Выбравшийся из-под громилы Диего был в ярости.

– Идиотка! Дура набитая! Кой черт понес тебя шляться по ночному порту!

– Кретин! Кто тебя просит лезть не в свое дело! Разве не ясно – я бы и сама справилась!

– Ты сломала мою шпагу!

– За каким чертом ты за мной ходишь!

– Девчонка!

– Болван!

– Сеньорита, я вынужден с прискорбием отметить, что ваш отец, будучи человеком сомнительной профессии, привил Вам дурные манеры!

– С каких это пор управление островами от имени Ее Величества стало сомнительной профессией? Со своей стороны, сеньор, вынуждена конс-та-тировать, что ваш батюшка не только не привил вам хороших манер, но даже не научил держать в руках шпагу!

Ничего более ужасного Диего не слышал за всю свою жизнь. А тут еще шпага! Он обреченно поднял обломки длинного шестигранного клинка и провел пальцами по гравировке – «I Toled fesit». В темноте гравировки не было видно, но Диего знал, что буква «s» на клейме слегка перекошена. Раньше его это огорчало. Девчонкам не понять. Первое в его жизни настоящее боевое оружие. Драгоценный толедский клинок. Стало так тоскливо, что не хотелось даже ругаться.

Наконец он счел, что ему удалось взять себя в руки.

– Сеньорита, я никогда не осмелился бы нарушить ваше уединение, если бы не это письмо, которое мне было поручено вам передать. Теперь, поскольку поручение выполнено, я испрашиваю вашего разрешения удалиться! – и он чопорно поклонился.

Напрасно надеялся.

– Неужели, сеньор, ваше благородство позволит вам бросить беззащитную девушку одну в ночном городе? – с не менее чопорным реверансом отвечала Бесс.

Диего сдался. Отряхнув, как мог, шляпу и камзол, он по всем правилам этикета предложил Бесс руку и повел ее к выходу из лабиринта.

Некоторое время они молчали – оба еще не успели остыть. Наконец Бесс, как бы оправдываясь, произнесла:

– Дядюшка Нэд – это бывший лейтенант моего отца – всегда говорил мне, что девушку никто не обидит, если она сама этого не хочет.

– Так значит, именно сегодня вам хотелось чего-нибудь необычного.

– Но раньше никто не пытался меня обижать!

– Ну еще бы! Только не стоит забывать, сеньорита, что здесь вы уже не дочь всемогущего губернатора. Не будет ли дерзостью с моей стороны – просить разрешения в следующий раз сопровождать вас? Я просто о-бо-жаю приключения подобного рода. А вот и дом моего дядюшки. Ну и влетит же мне сейчас!

Дон Иларио нервно расхаживал по веранде.

– Неужели три часа тебе понадобилось, племянник, чтобы дойти до порта и обратно! – напустился он на Диего. – Что вы там, в Картахене, ходить разучились? И в каком ты виде! И… – не соблаговолишь ли ты представить меня сеньорите?

Позже они разговаривали на открытой веранде, наслаждаясь теплым вечерним воздухом.

– А потом, после того, как мой отец ремонтировал свой корабль в Пасти Дракона, вы встречались с ним? – с любопытством спросила Бесс.

– Разумеется, и неоднократно. Несколько месяцев спустя я встретился с ним недалеко от Эспаньолы. Наши маневры отняли несколько часов. В конце концов Блад сбил фок-мачту моего галеона, и я приказал спустить флаг.

– Вы сдались?! – с негодованием воскликнул Диего.

– Обстоятельствам, мой мальчик. А ты хотел бы, чтобы я дожидался абордажа с сомнительным исходом? После этого мы пообедали.

– Что?!!

– Уверяю вас, дети, многочасовые маневры разжигают зверский аппетит. Да и потом – Блад, конечно, снял с моего корабля все ценности, но меня, по старому знакомству, отпустил без выкупа. Он сказал, что удовольствие пообедать со мной – уже достаточная плата за мою свободу. Ну а я сказал ему, что удовольствие отобедать с ним я ценю еще выше – если судить по результатам боя.

– Господи! Я никогда бы не подумал, что…

– Смелей, племянник! Что два таких идиота могут оказаться в море одновременно? Я бы и сам не поверил.

Дон Иларио покосился на громко фыркнувшую Бесс. Девушку нисколько не задел нелестный эпитет, относящийся, как-никак, и к ее уважаемому батюшке.

– Вы напрасно приписываете мне столь неуважительные выражения. Я изумлен – вы все делаете наоборот, а получается, как надо.

– Не всегда и не со всеми. Но – позволь поинтересоваться, как – надо?

– А потом? – пришла Бесс на выручку смешавшемуся Диего. – Вы встречались с папой еще?

– О! Один из его бывших капитанов, некто Ибервиль, француз, оказался захвачен в плен. Блад написал мне, что, будучи губернатором английской колонии, он, разумеется, не может интересоваться судьбой какого-то французского пирата, но предлагает солидный выкуп – как частное лицо. Он сам привез этот выкуп.

