— У нас никому не дают от ворот поворот, — ответил он, — к тому же нам нечего прятать под ковриком.

Описание этого человека и его машины уже разослано по всем прилегающим округам и передано в дорожную полицию. Я выяснил, где он достал кислоту…

— Вы узнали?

— Заткнитесь, — не повышая голоса, ответил он, — когда вы закроете рот, я все вам расскажу, так что слушайте. Шансов когда-нибудь поймать его — один из тысячи. Зеленых «фордов» седан так же много, как людей по фамилии Смит во время облавы в публичном доме. То же самое можно сказать и о его внешности.

Даже если соединить одно с другим, и то шансов мало, а уж теперь-то он и подавно пересел в другую машину.

Учитывая размеры нашего городка, он приехал откуда-то из другого места. А это означает, что его наняли для выполнения этой работы и сам он может жить где угодно — хоть за тысячу миль отсюда. И кислота не навела нас ни на какой след. Это тупик. Грузовик, который ее перевозил, ограбили несколько недель назад на востоке от города, и одним из пунктов в списке украденного значилось десять галлонов серной кислоты. Я только что просмотрел это дело. Грабителей так и не нашли и похищенного не обнаружили. Большую часть груза составляла краска, которую можно продать где угодно.

Если хотите — можете уцепиться за эту ниточку. Ничего другого вам не остается.

— Что вы имеете в виду?

Он наставил на меня указательный палец:

— Вы ошиблись, сунув нос в это дело, как ошиблась одна блондинка, которая завела себе ручного скунса, и чем дольше я за вами наблюдаю, тем больше вижу ошибок с вашей стороны. По какому-то совпадению все это случилось именно тогда, когда вы объявились в городе.

Вы рассказали мне какую-то не правдоподобную историю о таинственном телефонном звонке. Если это не правда, значит, вы сами замешаны в этом деле. Если же вы не лжете и кто-то хочет заставить вас уехать отсюда, значит, вы замешаны в чем-то другом. Я не люблю людей, которые создают проблемы, а также болванов, которые шляются по городу без всякой цели и, по всей видимости, слетаются в один и тот же мотель. От него и так уже дурно пахнет.

— Я так и думал, что мы этим закончим, — сказал я. — Другими словами, вам наплевать на то, что с ней случится и как она сумеет выкрутиться. На вас уже висит одно нераскрытое убийство, поэтому вам хочется считать виновной ее, несмотря на то что вы не можете этого доказать. Ладно, вы правы насчет того, что здесь дурно пахнет. И обнаружить, кто именно портит воздух, — дело времени.

Он наклонился надо мной, опершись рукой об угол стола.

— Поймите, Чатхэм, и постарайтесь понять с первого раза. Я не знаю, что вам здесь понадобилось, но я знаю, кто вы такой. Нам не нужно, чтобы кто-то вмешивался в наши дела, у нас и без этого хватает проблем. Если вы позволите себе еще какую-нибудь выходку, то я приму к вам меры, причем серьезные. А теперь убирайтесь отсюда и постарайтесь держаться от меня подальше.

Я поднялся:

— Договорились. Я понял вас.

Зашел Магрудер и встал в дверях. Он холодно смотрел на меня. Редфилд кивнул ему, чтобы он дал мне пройти, и тот посторонился.

— Хорошо ты его, — произнес он.

Я проигнорировал его слова и обратился к Редфилду:

— Я не настолько глуп, чтобы обращаться со своими обвинениями в Большое жюри, но не думайте, что вам удастся меня остановить, когда я сам захочу заглянуть под коврик. И, если вы захотите принять ко мне меры, позаботьтесь о том, чтобы для этого были законные основания.

— Позабочусь, — ответил он. — А теперь убирайтесь отсюда.

Я вышел, понимая, что только испортил все дело, но еще достаточно злой, чтобы не переживать из-за этого. Завернув в аптеку, я купил по рецептам лекарства и вернулся в мотель. Когда я ставил машину напротив офиса, то посмотрел на часы. Было начало двенадцатого, и я вспомнил, что еще не завтракал.

Может быть, в такое время мне удастся поговорить с Олли наедине. Я перешел через дорогу, заказал сандвич и чашку кофе и перенес все это в бар. Там был только один посетитель, мужчина в форме монтера. Он допил свое пиво и ушел, бряцая, как ходячий ящик с инструментами.

