Да и сейчас мне болтать не хочется. В такое утро красоту мира надобно созерцать. Будь я древним эстетом, описал бы это утро в стихах и принял бы яду. Поскольку все самое лучшее в жизни уже видел. Кажется, харакири в те времена еще не увлекались.

Интересно, чего это меня на такую тему потянуло? Нет чтобы жизнерадостное чего вспомнить. «В лесу родилась елочка» спеть, – а что, самое то! Среди обгорелых пней очень бы жизнеутверждающе прозвучало. Несолидно, из детского репертуара? Можно и для взрослых подобрать. Стряхнуть пыль с архивов памяти и найти чего-нибудь веселенькое. Типа:

Как много в жизни мы теряем!

Находим много и не можем оценить.

Зачем слепому все краски мира?

И музыка зачем глухому?

И что есть смерть для кратко живущих?

А для бессмертных что такое жизнь?

Стоп! А вот этого я точно не писал. Размер незнакомый, тема, идея – не мои. Даже не читал я этого раньше. Не такой уж я любитель стихов, чтоб чьи-то, кроме своих, читать. Или тех, что навязывали нам в школе. Кажется, мой внутренний автоподсказчик начал глючить. Вот уже и странные звуки выдавать стал. Так, или почти так, гудят пустые кувшины в стенах старой крепости. Любили древние строители подобные приколы.

– Ларт, слышишь? – Машка проснулась и стала водить рукой у меня перед глазами. Вверх, вниз. Типа меня кто-нибудь видит?

– Вижу… Слышу то есть. Чего тебе?

– Ларт, караван идет.

Ходьба за караваном здорово напоминает прогулку по железной дороге – то же дерьмо под ногами, только через шпалы переступать не надо.

Мы с Машкой опять поцапались и молчим. Последние дни мы только тем и занимаемся. Караван ушел без нас, и Машка не может простить этого. Себе. Она так спешила, что совсем не смотрела под ноги. А гладких дорог в лесу не бывает – не проспект же. А после пожара тем более. Ну и… Как в том фильме: шел, упал, очнулся – нога бо-бо. Машке еще повезло, что не перелом.

С вывихом возни – минут пять, не больше. Четыре минуты, чтобы успокоить и подготовить пациента, и еще минута на работу. С ней же я часа два провозился. И не успокаивал даже, а посмотреть только просил. Ее ногу. Я бы не стал так уродоваться, будь она обычной малолеткой или находись поблизости другой врач. Но… и к сожалению… Лечить огненную ведьму – то еще удовольствие. «Не хочет сама, так насильно и прямо в ее присутствии?..» С Машкой такой номер не пройдет. Или пройдет, но только один раз: как с поганками. Их тоже можно есть. Раз в жизни.

Пока я ее уболтал, нога распухла. И синеть начала. Местами. А Машка все идти порывалась. Ненормальная.

– Ты не целитель! – вопила. – Ты ларт!

– Ларт – не ларт, а лечить умею.

– Ларт не может лечить!

Ларт, допустим, и не может, а я полжизни не асфальт укладывал. Однако Машка ничего понимать и слышать не желала. «Не целитель» – и все тут.

В конце концов я не выдержал.

– Еще раз вякнешь – дам в дыню и семечки посыплются!

И кулак дал понюхать. Свой.

Подействовало.

Ну посмотрел, вправил вывих и порекомендовал постельный режим, пока опухоль спадет. Стандартная рекомендация, короче.

А Машка на меня так посмотрела – я чуть не задымился. И это вместо благодарности.

– Ты мне глазки не строй! Нести я тебя не стану. Сама пойдешь. Завтра.

Вот так мы и упустили караван.

Но я еще не знал, как мне повезло.

У Машки свои планы имелись на мой счет. Хорошо, что я услышал о них потом. А то и здоровую ногу ей «неходильной» сделал бы.

– Ты неправильный ларт. И неправильный целитель, – заявила Машка на следующий день. После того как я ей палку принес. Чтоб идти легче было.

– Ну неправильный так неправильный, – отмахнулся я.

Мне, признаться, ее болтовня была по фигу. После той дряни, сжеванной утром, в пузе так урчало, что я не знал: бежать в кусты сразу или немного погодить.

– Вот догоним караван, и я найду тебе хозяина.