– И вы пообедали, – улыбнулась Бесс.

– Разумеется. Я вообще стараюсь это делать каждый день. А, кстати об обедах, известна ли вам история о том, как капитан ван дер Киндерен брал «Арабеллу» на абордаж?

– Я никогда не слышала, чтобы «Арабелла» была взята кем-то на абордаж, – твердо заявила Бесс.

– Ну как же! Эту историю я услышал от некоего Дайка, одного из офицеров Блада, во время того самого обеда на борту «Арабеллы». Он изобразил мне ее в лицах – он был очень талантливый рассказчик.

– И что же это за история?

– Как вы, конечно, знаете, когда-то Блад служил под началом адмирала де Риттера. Он командовал большим фрегатом «Вильгельм Оранский».

– А сам де Риттер держал свой флаг на гигантском военном галеоне «Семь провинций», – важно вставила Бесс.

– Да-да, «Семь провинций», стопушечный галеон с командой в 750 человек, спущен на воду в 1665 году – невозмутимо подтвердил дон Иларио (Диего злорадно взглянул на Бесс). – Однако речь не об этом. Лейтенантом у Блада был некто ван дер Киндерен. Этот лейтенант его просто боготворил. А позже он перебрался сюда – уже в качестве капитана капера, двадцатипушечного брига.

И вот представьте себе Блада, еще мало кому известного, который возвращается из первого, довольно тяжелого, полугодового похода. «Арабелла», требующая очистки днища и разнообразного ремонта, ползет курсом бейдевинд левого галса. Тут-то и появляется на сцене бриг «Эсмеральда», капитан которого, безошибочно оценив ходовые качества и степень загрузки «Арабеллы», вступает в бой.

Блад разрядил пушки правого борта, однако качка была сильной, и залп не причинил «Эсмеральде» вреда. «Эсмеральда» же, уклоняясь от залпа, успела развернуться носом к «Арабелле», и, продолжая начатый поворот, разрядила все свои восемь пушек левого борта в высокий борт «Арабеллы», слишком медленно начинавшей поворот оверштаг.

Результат был ужасен. Не раз уже латанный фальшборт «Арабеллы» был разбит, но самой большой неприятностью были две пробоины на уровне ватерлинии. Окно кормовой каюты разлетелось вдребезги. Блад отдал приказ сбросить пушки правого борта и приготовиться к отражению абордажа – команда капера вряд ли насчитывала более сотни человек, и у «Арабеллы» были все шансы отбиться.

И вот когда люди с «Эсмеральды» попрыгали на палубу «Арабеллы"и на шкафуте уже завязалась потасовка, Блад, остающийся на юте, внезапно хватается за подзорную трубу, затем подзывает горниста – и раздается сигнал „Слушайте все“. Все не то чтобы слушают, но недоуменно замирают. Перегнувшись через перила, Блад командует: „Прекратить свалку! Передайте на эту шаланду – капитана ван дер Киндерена – ко мне!“ („Что такое „шаланда“?“ – спросила донья Леонора. – „Это такое средиземноморское корыто“, – ответила Бесс.) Озадаченный ван дер Киндерен переходит на борт „Арабеллы“, пробирается к юту – и тут обе команды с изумлением наблюдают, как он, придерживая шпагу, вдруг бросается бегом, взлетает по трапу и вытягивается перед Бладом. А тот тихо так, проникновенно, начинает ему что-то говорить. Обе команды прислушиваются – однако только зычные ответы ван дер Киндерена позволяют догадываться, о чем идет речь. Выглядит это так: „Виноват, сэр! Так точно, сэр! Никак нет, сэр, не последний! (болван, очевидно). Не могу знать, сэр! (кой черт меня надоумил, – смекает команда). Есть, сэр! Будет сделано, сэр!“ Наконец Блад, повернувшись на каблуках в знак окончания разговора, бросает через плечо: „Исполняйте!“ – „Есть, сэр!“ – говорит ван дер Киндерен, но с места не трогается. – „В чем дело?“ – спрашивает Блад. – „Но, сэр, „Эсмеральда“ останется без пушек!“ – „Ничего подобного, – с удовольствием говорит Блад, – мне, как вы понимаете, нужны только восемнадцать пушек, которые я потерял по вашей милости, так что два ваши носовые орудия можете оставить себе.“ – „Но, сэр, как же мы доберемся до порта!“ – „Ну хорошо, – десять пушек на мой борт и бочонок рома для моей команды,“ – говорит Блад. „Есть, сэр!“ – радостно отвечает капитан „Эсмеральды“ и, повернувшись к команде, начинает распоряжаться: „Очистить палубу от хлама! Убрать крюки! Плотники – в трюм! Кока – ко мне!“ А Блад добавляет: „Команде „Арабеллы“ – отдыхать“.