Ярина упрямо наклонила голову.

– Пойду к волхвам, они скажут! Батюшка, помогите! Отпустите со мной Ждана с молодцами, мы снарядим лодью…

– Вот развоевалась! Куда ж вы пойдете? Откуда тебе знать, какой путь изберет князь, назад возвращаясь? Может, вообще через Варяжское море[67] пойдет… И как я Ждана отпущу? Твой брат мне в кузне нужен. Ему науку мою постигать надобно, пока я жив…

Ярина вскинулась, будто отец ударил ее. Слезы навернулись на глаза. И здесь никто не поймет, что у нее на сердце! И так вдруг стало душно в отцовской кузне, что бросилась она к дверям.

– А ну стой, дите непокорное! – Голос отца до того грозным сделался, что остановилась она, будто за косы схватили. Обернулась. Отец стоял у наковальни, как-то устало ссутулившись, и смотрел на нее. Потом тяжело вздохнул, расправил плечи и сказал: – Ну вот что, ты на меня очами-то не сверкай! Знаю я твой норов: вся в матушку. Распустил тебя Олекса – совсем от рук отбилась. Да и я виноват – баловал тебя, ни разу вожжами не поучил… Ты не думай, ишь подбородок-то вздернула, люб мне твой муж, иначе не отдал бы за него кровинушку свою… Ежли случилось худое с ним, как не помочь? Но очертя голову лететь, куда глаза глядят, – не дело! Пойдем-ка в горницу, потолкуем.

Отец шагнул к чану с водой, сполоснул руки, плеснул в лицо себе пару горстей. Ярина смотрела, как он вытирается цветным рушником. И суров вроде родитель, вон как брови свел, а ведь прячется в бороде хитрая улыбка! Значит, будет все хорошо. Поможет батюшка! И она как-то сразу успокоилась. А Богдан уже отворил двери и кивнул ей: пойдем, мол, судить да рядить, как тоску печаль из сердца избыть!

– Отпусти меня, хевдинг, с русами! – Могучий воин в халогаландском клепаном шлеме стоял перед Хагеном, опираясь на тяжелую секиру.

«Это ж надо, кого отец в кузнечных подмастерьях держал! – подумал хевдинг. – Если бы не этот венд, неизвестно, устоял бы борг перед нападением ярла Рагнвальда. А то, может, и не увидел бы я Сигурни…»

Он хорошо помнил этого трэля, которого отец привез из очередного набега на земли вендов. Звали великана Брандом, и его даже приходилось приковывать в кузнице цепью, после того как он трижды пытался бежать. Эорвис приказала освободить тех из трэлей, кто захочет биться с халогаландцами, и Бранд получил свободу. В битве с фениями стоял как скала, отражающая удары волн, и его секира сразила многих. У Хагена оставалось не так уж много людей. Не хотелось ему отпускать венда. Ну да тот свободу свою завоевал честно, как удержишь?

Хаген поднялся с лавки. В недавно построенном длинном доме еще пахло свежеструганным деревом и смолой. Только доски, что вставляются на ночь в пазы столбов, чтобы оградить ложе, темнеют старой резьбой. Их привезли с собой из Норвегии как наследие предков.

– Хорошо, Бранивой! – сказал хевдинг на языке русов. – Ты волен уйти, хоть и жаль мне терять такого воина.

– Ты по нраву мне, хевдинг, хоть и сын моего врага! – Голос у венда звучал, как боевая труба. – Я рад, что здесь мне больше некому мстить. Твоя мать была добра ко мне, я буду просить за нее Святовита, чтобы он ниспослал ей хорошее посмертие. Здоровых детей тебе, Молниеносный Меч, тебе и твоей жене-воительнице. Пускай твои дети никогда не встречаются в битве с моими. Вместе с тобой было мне радостно сражаться в одном строю. Прощай же! – Бранивой, не поклонившись, вышел из дома.

«Гордый!» – подумал Хаген, глядя вслед венду, и ему отчего-то стало печально. Он знал: так бывает всегда, когда уходит частичка твоей прежней жизни. Русы скоро отправятся домой, побратим выздоровеет, и они расстанутся, может быть, уже навсегда. А пока надо навестить его. Хаген подхватил копье, прислоненное к столбу, и направился к выходу.

