— Позволь, — снова делаясь серьезный, перебил его Забродов. Принципиальность дурацкой не бывает. Дурацкими бывают принципы, а я свои принципы дурацкими не считаю. Ферштейн зи?
— Же компри, — морщась, как от зубной боли, ответил Мещеряков. Переговорить Забродова во все времена было делом немыслимым.
— Кофе хочешь? — после длинной паузы спросил Илларион.
— Хочу, — буркнул Мещеряков.
— Тогда айда на кухню. Я тебе все приготовлю, а ты будешь следить, чтобы не убежало.
— А ты?
— А я пойду побреюсь. Раз моя служба у Хаттаба все равно отменяется. Вот идиот, — вставая, проворчал Мещеряков. — Ради такого дела я готов все приготовить сам. Или я, по-твоему, неспособен налить в турку воды и засыпать туда кофе?
— Способен, — наполняя водой медную джезву, согласился Илларион. — Ты способен, а я нет.
— На что это ты неспособен? — подозрительно спросил полковник.
— Пить приготовленную тобой бурду я неспособен, — честно признался Забродов. — Тебе ведь утренний кофе госпожа полковница варит, а на службе ты к генералу Федотову на кофеек бегаешь, так что извини-подвинься. Кофе дело тонкое, наподобие чайной церемонии. Это тебе не внешняя разведка, тут с умом надо…
Продолжая нести чепуху, он как бы между делом измельчил в ручной кофемолке пригоршню зерен, засыпал кофе в турку и поставил ее на медленный огонь.
После этого Забродов взял полковника за рукав, подвел к плите и хлопнул по плечу.
— Пост номер один, — сказал он. — Бди, полковник. А я пойду соскребать с себя шерсть.
Он со скрипом поскреб ногтями заросшую челюсть и скорчил зверскую мину.
— Изыди, сатана, — сказал ему Мещеряков, и Илларион послушно скрылся в ванной.
Оставшись один, Мещеряков бросил взгляд на джезву, закурил и отвернулся к окну. За окном опять пошел дождь, частые капли громко барабанили по жестяному карнизу.
Наверху, под свесом крыши, гулко ворковали прячущиеся от дождя голуби, в распахнутую форточку тянуло влажной прохладой. Мысли полковника сами собой свернули в привычное русло повседневных дел и забот. Его ждала работа, но оставалось еще кое-что, что были просто необходимо обсудить с Забродовым. Кроме тоге, Мещерякову здесь было покойно и уютно, как нигде. Даже дома, где его покой и отдых бдительно охраняла горячо любимая жена, всегда находились какие-то неотложные дела и требующие безотлагательного вмешательства проблемы наподобие засорившейся раковины в ванной или подтекающего смывного бачка. Мещеряков был далек от того, чтобы роптать на судьбу, но здесь, в похожей на помесь музея, библиотеки и — совсем чуть-чуть — офицерского общежития квартире Иллариона, было единственное место, где он мог со спокойней душой забыть обо всем.
Из ванной доносился плеск текущей в раковину веды и немелодичное, но очень громкое пение Иллариона — Забродов снова дурачился, поднимая настроение полковнику, а заодно, пожалуй, и себе. Мещеряков, не оборачиваясь, покачал головой. «Мальчишка, — подумал он. — Голова седая, а пацан пацаном. Принципы у него…
Если не видеть его в деле, запросто можно решить, что разговариваешь с сущим недоумком, который окончательно свихнулся на почве чересчур усердного чтения. Никакой гибкости в простейших, казалось бы, житейских ситуациях. Никакой, черт бы ее побрал, дипломатии… Другое дело — Забродов на задании. Быстрый, хитрый, умелый, беспощадный, ситуацию видит на сто ходов вперед».
Позади него послышалось громкое шипение, по кухне поплыл дурманящий аромат кофе. Полковник резко обернулся и одним движением выключил конфорку, но было поздно — кофе уже убежал. Мещеряков схватил лежащую на раковине тряпку и принялся торопливо вытирать плиту, обжигая пальцы о горячие прутья решетки и шипя от боли. «Вот дьявольщина, — думал он, орудуя тряпкой со сноровкой бывалого дневального. — Интересно, почему рядом с Забродовым я все время чувствую себя недотепой? Стоял в десяти сантиметрах от плиты и не уследил, потому что пялился в окошко, как второгодник на уроке ботаники. Сейчас придет Забродов и скажет, что из-за таких, как я, Чапаев погиб…»
— Ты знаешь, полковник, из-за чего погиб легендарный комдив Василий Иванович Чапаев? — послышалось у него за спиной.
