Передо мной стояла Наох с горящими глазами. За ней я видел обрыв каньона и в отдалении — Тау Ривертон. Все, что мне удалось прочитать, когда я снова заглянул в ее глаза — это то, что ДНО похитила меня, решив, что я предал их, и, если они даже не убьют меня, Боросэйж никогда не позволит мне попасть на другую сторону реки.

Но я вспомнил Мийю, то, как она смотрела на меня, пока не ворвались легионеры. Мийа.

Где она? Страх, что она осталась там, отнял у Наох дар речи, зажал мне горло. Я обернулся.

Мийа была позади меня, распростершаяся на земле, совсем как я. Медленно поднимаясь, она двигалась так, словно ее тело стало для нее чужим, а лицо приняло пепельный оттенок. Двое членов ДНО помогли ей встать на ноги. Я, спотыкаясь, сделал шаг к ней, не обращая внимания на остальных.

— М'йа… все х'ршо? Что проз'шло? — Я умолк, когда прозвучали эти слова, услышав, как они прозвучали. Я сконфуженно помотал головой, недоумевая, почему моя речь звучит так, словно я под наркотиками. В моей голове ясно читалась лишь одна мысль: Тау снова предал. И на этот раз не только меня.

Мийа держалась руками за голову, ошеломленная. Она сказала мне что-то, но при этом так исковеркав слова, что я ничего не разобрал. Она отвела взгляд, беспокойно осматривая всех вокруг, пока не заметила сверток в чьих-то руках. Как я понял, это был Джеби. Она, пошатываясь, подошла к нему и взяла его на руки.

— Они были наготове, — тяжело сказала Наох. Это была ловушка. Ты был приманкой. Они думали, что мы не будем знать. Мийа соединилась со мной на случай, если это произойдет. — Она возмущенно ткнула в ее сторону.

Мийа держала Джеби, лоб ко лбу, улыбаясь, когда их глаза встретились. Я наблюдал за ними, нежность и зависть текли по моим нервам, как вкус медовых фруктов. Я оглянулся на Наох.

— З'чем вы взяли меня? — спросил я, в последний момент вспомнив, что спрашивать лучше на их языке. Моя речь стала проясняться так же быстро, как и вышла из-под контроля.

Наох посмотрела на Мийю, словно это не было ее идеей, словно она сама хотела услышать ответ.

— Он не знал… Была ловушка. — Мийа выталкивала слова изо рта, словно выплевывала камешки, и лицо ее стало таким же строгим, как у сестры. — Не могла оставить его им. — Она протянула руку, чтобы коснуться меня, словно защищая; поколебавшись, взглянула на Наох.

— Спасибо, — пробормотал я. Я протянул руку, крепко сжал ее ладонь, когда она попыталась отнять ее.

Она опустила глаза. Удивление и радость струились по нашим рукам из мозга в мозг. Я сделал глубокий вдох, мои пальцы сжимались все сильнее.

Внезапно, без усилия, она освободила свою руку. Я почувствовал ее неловкость.

— Я… Я думаю, мы должны учесть то, что Тау ск'зал ему, — пробормотала она, виновато бросив взгляд на Наох, и покачала головой, не понимая, что случилось с ее дикцией.

— Почему мы г'рим так, словно под н'ркотиками? — спросил я, пытаясь выглядеть не таким потерянным, каким внезапно почувствовал себя, когда уже не мог касаться ее. Тут, на ветру, было холодно, а я был без плаща.

Мийа опять покачала головой, но на этот раз это означало «я не знаю».

Наох оглянулась и, нахмурившись, устремила взгляд между нами.

— Мийа, — сказала она, и было что-то настораживающее в ее голосе. — Это твой нэшиертах? Он? Полукровка? — Она снова посмотрела на меня и отвела взгляд. — Ты думала, что сможешь удержать это в секрете, когда мы соединимся в следующий раз? — Ее голос прозвучал почти безразлично, в то время как Мийа опустила глаза. Наох положила руки на плечи Мийи, а остальные, стоящие за ней, уставились на нас троих, перебрасываясь мысленно комментариями, которые, возможно, я бы не хотел слышать.

Мийа покачала головой, кладя свои руки на руки сестры, но глядя при этом на меня.

— Мийа? — произнес я, не понимая, что происходит между ними и при чем тут я.