– Зачем?

Кусты подождут, решил я тогда. Не потому, что такой интересный разговор у нас начался, просто не так уж сильно мне приспичило.

– Чтобы хозяин приказывал, а ты выполнял приказы.

– Это с какой же радости?!

Брюхо поддержало мой возмущенный вопль.

– Рабы и слуги должны выполнять приказы хозяина, а хозяин…

– Раб?! Хозяин?!

Кажется, до Машки чего-то дошло. Она заткнулась и начала пятиться. Уперлась спиной в черный ствол, а дальше ни с места. И страха – ни в одном глазу. Только «непокобелимая» уверенность. Мол, я права, а ты как знаешь и можешь. Такой же взгляд был у моей бывшей.

– Значит, хозяин?.. Что будет мне приказывать?.. – навис я над Машкой.

Был у меня недавно такой… «Хозяин», мать его так! И мне до смерти надоели его приказы. Вернее, очень убедительные просьбы. Вроде как: «Этого, Алексей Тимофеевич, надо обязательно вытащить. Уж постарайтесь. И у вас получится. А вот второй ваш клиент может и не пережить операцию: сердце у него слабое, так ведь?»

И это «может» означает «обязательно должен». Тот еще наш главмед «пасхальный зайчик». Волка сожрать может. И не подавится. Мог, точнее. Далеко он теперь. «Хозяин». И вот опять…

– Я сам буду решать, кого мне лечить, а кого резать! Без всякого хозяина… Поняла?!

Потом схватил Машку за плечо.

Зря я это сделал.

До волдырей или обугливания дело не дошло, но сутки этой рукой я пользоваться не мог. Одно хорошо: в брюхе все успокоилось. Как бабка пошептала.

А на следующий день Машка опять тот же разговор завела:

– …тебе же будет лучше. Жизнь у слуги легкая: есть, спать и служить.

– Ну да, легкая… А бесплатный сыр знаешь где?

Но Машка на «сыр» отвлекаться не стала.

– Слуге не надо ни о чем думать, только выполнять. А хозяину нужно думать и за себя и за своих слуг. Хозяину надо трудиться, чтобы…

– Какая тяжелая работа, блин! Прям до слез мне жалко этого… хозяина.

– Это тяжелая ноша, – вздохнула Машка. Будто насмешки моей не просекла. – Вот тебе приходилось думать за других?

Напрасно она надеялась, что я скажу «нет».

– Приходилось, и не один раз.

Взгляд у нее стал очень внимательным. «Не верю» она не сказала, но… чужих мыслей я пока читать не умею.

– А у тебя был хозяин или слуга? – спросил я. Не все же ей спрашивать.

– Нет.

– Почему бы это? Мозги у тебя есть. Вроде как…

Меня опять чуть не покусали глазами. Когда-нибудь за мой язык… ладно, замнем.

– Я колдунья. Меня учили думать и делать.

– Ну и…

– И отвечать за свои дела! – Сказано это было так, что мне расхотелось болтать. Сразу и надолго.

День прошел в глубокомысленном молчании. Больше мы к теме «раб и хозяин» не возвращались.

И не пытались догнать караван.

Только шли по его следам. А идти по следам каравана… Ну это я уже говорил.

– Ларт, ты куда идешь?

– Ага. Щазз я.

– Ларт!..

– Я только гляну, и вернемся на дорогу. Хорошо?

– Ларт, туда нельзя!

– Еще пару метров и…

– Ларт!!!

– Ну ладно, ладно. Мне и отсюда хорошо видно.

Остановился.

Машка стояла сзади и дышала так, будто перегон за поездом бежала. С чемоданом в зубах. А всего-то и делов – сошли с дороги и шагов десять вправо протопали. Там, среди обгорелых стволов камень забавный виднелся. Очень уж знакомой формы.

Четыре стенки, крыша, круглая дырка в стене… Скворечник это здорово напоминало. Цельнокаменный. И «скворец» двухметровый должен быть, чтоб этому сооружению соответствовать.

– Ларт…

– Машка, как это у вас называют?

– Ларт, уходить надо.

– Ответь, и пойдем.

– Ларт…

– Отвечай, Машка. Быстрее получится. И легче. А то ведь меня уносить придется. А я сопротивляться стану. И орать, что меня насилуют.