, для удовольствия...
– Извините, Федор Филиппович, – в тоне Моршанского послышалось искреннее сожаление, но по его худому темному лицу генерал видел, что полковник намерен высказаться, несмотря ни на что, даже на собственный день рождения. – Позвал я вас действительно, как вы выразились, для удовольствия – потому, что мне приятно вас видеть у себя в гостях. Но в то же время я понимаю, что другого такого случая придется ждать, может быть, непозволительно долго. Здесь я, по крайней мере, уверен, что нас не подслушивают.
– Ну-ну, – с кривой усмешкой сказал генерал и, не удержавшись, снова приложился к кружке с квасом. – Что ты, ей-богу, как маленький? Разве в этом можно быть уверенным? При нынешнем-то уровне развития техники...
– Можно, – с такой же усмешкой возразил Моршанский. – Правда, ценой очень больших усилий и лишь на очень короткое время.
– Ага, – сказал генерал и надолго спрятал лицо в кружке. – Что ж, – продолжал он, выныривая оттуда и облизывая пенные усы, – я вижу, ты долго ждал этого разговора и хорошо к нему подготовился. Значит, дело серьезное.
– Более чем, – сказал полковник, бросив быстрый взгляд на дверь парилки. – К тому же дело это такого свойства, что докладывать свои соображения в установленном порядке я просто не отважился.
– Ну-ну, – повторил Федор Филиппович, которому стало не по себе от заговорщицкого тона не склонного к подобным выходкам полковника, – давай-ка не будем сгущать краски, Петр Авдеевич. Ты меня уже совсем запугал, впору в сортир проситься. Изложи-ка по порядку, что у тебя за дело такое.
– Может быть, выйдем в сад? – предложил Моршанский. – Там сейчас хорошо – ветерок, солнышко, птички порхают...
Генерал тоже покосился на дверь парилки.
– Птички, – сказал он. – Ну-ну. Что ж, в сад так в сад.
Он встал, поплотнее затянул на бедрах намокшую простыню, прихватил со стола кружку с квасом и, пригнувшись в низком дверном проеме, вышел вслед за полковником.
Под ноги ему легла молодая зеленая травка, а сквозь яблоневые ветви ударило предзакатное солнце. Они обогнули вросший в землю сруб полковничьей бани и уселись на скамеечку, вкопанную почти над самым обрывом. Внизу лениво изгибалась излучина реки, с желтой полоской пляжа, на противоположном берегу клубился зеленый дым ивовых зарослей с острыми копьями камышовых листьев. У самого берега в воде лежала затопленная лодка, и генералу сверху было хорошо видно, как внутри нее колышутся длинные студенистые космы водорослей.
Оказалось, что Моршанский прихватил с собой сигареты. Он предложил пачку Федору Филипповичу, но тот мужественно отказался: излишеств с него на сегодня достаточно. Тогда полковник закурил сам и, щурясь на противоположный берег, негромко заговорил:
– Вы заметили, товарищ генерал, что творится на валютной бирже? Доллар упорно падает, а рубль не менее упорно лезет вверх, отвоевывая пункт за пунктом...
– Вообще-то, меня это не очень волнует, – признался Потапчук. – Сбережений у меня кот наплакал, так что, как говорится, терять мне нечего, кроме своих цепей. А если серьезно, Петр Авдеевич, я что-то не пойму, почему тебя это так беспокоит? Ладно бы, было наоборот! Понимаю, те, кто держит свои вклады в валюте, могут слегка пострадать, но сам посуди, сколько же можно есть с руки дяди Сэма!
Моршанский едва заметно поморщился, как будто услышал несусветную глупость.
– Не знаю, Федор Филиппович, – возразил он. – Может быть, с вашей точки зрения все это так и выглядит, но я, как вам известно, возглавляю аналитический отдел, и мне не нравятся неожиданности, даже если на первый взгляд они кажутся приятными. Рубль не должен расти, понимаете? После захвата американцами нефтяных месторождений в Ираке все должно было произойти с точностью до наоборот. Мы прогнозировали резкое падение рубля и готовились потуже затянуть пояса, а на деле получается что-то совершенно непонятное, не лезущее ни в какие ворота. Такое ощущение, что в ход событий вмешалась третья сила, и притом очень мощная. Вы обратили внимание на все эти намеки в средствах массовой информации? Сначала президент, отвечая на вопросы журналистов, заявляет, что считает российский рубль самой надежной в мире валютой. Потом проходит официальная информация, что Россия намерена перевести весь свой валютный резерв из долларов в евро – дескать, Европа является нашим крупнейшим торговым партнером, крупнее, чем США...
– Тебе что, американцев жалко? – с легкой подковыркой поинтересовался Потапчук. – По мне, так они ничего другого не заслуживают. Вот пусть теперь попляшут. Насколько я понимаю, эта твоя третья сила пока что действует в наших интересах.
– Пока, – подчеркнул Моршанский. – Вы опытный, образованный человек, Федор Филиппович, и вам должно быть известно, что в истории не было, нет и вряд ли когда-нибудь появится сила, которая сознательно действовала бы во благо России на протяжении значимого промежутка времени. Нет такой силы – ни внутри России, ни снаружи. А имеющее место совпадение интересов – вероятнее всего, кратковременное и, более того, кажущееся. Кто-то исподволь, играя на понижение, прибирает к рукам нашу экономику, а мы радуемся, что курс доллара падает. Представьте, что будет, когда это искусственно созданное положение скачком вернется к исходной точке! Это будет такая паника, такой биржевой крах, что прошлогодний скандал с американскими Интернет-провайдерами покажется детским утренником.
Генерал Потапчук закряхтел – сердито, совсем по-стариковски.
– Не знаю, – проворчал он. – Не знаю! Уж сколько раз нас всякими катастрофами пугали, а мы – ничего, живы до сих пор... Ну ты-то чего взвился? Пускай об этом экономисты беспокоятся. Колебания биржевого курса – дело привычное, естественное...
– В этих колебаниях нет ничего естественного, – резко перебил его Моршанский. – Они противоестественны, именно об этом я вам и говорю. И вообще, это никакие не колебания, а планомерное, непрерывное и совершенно необъяснимое понижение курса доллара! Этакое пологое пике, которое с каждой неделей становится все круче. Народ уже потихонечку потянулся в обменные пункты – менять доллары на евро или, на худой конец, на кровные российские рубли. И вот когда все привыкнут к такому положению и начнут воспринимать его как данность, когда доллар опять станет стоить шестьдесят копеек и его никто не захочет купить, – вот тогда они и ударят. Вся страна, начиная с министерства финансов и кончая последней домохозяйкой, разом окажется с голой ж... на морозе, зато чье-то личное состояние мигом выскочит на первое место в мировом рейтинге миллиардеров.
