– Да, с выходом на коммутатор.
– Он им уже воспользовался?
– Не думаю. Он все еще колотит в дверь и воет. Вот, послушайте.
Из трубки донеслись глухие удары и приглушенные крики протеста. Вне всякого сомнения, репортер был американцем – такими настырными бывают только они.
– А вы можете перерезать телефонный провод?
– Конечно, – ответил Дадли, – я уже это сделал. Ради Бога, скажите, что же нам теперь предпринять?
– Через окно он не сможет выбраться?
– Мы на третьем этаже, – уточни» Дадли, и тут же в его голосе промелькнули радостные нотки надежды. – Может быть, он попытается вылезть через окно, сорвется и разобьется насмерть?
– Вы знаете, откуда он?
– Из лос-анжелесской «Кроникл».
– А вы уверены, что ему все известно?
– Все известно? Да я у этого ублюдка теперь на крючке! Послушайте… Вчера он позвонил сюда в контору и сказал, что хочет взять интервью. Он только что приехал из Берлина или откуда-то еще, и по дороге в Штаты остановился в Париже. Сказал, что намерен написать статью о Сабине Мэннинг, которая послужит ей, будь эта потаскуха проклята, отличной рекламой. Естественно, я умолчал, что творится в ее конторе, и намекнул, что у нее нет времени для встречи с ним, так как она очень занята работой над новым романом. Обычно такое срабатывало, но этот американец оказался твердым орешком. Сегодня утром он пробрался в помещение конторы через кухню и вошел в комнату, где работал Санборн. О Боже милостивый! Колби присвистнул.
– Тот сразу принял его за нового напарника, которого я обещал ему прислать. Санборн показал репортеру рукописи и принялся вводить его в курс дела. Пока я добрался от аэропорта до конторы, этот сукин сын уже понял, что к чему. Когда я вошел, он даже хохотал от радости, что такой сенсационный материал попадет на первую страницу его паршивой газеты. Мне хитростью удалось завлечь мерзавца в дальнюю комнату и запереть его там.
– Хорошо, – сказал Колби, – держите его взаперти, пока мы не прибудем в Париж. Позвоним вам из Орли.
– Вы полагаете, можно будет что-нибудь придумать?
– Пока не знаю, но в свое время я… – Колби повернулся к Мартине, намереваясь дать знак собираться, но увидел, что она уже одевается, – работал в газете, – закончил он фразу.
Под свободно свисающим с плеч пеньюаром просматривался пояс с резинками. Присев на край кровати, Мартина принялась надевать чулки. Она вытянула вперед свою стройную, красивую ногу, затем отвела ее назад, элегантно повертела ею из стороны в сторону и стала все выше и выше натягивать проблескивающий тонким нейлоном чулок. Дойдя до бедра, она разгладила резинку и пристегнула ее к поясу.
– Что случилось? – встревоженно спросил Дадли. – У вас приступ астмы?
– Приступ астмы? Нет, я здоров как бык.
– А… понятно. Рядом с вами Мартина. Перед ней устоять невозможно. Так кем вы были?
– Корреспондентом газеты, – сказал Колби, и тут ему в голову пришла идея. – Очень возможно, что нам удастся нейтрализовать этого репортера, но, правда, придется за его молчание немного заплатить.
– Это сколько?
– Тысячу долларов.
– Тысячу! – изумленно воскликнул Дадли и, видимо, поперхнулся, так как трубка стала извергать какие-то непонятные звуки.
– Плюс издержки, – продолжил Колби.
– Пятьсот…
– Если он не опубликует статью, сколько вы заработаете на этом романе?
– Я все понял! Хорошо! Тысяча так тысяча. Но деньги только после выхода книги.
– Отлично, – одобрил Лоуренс. – Постараемся как можно скорее оказаться в Париже. Узнайте его имя и где он остановился. Угостите какой-нибудь душещипательной историей. Дескать, Сабина Мэннинг скоропостижно скончалась от холеры где-то на Кикладах, а вы просто обязаны закончить начатую ею книгу, чтобы вырученные от ее продажи средства направить на благотворительные цели, как того хотела сама писательница.
– И вы хотите, чтобы я сам рассказал это репортеру!
– А что? Пусть посмеется. Когда мы позвоним из Орли, постарайтесь, чтобы он не слышал вашего разговора, подойдите к аппарату, стоящему где-нибудь подальше. Да, минуту. Еще один вопрос. А эта Флэнаган так и не объявилась?
– Нет. Ну, попадись она мне…
– В полицию не обращались?
– Нет.