Черный дым поднимался над берегом реки. Русы смолили борта своих лодей, вытащенных на берег. Скоро домой! Ольбард смотрел, как ловко работают корабельщики, а дух его уже мчался над седыми волнами, стремясь на восход, туда, где впадают в Варяжское море воды Нево. Путь мимо земель данов и свеев, через Нево, по реке Свирь на Онегу и далее к Белоозеру – гораздо короче полуночного, что лежит вокруг берегов Скандии. Короче, но не безопасней. Однако хаживал князь тем путем и с меньшей дружиной. Там кроме «драконов» хищных датских конунгов промышляют и быстрые снекки ободритов и лютичей. Эти всегда придут на помощь родичам. В их землях до сих пор помнят Рюрика-Рарога и братьев его. Там можно будет отдохнуть в крепкой гавани Волина перед последним броском к Нево мимо опасных свейских берегов. Там Бирка и Хедебю – самые богатые торговые города Скандии, где можно продать часть добычи, прикупить иных товаров, а то и нанять воинов. Хотя лучше делать это у ободритов. Удастся ли до того зайти к Руяну, что даны зовут Рюгеном, в священный город Аркону? Там стоит один из храмов Древних, и к его жрецам у князя есть вопросы…

Ольбард оглянулся на стены Бруга. Там в хоромах Ангуса лежат почти четыре десятка тяжелораненых, тех, чье здоровье должно окрепнуть, прежде чем они смогут выдержать трудный морской переход. Но они выживут, и большинство из них снова смогут носить оружие. Те же, кто не сможет, уже переселились в Светлый Ирий и смотрят оттуда на своих родичей. Курган возле Бруга вместил почти сотню храбрых воинов: дружине русов тяжело дался поход в Ирландию. Да еще этот случай на охоте… Александр поправляется медленно, его раны не особенно тяжелы, но его тянет тот мир, откуда он прибыл сюда. Тянет с все возрастающей силой. Ольбард уже потерял в этом походе друга. Храбр ушел к предкам, сражаясь отважно, как и подобает вождю. Если и Медведкович уйдет, это будет большой потерей. Быть может, Сигурни придется снова отправляться в путешествие Духа, чтобы вернуть его назад. Князь был готов к этому, но его вещий дар хранил молчание. Исход борьбы таился во мгле. Но отступать без боя было не в обычае Ольбарда.

«Скоро вершина лета. Не так уже много дней осталось до осенних бурь. Надо спешить!»

– Княже! – позвали его сзади. Он оглянулся. – К тебе старый знакомец!

Василько улыбался. Рядом с ним стоял огромный, широкоплечий воин в урманских доспехах. Василько, и сам мало кому уступавший шириною плеч и ростом, был ниже пришельца на полголовы.

– Не припомнишь меня, кровь Синеуса? – произнес незнакомец и снял шлем.

Он не носил бороды, а длинные волосы его были перехвачены тонким ремешком. Седые усы висели аж до груди. Но воин не был стар, помоложе князя на пару лет. Одна щека его украшена глубоким шрамом, другую покрывал замысловатый узор, наведенный тонкой иглой, изображавший падающего на добычу сокола. Знак Рарога! Серые глаза смотрели насмешливо.

– Неужто не признал? – бодрич подмигнул. – Как поживает дядько мой, Ререх?

– Бранивой! – Князь мгновение смотрел на него изумленно, потом шагнул вперед и обнял. – Ты ж, братец, всеми за мертвого почитаем! Никто не знал, куда ты делся! После того набега, когда урмане потопили твою снекку в устье Одры…

– То долгий сказ, Ольбард! Не найдется ли чем промочить глотку?

Василько захохотал и хлопнул Бранивоя по гулкой спине. Тот крякнул, засмеялся и приложил его в ответ. Великаны тут же обхватили друг друга за пояса и стали шутливо бороться.

– Погодите, медвежьи дети! Успеете силушкой померяться! – Ольбард улыбался, чувствуя, как вливается в жилы Сила. Хорошее знамение: встретить вдали от дома давно пропавшего родича, да еще в добром здравии! – Пойдем-ка в Бруг, Бранивой! Поведаешь нам о своих странствиях!

– Пойдем! – согласился бодрич и неохотно отпустил Василько. – А и крепок же у тя воевода! Двужильный!

– Ты потом на грудь его не забудь поглядеть! То-то удивишься… С такими ранами обычно прямо не ходят. И года ведь не прошло.

Бранивой покосился на Василько уважительно, но с хитрой усмешкой.

– А ведь помню его отроком еще, худым таким… В чем только жизнь держалась? И вот поди ж ты, вымахал!.. Ну что, будешь со мной бороться?