— Знаю, знаю, — проворчал Мещеряков, брезгливо бросая в раковину грязную тряпку и споласкивая под краном испачканные кофейной гущей пальцы. — Не бухти, там еще осталось немного. Можешь мне не наливать.
— Правда? — Забродов наклонил голову и искоса посмотрел на полковника, высоко задрав брови. — А что, над этим стоит поразмыслить.
Благоухая дорогим одеколоном и сверкая гладко выбритыми щеками и подбородком, он вошел в кухню, отодвинул Мещерякова от плиты, налил ему кофе и мигом организовал вторую порцию.
— Что-то ты сегодня грустный, — сказал он, одним глазом поглядывая на Мещерякова, а другим на джезву. — Задумчивый какой-то. Чересчур задумчивый, я бы сказал.
— Следи за своим кофе, а то окосеешь ненароком, — буркнул полковник. Станешь тут задумчивым, когда кругом такое творится… Кстати, тебе привет от Сорокина.
— Мне очень нравится это «кстати», — заметил Илларион. — Ну, и как наш полковник?
— Тоже задумчивый, — криво ухмыльнувшись, сообщил Мещеряков. — На его орлах очередной «глухарь» повис. Какие-то отморозки замочили нового русского прямо у подъезда.
— Заказуха?
— Да какое там! Все карманы вывернуты, даже сигареты и зажигалку забрали, не говоря уже о деньгах и ружье. Часы сняли, представляешь?
— Представляю, — с пренебрежительной гримасой сказал Илларион и выключил конфорку. — Обыкновенная шпана.
— Вряд ли, — с удовольствием нюхая свою чашку, сказал Мещеряков. — У шпаны этот тип ходил в авторитетах.
— Гастролеры, — сказал Забродов.
— Может быть, и гастролеры, — согласился Мещеряков. — Но что характерно, Илларион, так это то, что потерпевшего буквально забили насмерть, причем не так, как это делает шпана, а точными ударами — двумя или тремя.
— Так двумя, тремя или несколькими? — спросил Илларион, начиная понимать, к чему этот разговор.
— Возможно, и одним, — ответил полковник. — У него проломлен череп результат удара головой о край бордюра, — перебита гортань и сломана шея. Каждая из этих травм, сам понимаешь, могла послужить причиной смерти.
— Тогда бил не наш, — равнодушно сказал Илларион. — Наши в драке не звереют — по крайней мере, когда приходится иметь дело с заплывшим жиром денежным мешком.
— А ты откуда знаешь, что он заплыл жиром? — вкрадчиво поинтересовался Мещеряков. Илларион не принял шутливого тона.
— Насчет жира — это я так, к слову, — сказал он. — Но если бы этот-потерпевший сопротивлялся, повреждений на нем было бы больше. Значит, это был наглый и самоуверенный кусок дерьма, давно забывший, что это такое — получать по морде и давать сдачи. Или же он струсил и молча ждал, пока его прикончат голыми руками. Ни то, ни другое не делает ему чести. Но убил его не наш. Можешь так и передать Сорокину, если это он тебя послал.
Мещеряков отхлебнул кофе, зажмурился от удовольствия и покачал головой.
— Специалист, — похвалил он. — А Сорокин меня никуда не посылал. Я ему то же самое сказал и почти теми же словами. А тебя спросил… ну, чтобы сравнить наши мнения. Сопоставить, так сказать.
— Ну хорошо, — усаживаясь напротив него и закуривая, сказал Илларион. Чашка с кофе курилась горячим ароматным паром у его левого локтя, дым от сигареты тонкой струйкой убегал в открытую форточку. — Ну сопоставил ты. Кстати, я рад, что наши мнения совпали. Растешь, полковник. Но ведь ты же не за этим пришел, правда?
— Я что, не могу зайти к тебе просто так, без повода? — изобразил возмущение Мещеряков.
— Можешь, — не стал спорить Илларион. — Только редко пользуешься этой возможностью.
— Ну знаешь! — На сей раз возмущение Мещерякова было искренним и неподдельным. — Я, между прочим, на службе, и рабочий день у меня ненормированный. Не всем же быть пенсионерами по принципиальным соображениям!
— Пенсионер по принципиальным соображениям, — медленно повторил Илларион, смакуя каждое слово. Оскорбление, как всегда, скатилось с него, как с гуся вода. — Красиво. Надо бы написать транспарант с таким текстом и повесить над дверью. Но вернемся к нашим баранам. Значит, человек ты занятой, так? И твой ненормированный рабочий день сейчас, насколько мне известно, в самом разгаре. А ты в это время сидишь у меня, попиваешь то коньячок, то кофе и развлекаешь пенсионера светской беседой. Не стыкуется, а? Не очень это на тебя похоже, занятой полковник Мещеряков.
