Полосы тумана медленно плавали вокруг, словно выслеживая добычу, однако ребята не успели промокнуть, прежде чем добрались до бабушкиного дома. Несколько минут они стояли на травянистой обочине.
– Если хочешь пойти завтра в дюны, надо выходить пораньше. Это далеко.
Она не могла сказать, забыл он ее рассказ или просто пытается ее отвлечь.
– Я должна спросить Бабушку…
И не только об этом.
– В любом случае, завтра увидимся.
Ларри покатил к своему дому. Санда взяла велосипед за руль и направилась в обход сарая, где хранились инструменты. Бабушка вышла на черную лестницу и начала ворчать по поводу промокшего свитера Санды. Она казалась взбудораженной, словно уже не ожидала увидеть ее снова.
– Боже мой, так долго… Я оставила тебе на кухне немного сандвичей.
Когда они вошли в дом, Бабушка начала расспрашивать о кино и о Ларри.
– Знаешь, Санда… по-моему, О'Мэлли – очень милый мальчик. Но я не уверена, захотят ли твои мама и папа, чтобы ты проводила с ним так много времени. У вас совершенно разные интересы, тебе не кажется?
Санда не слушала. Вместо ответа она взяла Бабушку за руку; этот искренний жест заставил старушку остановиться на полуслове.
– Бабушка, я должна с тобой кое о чем поговорить. Пожалуйста.
– Конечно, Санда.
Они сели, и девочка сказала ей об ужасе, который охватывал ее наверху каждую ночь, настолько неотступном, что она была вынуждена спать на балконе.
Бабушка терпеливо улыбнулась и погладила Санду по руке.
– Готова поспорить, что это из-за маорийских статуй. Они напугают кого угодно, особенно в темноте. Мне не стоило рассказывать тебе про них. Но это просто дерево и…
– Это не из-за статуй, Бабушка.
Санда попыталась не выдать разочарования. Она выглянула из кухни и посмотрела через прихожую в гостиную. Одна из статуй была хорошо видна и словно показывала девочке язык. Это было прекрасно, забавно и немного пугающе, но и только.
– Это из-за террариума. И особенно из-за одного камня, который там лежит. Когда я стою рядом, холод становится сильнее.
– О, дорогая… – Бабушка смотрела на свои руки, стараясь не встречаться взглядом с Сандой. Казалось, она разговаривала сама с собой. – Должно быть, ты очень чувствительна.
У Санды расширились глаза. Все это время она думала, что ей никто не поверит. И теперь она видела, что все это время Бабушка кое о чем догадывалась.
– О, Санда… Мне очень жаль. Если бы я знала, что ты можешь это чувствовать, я никогда бы не заставляла тебя туда подниматься.
Бабушка протянула руку, чтобы коснуться Санды, и улыбнулась.
– На самом деле там нечего бояться. Это просто моя… м-м-м… – она запнулась; вид у нее был немного взволнованный, – моя Драгоценность. У нас с Дедушкой был маленький секрет. Если я тебе расскажу, будешь хранить его?
Девочка кивнула.
– Идем, я тебе все покажу. Ты права, камень может заставить тебя кое-что чувствовать…
Бабушка уже рассказывала, что Рекс Бичем нашел Драгоценность во время одной из первых экспедиций в сухие долины. Возможно, ему следовало передать свою находку в коллекцию. Но в те далекие дни на такие вещи смотрели куда спокойнее; к тому же, Дедушка постоянно делал массу работы помимо той, за которую ему платили. Бывают люди, которые сразу замечают, если что-то идет не так. Уйдя в отставку, он собирался устроить здесь собственную маленькую лабораторию и изучать свои находки – эту и некоторые другие таинственные вещи, с которыми столкнулся за эти годы.
Дедушка держал Драгоценность в своей подвальной лаборатории, в специальном шкафчике. Таким образом он надеялся воссоздать среду, в которой камень находился первоначально. Поначалу Дедушка думал, что это обломок некоего кристаллического вещества, который сохраняет и отражает эмоции окружающих. Держа камень в руке, он чувствовал ветер и одиночество Антарктики. Прикасаясь к Драгоценности час спустя, он мог уловить смутные отблески собственных размышлений и настроений, которые владели им во время прошлого «общения».
