— Присмотри за ними, пожалуйста! — попросила ее Наташа. — А то они без меня тут напьются как свиньи и завтра не поднимутся. Я их знаю. А нам еще картошку посадить надо…
— Езжай спокойно! — ответила Маринка. — Я все сделаю.
Но, несмотря на ее контроль, Димка с Серегой умудрились-таки где-то выпить, пока она мыла посуду после ужина. Наверно, в огороде у них была припрятана заначка. В дом вернулись уже веселые, шумные.
— Как вам не стыдно! — всплеснула руками Голубева. — Что я завтра Наташе скажу? А ну марш спать!
— Только вместе с тобой! — ответил Серега, нагло улыбаясь.
— Нет, вместе с ней буду я, правда, Маринка? — рассмеялся Соловьев.
Маринку это страшно разозлило.
— Что за разговоры такие? Вам обоим кровати в гостиной застелены. Обоим, я сказала! — Она увернулась от Димкиных объятий. — Завтра разбужу в пять часов! Огород сажать надо.
— Ах какая она строгая! — мечтательно оскалился Серега. — Мне как раз такие недоступные нравятся!
Побузив еще некоторое время, мужчины отправились спать. Угроза про ранний утренний подъем оказалась действенной.
Маринка похлопотала еще некоторое время на кухне и решила, что ей тоже пора лечь. Переоделась, на всякий случай закрыла дверь на защелку. Улеглась в постель, но сон не шел. Минут через пятнадцать, когда в доме стало совсем тихо, она услышала под своей дверью шаги. Дверь осторожно попытались открыть, но она не поддалась.
— Маринка! Это Серега. Открой, знаю ведь, что не спишь. Как вообще без мужика можно спать? Открой…
— Проваливай, Серега, проспись. А то Наташе все завтра расскажу. Не поздоровится тебе.
Серега еще немного потоптался под дверью, ругаясь под нос, потом ушел спать. Маринка села в постели и прислушалась. Через некоторое время из соседней комнаты донеслось чье-то ровное сопение. Ну слава богу!
Но не тут-то было!
— Марин, ну что ты, в самом деле? Открывай! Это я… Теперь под дверью стоял Димка.
— Дим, я устала. Иди спать.
— Ну Марин…
— Серега проснется. Утром все Наташке расскажет. Иди-иди…
Димка вздохнул и послушно ушел. Голубева рассмеялась про себя. Спать уже не хотелось вовсе. Она лежала, всматриваясь в сумерки за окном, и думала о том, какая была дура, когда сделала аборт. Был бы у них сейчас ребеночек, светловолосая Наташка, сестричка Илье, и ничего больше в жизни не надо было бы. Может, еще удастся родить?
Минут через сорок из соседней комнаты донеслось шевеление, кто-то тяжело встал и подошел к двери:
— А плевать мне на Наташку! Открывай! Я на тебя с первого дня смотрю, какая ты красивая и несчастливая!
— Иди прочь, Серега! Сейчас Димку разбужу.
— Не разбудишь! Он храпит как паровоз. Полный тюфяк! Открывай!
— Серега, ты меня знаешь. Сейчас в лоб получишь. Проваливай. А то ночь в милиции закончишь.
Хрупкая дверь прогнулась несколько раз под Серегиным нетрезвым натиском, но выдержала.
— Ишь какая недотрога! Больная небось. Вот другая на твоем бы месте…
— Вот к другим и иди. И вообще, не больная я, а беременная. Беременных не трогают. Иди спать.
Этот аргумент оказался самым действенным. Серега тут же затих и ушел. Маринка села в кровати и отдышалась. Только скандала с Наташкой по такому поводу не хватало! Ночь медленно катилась к рассвету. Она подошла к окну, распахнула его. И в этот момент внизу, под самым окном, раздался тихий шум и мелькнула какая-то мужская фигура. Через мгновение кто-то уже висел снаружи, держась за ее подоконник. Маринка пригляделась и ахнула.
— Димка, ты с ума сошел? Ты же Серегу разбудишь…
— Не разбужу. У меня большой опыт… Не впускала, так я сам к тебе влез!
Маринка рассмеялась и вместе с Димкой упала на кровать. Они занимались любовью до самого рассвета.
Проснулась Маринка, когда солнце было уже высоко.
— Дим, вставай, Дим! — начала она трясти друга. — день на дворе. Наташка с Юлькой скоро приедут. Да вставай же!