Я поставил свою закуску на стойку и пододвинул табурет. — Вы не возражаете, если я посижу здесь? — поинтересовался я. — Я не потревожу ваших постоянных клиентов?

Он пожал плечами, но в его спокойных карих глазах вспыхнули искорки смеха.

— Извините меня за тот случай, но сами понимаете.

— Я уже забыл о нем. — У него было открытое лицо, и я надеялся, что он не относится к шайке, которая преследует ее. Мне очень хотелось верить, что я не ошибаюсь.

Он подошел, поставил ногу на полку под стойкой, опершись на нее коленом, и закурил:

— Некрасивая история с этой кислотой.

— Откуда вы узнали?

— Увидел, как вы вытаскиваете вещи. Я подошел к дому, и горничная мне все рассказала. Люди из конторы шерифа, конечно, ничего не нашли?

— Очень немного, — ответил я, прихлебнув кофе.

— Редфилд — хороший коп. Упрямый как черт, но умный. И честный.

— Да? — протянул я небрежно. — А почему вы заговорили об этом?

— Во всем городе только вы поддерживаете с ней какие-то отношения.

Я кивнул:

— У меня не было никаких отношений. Но теперь есть. В каком-то смысле я сам виноват в этой истории с кислотой.

— Как это?

— Сначала я хочу задать вам один вопрос. Скажите откровенно, вы тоже считаете, что она причастна к этому убийству?

— Хотите знать, что я думаю? — Он посмотрел мне прямо в глаза. — Мне кажется, что я неплохо здесь устроился. Мой бар стоит сорок тысяч долларов, а мне через месяц стукнет двадцать семь. Мое дело приносит мне хороший доход, и я доволен жизнью. Поэтому я или думаю так же, как мои клиенты, или держу рот на замке.

— Не пытайтесь меня обмануть. В вашем возрасте вы не добились бы ничего, если бы обладали куриными мозгами и были бесхарактерным человеком.

Вы чертовски хорошо знаете, что именно думаете об этом, а все дело в том, что она не из тех, кто стал бы связываться со Стрейдером.

Он кивнул:

— Ладно. Возможно, именно так я и думаю. Но запомните: это не мои слова, вы сами все это сказали.

Так что никакого веса они не имеют. Понимаете, у меня есть маленькое хобби…

— Хобби?

— Совершенно верно. Меня интересуют разные явления, особенно два — женщины и морская рыба.

И теперь я знаю почти все, что можно узнать о морской рыбе, но по-прежнему практически ничего — о женщинах. Думаю, вы тоже.

— Вы правы. Но у вас есть шансы восполнить пробелы. Слушайте, вы можете вспомнить, кто пользовался вашей телефонной будкой вчера около двух часов дня? За пару часов до моего появления?

Он нахмурил брови и покачал головой:

— Обычно я не обращаю на это внимания, если только меня не просят разменять деньги. Туда постоянно кто-то заходит и выходит. А что?

Я рассказал ему о гнусном звонке, во время которого я расслышал гудение вентилятора.

— Он мог увидеть меня где-нибудь в городе и догадаться, чем я занимаюсь. Если он сидел в вашем обеденном зале, когда она подъезжала к дому — а я думаю, что так и было, — он видел и то, что я входил в дом вместе с ней. Так вы не помните?

— Нет. Наверное, кто-нибудь звонил, но я не обратил внимания.

— С двух и до того, как я вошел, сюда заходило много народу?

— Человек пять.. Может, и больше, мне трудно сказать.

— А кто сидел здесь все это время?

— Гм… Дайте вспомнить. Здесь был тот здоровый парень, Ред Данлеви. Он работает на заправочной станции дальше по шоссе. Возможно, он и придерживается нелестного мнения о девушках, но вряд ли говорит им об этом по телефону, а не при личной встрече. Руп Халберт любит пошуметь и покричать, но в целом он человек безобидный. Тот, кого вы ищете, Чатхэм, — сумасшедший. Вряд ли это может быть кто-то из тех, о ком я говорю. Перл Телли иногда откалывает довольно неприличные шуточки, но чтобы такое…

— А что тот парень, который сидел с ней за столиком и был одет как гитарист?