С его богошоком и всем прочем.

Раньше Равна не могла себе представить, как может окончиться их противостояние. Возможно – если бы Фам полностью потерял чувство реального, – он попытался бы убить их, как только они появились на командной палубе. Вероятнее, мог бы быть взрыв ярости, споров и угроз, и они снова оказались бы там, откуда начали.

Но вместо этого они встретили почти прежнего Фама, каким он был до Гармоничного Покоя. Он впустил их на мостик, он ничего не сказал, когда Равна тщательно выбрала место между ним и наездниками. Он слушал не перебивая, пока Равна излагала то, что узнала от Зеленого Стебля.

– Эти двое не представляют опасности, Фам. А без их помощи мы не доберемся до Дна.

Он кивнул и отвернулся к окнам. Почти на всех было натуральное изображение космоса, и только некоторые показывали слежение гипердвигателей, и на них были видны корабли противника, настигавшие «Внеполосного». Его спокойное лицо на миг исказилось, и казалось, выглянул тот Фам, который ее любил, и в глазах его было отчаяние.

– И ты веришь всему этому, Рав? Почему? – И снова будто вернулась маска, и выражение его лица стало далеким и безразличным. – Не важно. Очевидно, что верно одно: если мы не будем работать вместе все четверо, до мира Стальных Когтей нам не добраться. Синяя Раковина, я принимаю твое предложение. При всех мерах предосторожности мы работаем вместе.

«Пока я не смогу без риска от тебя избавиться», – почувствовала Равна за этим спокойным тоном несказанные слова. Открытие карт откладывалось.

Меньше восьми недель полета отделяло корабль от планеты Стальных Когтей – это говорили и Фам, и Синяя Раковина. Если состояние Зон останется стабильным. Если их за это время не догонят.

Меньше двух месяцев после уже проведенных в полете шести. Но дни теперь были не те, что раньше. Каждый был трудной задачей, каждый был противостоянием, иногда завуалированным в цивилизованные формы, иногда прорывавшимся смертельными угрозами – как тогда, когда Фам нашел оборудование в мастерской Синей Раковины.

Фам теперь жил на мостике. Когда он покидал его, он закрывал люк своим личным кодом. Он уничтожил – или считал, что уничтожил, – все остальные привилегированные связи с автоматикой корабля. Они с Синей Раковиной постоянно работали вместе… но не так, как раньше. Каждый шаг делался очень медленно – Синяя Раковина объяснял все, но не имел права показать ничего. И споры подходили почти к смертоубийству, когда Фаму приходилось выбирать между двумя опасностями. Потому что каждый день флоты преследователей становились чуть ближе – два отряда убийц и то, что осталось от Сьяндры Кеи. Очевидно, часть кораблей Коммерческой Охраны СК еще сохранила способность летать, и она хотела отомстить Союзу. Однажды Равна предложила Фаму связаться с Коммерческой Охраной и попытаться убедить ее напасть на флот Погибели. Фам посмотрел на нее ничего не выражающим взглядом.

– Не сейчас. Может быть, и никогда, – сказал он и отвернулся. В каком-то смысле такой ответ принес облегчение: эта битва была бы в конце концов самоубийством. Равне не хотелось, чтобы то, что осталось от ее народа, погибло ради нее.

Так что «Внеполосный» по-прежнему мог прибыть на планету Стальных Когтей раньше преследователей, но с очень малым опережением. Иногда Равна уходила с мостика в слезах и отчаянии. И лишь мысль о Джефри и Зеленом Стебле возвращала ее обратно. Она была нужна им обоим, и через несколько недель она все еще сможет им помочь.

Оборонительные планы господина Булата воплощались в жизнь. Стальные Когти даже достигли определенного успеха со своим широкополосным радио. Булат сообщал, что главные силы Резчицы уже идут на север – не только «Внеполосный» вел гонку со временем. Равна часами копалась в библиотеке «Внеполосного», стараясь придумать еще что-нибудь для друзей Джефри. Кое-что – например, подзорные трубы – было делом простым, но другие… И все же это не было напрасной тратой сил. Может быть, флот Погибели не обратит внимания на местное население, занятый уничтожением «Внеполосного» и отвоевыванием Контрмеры.

