Вот Бабушка, снова живая. Санда чувствовала, как Бабушка кладет руку на ее – ее собственную? – спину. Иногда задумчивая, иногда счастливая, часто одинокая. Перед этим был другой человек. Дедушка. Грубовато-добродушный, любознательный, упрямый.

Перед этим…

Что-то более холодное, чем холод, не вполне осознаваемый. Драгоценность ощущала свет, поднимающийся от горизонта и заливающий все вокруг, затем темнота. Свет и темнота. Свет и темнота. Антарктическое лето и антарктическая зима. Для нее, ослабевшей, времена года казались мерцанием, которое продолжалось в течение времени, непостижимого для крошечного мозга в теле морской звезды.

А перед этим…

Восхитительное тепло, еще более чудесное, чем сейчас. Прижиматься плотью к плоти. Быть ценным. Было много друзей, лица, странные для Санды, но легко узнаваемые. Все они жили в доме, который перемещался, который посетил много мест – некоторые теплые и приятные, некоторые нет. Запомнилось самое холодное. Охваченная любопытством, Драгоценность бродила далеко от дома и так замерзла, что друзья, отправившись на поиски, не смогли ее найти. Драгоценность потерялась.

И долго-долго – свет-и-тьма, свет-и-тьма, свет-и-тьма…

Чистое, ровное пламя бушевало лишь несколько минут. У себя в голове Санда слышала стенания Драгоценности, когда стены начали рушиться и подхваченный ветром водоворот пламени заметался по руинам. Жарче всего было в центре гостиной – вернее, того, что когда-то было гостиной. Однако Драгоценность по-прежнему прижималась к люку, чтобы не расставаться с Сандой и в надежде, что она вернет тепло.

Дождь быстро справился с огнем. Дым и туман укрыли пылающие руины. Возможно, потом завыли сирены – все-таки на дворе был 1957 год. Я задаюсь вопросом, что стало с Сандой, когда прибыли пожарные. Мне известно только одно: алмазы, в том числе и искусственные, хорошо горят.

Справедливый мир[103]

У меня есть всего два рассказа, написанных в соавторстве. Как правило, совместное творчество – это когда работаешь столько же, как обычно, но получаешь за это вдвое меньше. (Кит Лаумер отразил суть проблемы в названии своего эссе для «Бюллетеня» Ассоциации американских писателей-фантастов: «Как работать в соавторстве, чтобы тебя при этом не ободрали как липку»). В общем, было у меня два подобных эпизода. Первый раз – с моей тогда еще женой, Джоан Д. Виндж: я написал начало «Ученика разносчика», потом застрял, и Джоан закончила эту вещь. В другом случае обстоятельства были совсем иными: мы с моим другом Биллом Раппом просто хотели написать приключенческий рассказ. Мы вместе придумали сюжет, используя все накопившиеся на то время идеи. К примеру, нам обоим очень нравилось, как Пол Андерсон трактует сюжеты, где есть столкновение противоположностей, – то, как он допускает, что практически любое дело в известном смысле является правым. Билл набросал черновик, я его подработал, и Джон У. Кэмпбелл купил рассказ для «Аналога». (Жаль, это было последнее, что я продал Джону; он умер всего несколько месяцев спустя).

На орбите Юпитера звезда искусственного происхождения замерцала, колеблясь между материальным и энергетическим состоянием. Сложное возмущение, порожденное этими вспышками, распространилось за пределы Солнечной системы, и – вопреки нескольким классическим теориям одновременности – происходило это все со скоростью, во много раз превышающей скорость света.

В девятнадцати световых годах от этого места ресивер на второй планете звезды Дельта-Павонис выделил сигнал из статического треска ультраволновой космической радиации, и…

Чента почувствовал легкий, хотя и довольно ощутимый толчок: гравитация вернулась к нормальному для Новой Канады уровню. Это было единственным свидетельством того, что перенос завершился. Свет в кабине даже не мигнул.

(«Разумеется, мы не можем знать точно, с какой ситуацией пришлось столкнуться вашему предшественнику. Но судя по тому, что его рапорт запаздывает уже на полтора года, нам следует готовиться к худшему»).

