«Боже мой! – потрясенно думал Диего, бредя прочь. – Боже мой!» Других мыслей в его голове не было. Добрая приветливая старушка, выказавшая столь неподдельное участие к его делам, первая, кто был добр к нему в этом отвратительном городе, оказалась хозяйкой гнусного притона! Чувство одиночества, внезапно овладевшее им, было невыносимым. Рядом с ним пустяком казалась даже потеря последних денег. Однако печенье старушки пробудило неистовый голод, и не думать о нем было невозможно.

Вечером этого дня Диего прибрел на берег Темзы и долго смотрел на воду с мостков. Вода была омерзительно холодной на вид, к тому же он заметил в ней дохлого кота. Диего передернуло, и он удалился. ‚жась в промозглой сырости, парень брел, не зная куда и не разбирая дороги. Сапоги давно и безнадежно промокли, в горле саднило. Мысли привычно вернулись к губернатору Ямайки. Нет, он все-таки правильно сделал: эту ситуацию так и следовало решать – одним ударом… Гордиев узел… Диего усмехнулся: тоже мне, Александр Великий… А ведь он, надо быть честным с собой, чуть было не поддался соблазну – наконец-то иметь отца. Видно, это потому, что он – не настоящий испанец, – зло подумал Диего. – Полукровка. Бастард. Раньше он никогда так не думал о себе. На сердце было привычно тяжело – ну, это потому, что пришлось расстаться с сестрой. Честь дороже, – зло подумал он. Честь. У бастарда. И денег ни песо… то есть ни пенса…

Ну, ничего. Еще не все потеряно – осталась жемчужина. Сорок-пятьдесят гиней – сумма, достаточная, чтобы добраться до Испании и протянуть несколько месяцев. И, дьявол все побери, поступить наконец в университет. И думать обо всем забыть… «Забирай свою жемчужину, сын, и впредь не…» Диего сунул руку в карман – и похолодел. Жемчужины не было, зато в кармане обнаружилась не замеченная ранее дыра. Поспешно сдернув перчатку, Диего продрался сквозь дыру. Слава Создателю! За подкладкой пальцы ухватили знакомый замшевый мешочек, а в нем – нечто твердое и округлое. Рядом было еще что-то… монета… Диего вытащил руку: шиллинг. Он рассмеялся: как мало нужно для радости! Теперь операцию с жемчужиной можно было отложить – по крайней мере, на день, а то и на два… сегодня купить хлеба и сыра, завтра протянуть как-нибудь… нет, сегодня протянуть, а завтра купить хлеба. Без сыра, зато побольше. И за комнату заплатить – а то еще окажешься в тюрьме. А может, там кормят? Ну да, а потом продадут в рабство на плантации… в Новый Свет… к папеньке, на Ямайку. Диего фыркнул. А жемчужина пойдет на уплату судебных издержек. Ну уж, нет. Правильно все-таки, что он ушел. Он был прав, прав, прав. Теперь он свободен.

«Тебе этого делать не следует. По ряду причин,» – ясно сказал внутри голос дона Иларио. Диего выругался сквозь зубы. В конце концов, дон Иларио имел в виду другое.

«В остальном же – я не имею права давать тебе советы,»– с издевкой сказал голос. Это, как понимал теперь Диего, и был явный совет – помнить, что решение может быть не единственным.

«Но я уже решил, – ответил Диего настырному голосу. – А ты помолчи… особенно если не можешь советовать… вовремя.» Голос обиделся и умолк. Диего побрел дальше. Пожалуй, есть сегодня и впрямь не стоит… добраться бы до комнаты. Его, кажется, лихорадило.

Подняв глаза, он вдруг увидел вдалеке на набережной высокую, закрытую плащом фигуру, легко раздвигавшую толпу. Что-то в ней заставило Диего ускорить шаг… затем – побежать. Цепляясь за одежду прохожих ножнами шпаги и полами тяжелого плаща, Диего пробирался вперед так быстро, как мог. Когда расстояние между ними сократилось почти на треть, фигура остановилась у ожидавшей у причала шлюпки, и, перебросившись парой слов с гребцами, спрыгнула вниз. Весла опустились. Шлюпка удалялась, и лица человека, сидевшего теперь на корме, Диего так и не успел увидеть.