Зеленый Стебель поправлялась медленно. Сначала Равна опасалась, что эта поправка – лишь плод ее собственного воображения, когда она добрую часть каждого дня проводила с наездницей, стараясь усмотреть улучшение ее ответов. Зеленый Стебель была «далеко», как человек после удара и с мозговыми протезами. Она, казалось, даже регрессировала после членораздельных выражений ужаса в первом разговоре. Может быть, Равне мерещилось улучшение лишь потому, что она научилась лучше понимать наездницу. Синяя Раковина утверждал, что прогресс есть, но со своим обычным непреклонным упрямством. Однако прошло две недели, потом три, и сомнения отпали: на границе между наездницей и ее протезом тележки что-то улучшалось. Зеленый Стебель осмысливала окружающее, сознательно посылала в тележку важные воспоминания… Изредка даже она помогала Равне, замечая то, что Равна упускала из виду:

– Сэр Фам – не единственный, кто боится нас, наездников. Синяя Раковина тоже боится, и это разрывает его надвое. Он не может признать этого даже передо мной, но он считает возможным, что наши тележки заражены. Он отчаянно пытается убедить Фама, что это не так, – и тем убедить себя. – Она надолго замолчала, поглаживая веткой руку Равны. Их окружали наполнявшие каюту звуки моря, но автоматика корабля больше не могла имитировать прибой. – Я вздыхаю. Мы должны представить себе прибой, милая Равна. Он всегда где-то будет, что бы ни случилось с Сьяндрой Кеи, что бы ни случилось с нашим кораблем.

Со своей супругой Синяя Раковина был сама сердечная мягкость, но наедине с Равной позволял проявиться своей ярости:

– Нет-нет, я не возражаю против навигационных действий сэра Фама – по крайней мере сейчас. Может быть, мы ушли бы чуть дальше, если бы он дал мне прямой доступ к пультам, но самые быстрые корабли нас бы все равно нагоняли. Дело в другом, миледи. Вы же знаете, насколько ненадежна здесь наша автоматика. Фам еще сильнее ей вредит. Он написал свои собственные инструкции безопасности. Он превращает среду автоматики корабля в систему ловушек.

Равна сама это видела. Подходы к мостику и мастерским «Внеполосного» выглядели как военные блокпосты.

– Ты же знаешь его опасения. Так он чувствует себя безопаснее…

– Не в этом дело, миледи. Я готов на все, чтобы убедить его принять мою помощь. Но то, что он делает, – смертельно опасно. Наша придонная автоматика ненадежна, и он активно ее ухудшает. Если мы попадем под внезапный стресс, программы поддержки среды могут не выдержать, а тогда – сброс атмосферы, температурные скачки – все, что угодно.

– Я…

– Неужели он не понимает? Фам не управляет ничем! – Голосовик Синей Раковины сорвался на визг с нелинейными искажениями. – У него есть возможность уничтожать, но это и все! Он нуждается в моей помощи. Он был моим другом. Неужели он не понимает?

Фам понимал. Ох как понимал! Они с Равной не перестали разговаривать. И споры с ним были самой тяжелой частью ее жизни. Иногда это даже не был спор, а что-то, имеющее вид разумного обсуждения.

– Я не одержим, Равна. Во всяком случае, не так, как наездники – Погибелью. Я владею своей душой. – Он отвернулся от консоли и улыбнулся ей тусклой улыбкой, признавая дефектность подобной аргументации.

Только по признакам, подобным этой улыбке, Равна знала, что Фам Нювен жив и иногда говорит.

– А как же твой богошок? Я видела, как ты часами просто смотришь на дисплеи слежения или пробегаешь материалы библиотеки и групп новостей быстрее, чем может сознательно читать человек.

Фам пожал плечами:

– Он изучает корабли, что нас преследуют, пытаясь понять, какие из них кому принадлежат и какие возможности у каждого из них. Деталей я не знаю. Но самосознание в это время гуляет. – Разум Фама превращался в это время в процессор для программ, которые Старик в него заложил. Несколько часов прострации могли потом дать мысль, достойную Силы – даже этого Фам не мог вспомнить. – Но одно я знаю. Чем бы ни был богошок, это штука очень узкого действия. Он не живой, в некотором смысле он даже не очень умный. В ежедневной рутине, такой, как пилотирование корабля, действует все тот же старый добрый Фам Нювен.