Чента сделал глубокий вдох и встал, ощущая минутную эйфорию: трижды до этого ему доводилось сидеть в кабине переноса, и каждый раз его постигало разочарование.

(«… полагаю, вы готовы, Чента. Что я могу сказать человеку, который в одно мгновение должен преодолеть расстояние в девятнадцать световых лет? Ну, а с другой стороны, что мне сказать человеку, который остается?»)

Выход был позади его кресла. Чента ткнул рукой в панель управления, и дверь кабины беззвучно отъехала в сторону. За дверью была командная рубка межзвездного тарана-черпака (ramscoop starship). Чента протиснулся в дверной проем и остановился в тесном пространстве за командирским сиденьем. Все дисплеи управлялись компьютером и выглядели старомодно, но весьма симпатично. Над одной из консолей красовалась надпись аккуратными буквами: «IBM Канада: настоящая Канада снова на Земле». Чента провел сотни часов, работая в макете этой знаменитой рубки, но подлинник имел неуловимые отличия. Воздух здесь был какой-то неживой, стерильный. В том макете, на Земле, всегда оказывались какие-то техники, а в этом помещении за сто с лишним лет кроме предшественника Ченты никого не было. А с тех пор, как корабль-робот покинул Солнечную систему, прошло и вовсе уже более трехсот лет.

Памятник канувшим империям, подумал Чента, забираясь на сиденье.

– Кто здесь? – прозвучал вопрос на английском языке.

Чента бросил взгляд на видеосенсор компьютера. На Земле он имел богатую практику общения с аналогичным «думателем»: интеллект машины находился в зачаточном состоянии, но это было лучшее, что человечество могло создать в те давние времена. По расчетам начальников Ченты, за триста двадцать лет такой мозг должен был стать более чем слегка иррациональным. Человек ответил, четко выговаривая слова:

– Виченте Квинтеро-и-Хуалейро, агент Канадской Гегемонии.

Он приложил идентификационную карточку к сенсору. Разумеется, это была подделка – Канадская Гегемония прекратила свое существование сто лет назад. Но компьютер, похоже, не был расположен к тому, чтобы признать какую бы то ни было новую власть.

– У меня уже был Виченте Квинтеро-и-Хуалейро.

Он точно спятил, подумал Чента.

– Верно. Но другая копия Квинтеро остается на Земле, она была использована для этого переноса.

Долгая пауза.

– Хорошо, сэр, я в вашем распоряжении. Я так редко принимаю посетителей, я… Вы, конечно же, хотите услышать доклад о текущей ситуации.

Приятный баритон вокодера приобрел монотонную интонацию, озвучивая, видимо, давно обдуманную речь.

– После моей успешной посадки на планете Дельта-Павонис II я отправил на Землю благоприятный отчет о планете – сэр, оценки по основным критериям были благоприятными. Теперь я вижу свою ошибку… но чтобы не совершить ее тогда, потребовалась бы новая программа. Вскоре после того я принял первую партию из полутора тысяч колонистов, и с ними достаточное количество яйцеклеток и спермы, чтобы основать колонию. К 2220 году колония Новая Канада насчитывала восемь с четвертью миллионов населения. А потом… потом случился великий планетарный катаклизм.

Чента поднял руку.

– Нет, погоди. Гегемония получала твои отчеты вплоть до 2240 года. Мы вновь установили контакт, чтобы выяснить, что произошло с тех пор.

– Да, сэр. Но сначала я скажу вам всю правду. Я не хочу, чтобы кто-то мог сказать, что это я потерпел неудачу. Я предупреждал о грозящем взрыве ядра планеты за несколько недель до того, как это случилось. Так или иначе, большая часть колонии погибла. Потрясение было столь велико, что даже очертания континентов изменились. Сэр, я сделал все что мог, чтобы помочь уцелевшим, но их потомки ужасно деградировали, вплоть до того, что основали национальные государства и воюют между собой. Эти группировки стремятся завладеть всем, что осталось от прежних технологий. Они украли мои коммуникационные бомбы, так что я больше не мог слать доклады на Землю. Они напали даже на меня и пытались растащить на запчасти. Хорошо, что моя защита…