— Он не знает? — удивилась Наох, переводя на меня взгляд. — Он даже не знает, что это значит? — На этот раз в ее голосе прозвучало изумление и недоверие, почти негодование. Я не мог сказать, какие эмоции были направлены на Мийю, а какие на меня. — Она верит, что ты — ее нэшиертах, — сказала она мне безапелляционно. — Ее друг по душе… Мы считаем, что за всю жизнь каждый из нас встречает лишь одного такого товарища. Как только она встретила тебя, она уже знала… — Она оглянулась на сестру: — Но ты не сказала ему.

Мийа не смотрела ни на кого из нас. Ей хотелось оказаться на другом краю света, судя по тем чувствам, которые мелькали у меня в мозгу.

— Наох, прекрати… — прошептала она.

— Мийа? — сказал я снова, мой голос упал, когда она не захотела поднять на меня глаза. Я подумал, что она стыдится или просто боится стыда, что остальные узнают правду, боится, что сестра отвергнет ее… боится, что ее отвергну я. — Мийа… — ласково коснулся я ее лица.

Она, вздрогнув, посмотрела на меня. Я увидел выражение ее глаз — страх не найти ничего в моих глазах. Я вспомнил прошедшую ночь: как я заснул в теплом убежище ее тела, ее мыслей.. как я проснулся холодным, пустым, одиноким, как испугался, что мне предстоит всегда просыпаться холодным и пустым.

— Знаю, — прошептал я. — Я твой. — Я увидел, как страх ее сменяется облегчением, потом — неуверенно — радостью. Я пробился через любопытный взгляд Джеби и поцеловал ее, почувствовал, с какой жаждой она припала к моим губам, ощутил поток мыслей и чувств между нами. Мое дыхание сбилось от радости и желания.

Мозг Наох ворвался в слияние наших мыслей — подобно брошенному камню. За секунду до того, как наш контакт прервался, я почувствовал, как она удивилась, застав мой мозг без защиты, в мысленном разговоре с Мийей. Я попал в терновые заросли ее чувств: удивление, боль, радость, зависть, любопытство, беспомощный гнев.

И мы трое внезапно разъединились, моргая, словно свет дня был неожиданностью для нас, словно нас — нейрон за нейроном — вытащили снова в тот мир, который мы делили с остальными.

— Нам не стоит оставаться здесь, — резко сказала Наох, словно именно это больше всего ее беспокоило. — Пойдемте.

— Постойте, — сказал я все еще хрипло. — Легионеры могут выследить меня. Пока у меня это, вы никогда не будете в безопасности. — Я коснулся браслета. Вспомнил, как много он значил для меня, когда я надел его, чего мне стоило получить право на ленту данных. На что была без нее похожа моя жизнь.

Я повернулся к Мийе, чтобы взглянуть, как смотрит на меня она, держащая на руках ребенка.

«Я не могла оставить его», — сказала она.

Джеби. Или меня. Я оглянулся на Тау Ривертон, нащупывая мозгом что-нибудь, что я оставил недоделанным там, за рекой, что имело большее значение по сравнению с тем, что предстояло мне сделать здесь, отыскивая мыслями кого-нибудь, с кем меня связывало бы что-то, хоть немного похожее на то, что подарила мне Мийа.

Я прижал палец к браслету, замок открылся. Я подхватил браслет на лету, когда он свалился с запястья.

— Что ты делаешь? — спросила Мийа недоверчивым и потому похожим на человеческий голосом.

— Я не могу больше носить это, — сказал я. — Они убили мою мать, потому что она была гидранкой. Мой отец был человеком, и он оставил меня в сточной канаве, потому что я был гидраном. Я гидран! — Я швырнул браслет с силой, на какую только был способен, и наблюдал, как он и все, что связано с ним, вращаясь в воздухе, падает в пасть каньона, ниже, ниже, приближаясь к бронзовому водопаду в сотне метров под нами. Я поднял взгляд на непонимающие глаза Мийи. — А ты моя нэшиертах. — Все остальные, включая Наох, смотрели на меня с тем же недоверием. — Зовите меня Биан, — сказал я.

Мийа прижалась лицом к моему плечу, и я обнял ее вместе с Джеби.

— Биан, — прошептала она. — Добро пожаловать домой.

Она отодвинулась в сторону, чтобы Наох могла обнять меня как брата… как потерянного возлюбленного. В ее прикосновении была такая нежность, на которую я не считал ее способной, но в глазах все еще оставалась напряженность, хотя уже и размытая лаской, когда она пробормотала: