— Галя, милая, спасибо тебе, — не удержалась Наташа и вдруг припала к Галине, обняла ее.

— За что? — В голосе Гали почему-то прозвучало смущение.

— За то, что ты пожертвовала этой ролью для меня.

— Ох, Наташка, ну что ты мне приписываешь? Я ничем ни для кого не способна жертвовать. Просто комедийная роль — не моя, это козе понятно…

— Все равно спасибо!

— За что ты ее благодаришь? — На кухне снова возник Саша.

— За доброту, которую Галка от всех нас скрывает, — объяснила Наташа.

— Тогда и я хочу поблагодарить…

Наташа увидела, как муж, вдруг сделавшись серьезным, приблизился к Гале и, взяв ее лицо в ладони, поцеловал в губы. В уме Наташи промелькнуло, что Саша благодарит Галю на много секунд дольше, чем позволяют приличия, и что Галя, кажется, с восторгом, вся подавшись к нему, принимает эту благодарность.

Но тут послышался пьяный голос Левы:

— Наташка, тут тебя настойчиво требуют к телефону.

Голос Кати звучал глухо, как будто она говорила из какой-то страшной дали:

— Приезжай. Я не могу быть одна. Сергей Петрович покончил с собой…

Прошло несколько дней после похорон Колесникова, а Катя по-прежнему лежала на диване, безучастная ко всему, и, казалось, не реагировала на Наташино пребывание в доме. Но только казалось. Когда Наташа уходила на репетицию или на спектакль, Катя поднималась, провожала ее до дверей и умоляющим, почти детским голосом говорила:

— Приходи поскорее, мне страшно одной.

Анна Алексеевна по утрам звонила Наташе и успокаивала ее: Ивушка ест хорошо, они много гуляют. Саша привозит продукты, Саша крутится как белка в колесе, арендовал помещение под магазин… Пусть Наташа не волнуется, она, Анна Алексеевна, со всем справляется.

Катя отпускала Наташу только в театр, но, когда та пробовала отпроситься в магазин — в доме хоть шаром покати, Катя жалобно говорила:

— Мне страшно одной. Не уходи.

Наташа за ее спиной раздавала вещи Сергея Петровича соседям. Потихоньку плакала. Отдавая пуховый свитер Колесникова, который она помнила еще со своих студенческих времен, она не выдержала и в голос разрыдалась у соседей. Ее напоили валерьянкой. Когда вернулась, увидела, как Катя, сидя на полу, яростно рвет на мелкие кусочки фотографии.

— Что ты делаешь! — крикнула Наташа, вырывая у нее из рук альбом. — Ты с ума сошла!

— Не могу видеть, как он смотрит на меня, — прошептала Катя. — У него такая фотография на памятнике… Когда мы с тобой уходим с кладбища, кажется, он смотрит вслед и укоряет нас за то, что мы оставили его одного, в земле…

Поздно вечером позвонил Петя и сказал, что бабушке плохо, она просит маму немедленно приехать.

— Я с тобой, — сказала Катя.

Мария Игнатьевна лежала на кровати с мокрым полотенцем на груди.

— Задыхаюсь я, Наташка, — еле выговорила она, — вызови «скорую»… Я бы сама вызвала, но Петеньку не на кого было оставить.

Наташа позвонила Николаю на работу.

— Правильно, не надо «скорую». Подожди несколько минут, я постараюсь дозвониться до моего друга-кардиолога. Он возьмет твою свекровь к себе в клинику.

Теперь Наташа все свободное время просиживала в больнице возле свекрови. Первые дни было совсем плохо. Казалось, старуха умирает. Она не выпускала Наташиной руки.

— Какое счастье, что ты осталась прописанной у меня, — однажды прохрипела свекровь, — тебе будет куда уйти от моего шалопая…

— Я не собираюсь от него уходить, — обескураженно возразила Наташа.

— Еще соберешься, — убежденно прошептала свекровь, едва ворочая языком, — помяни мое слово… Этот доктор, который уложил меня сюда, он тебе больше подходит…

— Он женат, — ответила Наташа, — и я замужем.

— Ты разведена…

— Это только формально!

— Что-то слишком надолго затянулась эта формальность, — голосом совершенно здорового человека вдруг сказала свекровь.

Саша приезжал к матери каждый день, но она говорила, что легче ей становится от присутствия Наташи.

— Иди, иди на свою «птичку», — гнала она сына.

— Мать, «птичка» в далеком прошлом.

У меня свой магазин, — оскорблялся Саша.

— Иди к своим унитазам, — тут же с ехидством, не приличествующим больному, отзывалась мать. — Наталье меня и в самом деле жалко, а тебе хоть бы что, я же вижу…

— Ну нет, — не соглашался Саша. — Я просто не умею выражать своих чувств, как Наташка…

Наташа выхаживала свекровь, как родную мать. Но когда свекровь начинала благодарить ее, она чувствовала себя обманщицей. Дело в том, что, как ни страшно ей было признаться себе в этом, болезнь свекрови обернулась во благо ее подруге Кате, которая, уйдя в заботу о Пете, оттаяла душой — это было слышно по ее голосу. Наташа часто звонила ей то из больницы, то из театра. И она знала, что, чем дольше проболеет свекровь, тем больше надежд на окончательное выздоровление Кати. Душа Наташи металась между состраданием к старухе, которой, слава богу, становилось легче, и острой жалостью к подруге…