Но однажды Дедушка решил разрезать камень алмазной пилкой и почти услышал вопль боли. И тогда и он, и Бабушка поняли, что Драгоценность – не камень, реагирующий на чувства людей, а живое существо.
– Мы никогда никому об этом не говорили. Даже твоему папе. Рекс держал Драгоценность в подвале и следил, чтобы внутри ящика было как можно холоднее. Он так боялся, что она умрет.
Они поднялись на второй этаж, миновали короткий коридор и подошли к террариуму. Чердачное окно казалось тускло-серым, на стекле уже появились брызги дождя. Сейчас холод и одиночество ощущались не так остро, как с наступлением темноты, но Санде пришлось сделать над собой усилие, чтобы приблизиться к камню.
– Я смотрю на это по-другому. Если Драгоценность смогла жить столько веков без пищи, без воды, это будет жестоко – лишать ее этого сейчас. Может быть, ей достаточно света и тепла. Когда твой дедушка умер, я взяла камень, положила в этот прелестный аквариум и поставила сюда, где светло. Я знаю, что она живая; думаю, ей здесь нравится.
Санда опустила глаза и посмотрела на черные и серые завитушки, покрывающие грубую поверхность камня. Форма его была несимметричной, но рисунок определенно повторялся. Даже не ощущая волн холода, Санда должна была понять, что эта вещь живая.
– А что… что оно ест?
– Хм-м… – Бабушка замялась, но не более чем на секунду. – Некоторые камни. А чаще вот те цветы. Мне приходится время от времени класть новые. Но она неразумна. Она делает только то, что Рекс заметил с самого начала, и больше ничего. Только теперь, на свету, это случается немного чаще…
Она заметила боль на лице Санды.
– Ты даже здесь его чувствуешь? – в голосе Бабушки послышалось удивление. Она протянула руку, коснулась ладонью поверхности камня и вздрогнула. – А, опять все то же самое: холод и пустота. Понимаю, почему это тебя так беспокоит. Но она не хочет тебе навредить. Думаю, это просто воспоминания о холоде. Теперь немножко подожди. Ей нужно примерно минуту, чтобы перестроиться. В некотором плане она больше похожа на растение, чем на животное.
Таинственный холод ушел. То, что оставалось, не представлялось угрожающим, скорее вызывало беспокойство. Сейчас Санда чувствовала все острее. Бабушка поманила ее, приглашая подойти поближе.
– Ну вот. Теперь положи сюда руку, и ты поймешь, что я имела в виду.
Санда медленно подошла, не сводя глаз с лица бабушки. Дождь гулко барабанил по стеклу чердачного окна. Что, если все это ложь? Может ли это существо дурачить людей, заставляя их приходить, одних за другими?
Но теперь, когда больше ничего не давило на нее, это казалось почти невероятным. Она коснулась Драгоценности сначала кончиком пальца, потом всей ладонью. Бабушкина ладонь все еще лежала на камне, хотя их руки не соприкасались. Ничего не произошло. Поверхность была холодной – как у любого камня, который находился бы в этой комнате – и грубой, но не шероховатой. Несколько секунд спустя Санда понемногу почувствовала.
Бабушка! Улыбка, волна нежности… а за этим разочарование и пустота, более приглушенные, чем обычно излучала Драгоценность. Однако там, где раньше был только холод, теперь появилась теплота.
– О, Бабушка…
Старая женщина обняла Санду за плечи, и впервые за все эти недели девочка подумала, что между ними может надолго установиться согласие. Ее пальцы соскользнули с поверхности Драгоценности и коснулись гальки, на которой камень покоился. Самая обычная галька. Драгоценность была единственным странным предметом в террариуме.
Стоп… Она взяла небольшой камушек, поднесла к свету и почувствовала, как бабушкина рука внезапно чуть напряглась. Крошечный обломок был гладким, только его поверхность словно подернулась молочным туманом. И на ощупь он был точно маслянистым.
– Это не настоящий камень, Бабушка?
– Нет. Это пластик. Как цветы. Я просто думала, что будет мило.
– А-а-а…
Санда уронила камушек в террариум. В другое время она, возможно, проявила бы больше любопытства. Но сейчас ее переполняло облегчение. То, что столько времени внушало ей ужас, не таило в себе никакой угрозы – наоборот, оказалось совершенно удивительным.