– Паспорта у нее при себе нет, – заметил Колби. – Учтите, если они ее задержали, то вряд ли отпустят, не проверив документов. Это точно, что вам не звонили из полиции?
– В этом я уверен. Они говорили бы тогда по-английски. Не так ли?
– Вовсе не обязательно. Только в случае необходимости.
– Хотя знаете, припоминаю, какой-то чудак постоянно мне названивает.
– Что? – воскликнул Колби.
– Ничего особенного. Просто какой-то сдвинутый малый по три-четыре раза в день звонит сюда и предлагает что-то на продажу. Что именно – не пойму, говорит он по-французски, черт подери! Но при чем здесь…
– Нет, погодите, – прервал его Колби. – Ну-ка, расскажите об этом поподробнее.
– Да я о нем ничего не знаю. У меня и без его звонков забот полон рот. Не стал бы слушать, что он мелет, если бы даже и понимал по-французски. Каждый раз, когда я вешаю трубку, этот парень тут же перезванивает и начинает без умолку тараторить. Вы знаете, какой у этих французов темперамент.
– И как долго это продолжается?
– Дня три или четыре.
Колби хмуро посмотрел на Мартину. Та, застегнув лифчик, надевала платье. Просунув голову в ворот, она вопрошающе посмотрела на Колби. Он снова услыхал в телефонной трубке глухие удары в дверь и крики проклятий.
– Послушайте, – сказал Колби в трубку, – почта в последние дни приходила?
– Конечно. Как всегда, целая кипа. Письма от почитателей, просьбы о благотворительности. В общем, все как обычно.
– Нет, я имею в виду корреспонденцию на французском.
– Кажется, есть. Похоже, что-то пришло сегодня утром.
– Письмо при вас?
– Нет, скорее всего, я его выбросил. Я все равно не смог бы его прочитать.
– Посмотрите в корзине для мусора, нет ли его там.
– За каким чертом?.. А, ну ладно, посмотрю. Из трубки послышалось шуршание бумаги.
– Да, нашел, – сообщил Дадли.
– Смогли бы прочитать?
– Похоже, адресовано мне. Здесь написано «Чер монсьюр».
– Дальше.
– Дальше – два слова; «Мадам Мэннинг». Это я понял, а дальше следует «эй ит инлеввч»…
– Стойте, стойте! – прервал его Колби. – Произнесите это по буквам.
– Хорошо… «Мадам Мэннинг», а дальше идет слово из одной английской буквы «а», а потом «e-t-e» со знаками ударения над «е».
– Отлично, продолжайте.
– ..e-n-1-e-v-e-e…
– Все, этого вполне достаточно, – оборвал его Колби и, прикрыв ладонью рот, повернулся к Мартине:
– В течение четырех дней ему пытаются втолковать, что Кендал Флэнаган похищена.
– О нет! – вскрикнула Мартина.
– Правда, похитители думают, что захватили мисс Мэннинг.
Мартина сокрушенно покачала головой и снова опустилась на кровать.
– Как вы считаете, президент Джонсон по этому случаю не введет в стране чрезвычайного положения? – мрачно пошутила она.
Колби вновь приложил трубку к уху:
– Вы знаете, почему звонивший вам парень был так нетерпелив? Он просто в недоумении. Уже прошло четыре дня, как он похитил женщину, а ее исчезновения даже никто и не заметил. А она, часом, не обжора?
– Что? – не понял намека Дадли.
– Ладно, проехали.
– Если они занялись похищением американцев, почему же они не освоили английский?
– Взгляните на письмо. В нем есть какие-нибудь цифры?
– Есть. Нечто похожее на сумму в сто тысяч. По-моему, сначала стоит единица.
– Это в европейской манере. Сумма в долларах или франках?
– В долларах, – проверив еще раз, ответил Дадли и ахнул. – Выкуп в сто тысяч долларов?
Они что, с ума спятили?
– Почему? Они считают, что похитили мисс Мэннинг.
– Да пусть хоть кабаре «Лидо» со всеми его танцовщицами. У меня нет столько денег.
– Ладно, – сухо произнес Колби, – вам нужна помощь, и очень срочная. Сейчас мы отправляемся в Париж, – добавил он, посмотрев на часы. – Там решим, как поладить с репортером, а вы постарайтесь быть в конторе на случай, если этот малый вам снова позвонит. Думаю, в пять мы будем у вас. Если он выйдет на связь раньше, скажите ему: «Rappelez a cinq heures. Rappellez a cinq heures»26. Вы сможете это произнести?