Он прислонился к стене. Голова кружилась, и сердце стучало от быстрой ходьбы. Проглянувшее солнце едва заметно грело лицо. Диего проводил глазами шлюпку, скользнул взглядом по лесу мачт и перевел взор на грязное маленькое окно. Прямо за окном высокий рыжий детина прихлебывал эль – горячий, наверное. Это было не такое приличное питейное заведение, куда в плохую погоду заходят порой и женщины среднего достатка и где, под присмотром хозяйки в чистом переднике, шустрые мальчишки разносят посетителям эль в начищенных серебряных кубках. Стол здесь, как догадывался Диего, был давно не скоблен, а кубок должен был быть оловянным, мятым и царапанным, как будто его не раз швыряли в голову собеседника… впрочем, почему «как будто»? Подобные заведения похожи, как родные братья. Даже посетители в них, кажется, одни и те же. Вот в углу, например, наверняка сидит полубезумная старуха, заунывно напевая песенку про бедную крошку Дженни из Ньюгейта. Если ей бросить мелкую монетку, она расскажет вам историю своей жизни… и будет говорить, не замечая, что вы уже ушли. Диего оторвался от стены, еще раз ощупал в кармане шиллинг, вздохнул – и побрел прочь.

Рыжий детина отставил свой эль, вышел на улицу и, старательно пошатываясь, двинулся в том же направлении. Диего его не замечал.

Когда Диего добрался наконец до своей комнаты, его желудок был пуст, как мир до начала Творения. В ушах стоял звон, и он абсолютно не удивился, обнаружив, что у него начались галлюцинации. Галлюцинация сидела на единственной табуретке посреди комнаты, грызла сочное яблоко и морщила нос.

– Сестричка, откуда ты? – осторожно спросил Диего, присаживаясь на край койки. Галлюцинация не исчезла.

– Ну и ап-партаменты ты себе выбрал, братец!

Нет, такое могла сказать только живая Бесс. Но тогда…

– Как ты здесь оказалась?!

– Диего, не петушись. Тебе же еще в севильской тюрьме объясняли – чего хочет женщина, того хочет Бог! Ну а я захотела тебя проведать. Правильно ли я понимаю, что ты не собираешься возвращаться домой?

Чтобы собраться с мыслями, Диего уселся попрочнее и облокотился затылком о стену.

– Видишь ли, Бесс… Кстати, а о… господин губернатор не сможет найти меня тем же способом?

– Тем же – не сможет. За другие – не ручаюсь… Не уходи от ответа.

– Зачем мне возвращаться?! Ну… ну как ты не понимаешь? Мы с… с Его Превосходительством друг другу – чужие люди… Он – английский пират, я – сам не знаю, кто… К тому же, я ему такое наговорил…

– Вот упрямец! Ну за что мне такое наказание!

– За грехи предков, – мрачно отвечал Диего. – Ты разве не знаешь – дети всегда отвечают за грехи отцов. Ну, а он, судя по всему, был великий грешник. Если бы не это, не пришлось бы тебе со мной мучиться.

– Раз ты можешь иронизировать, ты не безнадежен, – спокойно ответила Бесс.

– Ну и что ты собираешься делать, дурья твоя башка?

– Не знаю. В солдаты меня не берут, спрашивал, не нужен ли где юнга – тоже безуспешно. Буду пробовать дальше – может, что и подвернется.

– Ну, если ты согласен быть юнгой…

– Дон Мигель де Сервантес-и-Сааведра… один из моих предков, – не удержался Диего. (Родство это представлялось весьма спорным, но Диего нравилось так думать). – Так вот, он в подобной ситуации писал, что кабальеро не унижает уход за лошадью, поскольку лошадь – животное благородное. Я думаю, что корабль чем-то похож на лошадь…

– Боюсь, ты это себе не совсем верно представляешь, – не слишком уверенно произнесла Бесс. – Но если тебе так легче – что ж… Есть тут у меня один знакомый бриг…

Диего ничуть не удивился тому, что у Бесс есть знакомый бриг – не капитан, не боцман, а именно бриг. Его сестричка и не на такое способна.

– Так вот, я слышала, что юнга там нужен. Ну и?

– Невероятно! Сестрица, ты просто… просто чудо!!

– Тогда все просто. Ты видел на реке бриг «Дельфин»?

– «Дельфин»? Нет, кажется… – неуверенно произнес Диего. Названия кораблей, которые он посещал, вспоминались с трудом.

– Ну, такой весь бело-голубой, и золотой дельфин на носу… Стоит на отшибе, на Вулидж-Рич. Найти не трудно. Там за старшего сейчас штурман, некто Питт. Скажешь ему, что тебя прислала я – вот и все.