Димка, улыбаясь, потянулся и обнял Маринку. Солнечные зайчики бегали по его лицу.
— Как хорошо! Разве уже пора вставать?
— Пора, пора! — Маринка, отбившись от его объятий, спешно одевалась, выглядывая в окно. — Что мы Сереге скажем?
— Да пошел он…
Когда они вдвоем, счастливые и заспанные, вышли на крыльцо, Серега уже ковырялся на улице. Он был зол и мрачен. Перед ним стояла пепельница, до краев набитая окурками.
— С добрым утром!
— С добрым! — отозвался он, разглядывая парочку. — Кто-то, кажется, собирался вставать в пять утра и копать огород. Я по вашей милости глаз не сомкнул! Неужели нельзя было потише? Всю ночь испортили!
— Ты понимаешь, Сережа, — начала оправдываться Маринка, но Димка наступил ей на ногу:
— Не стоит!
— С виду такая строгая, недоступная! А на деле б…. как и все бабы, — констатировал Серега. — Ты мне только объясни, почему с ним, а не со мной? И как же то, что ты мне ночью сказала?
— Сережа, это не то, что ты думаешь…
— Да! Как интересно! Вот держи лимон, съешь, чтобы рожа так не светилась. А то Наташка приедет — удивится очень.
— Понимаешь, мы с ним уже давно… Много лет…
— Ах даже так! Ну и хрен с вами.
Этого Серега явно выдержать был не в состоянии. Он чертыхнулся и пошел в дальний угол огорода, заложив руки в карманы. Вскоре к нему присоединился Димка. Они остервенело кидали землю лопатами, не глядя друг на друга, как будто соревновались в перевыполнении стахановского плана.
Во второй половине дня приехала Наташка с дочерью и только руками развела:
— Ну и работники! Не верила, что вы и половину-то участка вспахать успеете, а вы уже почти весь обработали. Наверно, с раннего утра трудитесь?
— Да уж, — хмыкнул Серега, — только кто трудится на участке, а кто и еще кое-где.
Когда сели обедать, Наташкин муж все время, как будто пытаясь что-то понять для себя, придвигал Маринке то ароматный борщ, то тарелку с соленой рыбой. Та морщилась и отворачивалась, а в конце концов выбежала в туалет.
— Обрати внимание, Наташа, на нашу недотрогу. Ты не знаешь, что с ней такое?
— Да как обычно. — Наташа пожала плечами. — Чересчур чувствительная.
— Ничего подобного, — с видом знатока произнес Серега, — это кое-что похуже.
— Заткнулся бы ты, — устало сказал Димка.
— Так, может, ты, Митюха, нам что-нибудь расскажешь? Колись, партизан!
— Не понимаю, что у вас тут опять происходит, — раздраженно сказала Наташа.
Еще пару дней Серега изводил Маринку, пока та не вспылила при всех:
— Да что ты все ходишь вокруг и около! Говори наконец, мне скрывать нечего.
— Ну это как сказать, — ухмыльнулся Серега. — Вы знаете, ребята, что наша чудесная крестная беременна?
Все за столом застыли. Первая пришла в себя Наташка:
— Марина, это правда? А что Голубев по этому поводу говорит?
— А при чем тут Голубев? — гнусно улыбаясь, продолжил Серега. — Ты своего брата спроси, что он по этому поводу думает.
— Марина, я не понимаю… Сережа, что ты имеешь в виду? Ты что дура, что ли? Не знаешь, что от моего брата рожать нельзя?
— Светке, значит, можно, а мне нельзя? Почему вы все мне всегда запрещаете делать то, что я хочу? Объясните мне наконец — почему? — взбеленилась Маринка.
Серега открыл было рот, для того чтобы сказать что-то язвительное, но перевел глаза на Димку и замолчал. Тот сидел с каменным лицом, белый как полотно.
— Митька, опять! — вскрикнула Наташка. — Вы совсем с ума посходили. Разве можно его так волновать? Он же помрет сейчас! Серега, волоки его на кровать, быстро! Маринка, уйди с глаз долой!
— Но что происходит?
— Я тебе сказала — уйди, не маячь! Доигрались уже!
Наташка с Серегой перенесли Димку в гостиную и закрыли дверь. Несколько часов они с ним возились, было слышно их тихое перешептывание, Наташка шуршала какими-то пакетами. Маринка посидела в одиночестве на кухне — и начала потихоньку собираться домой. Вокруг Димки по-прежнему была какая-то тайна, в которую ее даже теперь не пускали.
