Застава.
Четверг, 1 мая.
Время: 06.40
Уже две ночи подряд смерть обходит перевал стороной! Поправляя начищенную до блеска пряжку своего ремня, Ворманн с удовольствием отметил, что настроение его повышается с каждой минутой. Не преждевременно ли?.. Хотя сегодня он впервые за десять дней как следует выспался и от этого по крайней мере выглядел теперь значительно лучше.
Однако сам замок не показался ему веселее и жизнерадостнее. В воздухе по-прежнему висело все то же тягостное предчувствие беды, ощущение близости чего-то зловещего. Нет, замок оставался прежним; перемены произошли в самом Ворманне. Ему почему-то стало казаться, что он все-таки уедет отсюда живым. Хотя в последнее время капитан начал уже сильно сомневаться в этом. Но после плотного завтрака и долгого здорового сна многие даже очень сомнительные вещи могут показаться вполне реальными. Например, то, что раз уж и сегодня никого не убили, то есть надежда, что скоро Кэмпфер уберется отсюда вместе со всем своим змеиным выводком.
И даже собственная картина перестала раздражать Ворманна. Правда, загадочная тень на холсте продолжала напоминать силуэт повешенного, но теперь это уже не имело большого значения. И он не смог сдержать улыбки, вспомнив, как расстроился в тот момент, когда майор заметил эту деталь.
Неторопливо спустившись на первый этаж, он чуть не столкнулся там с Кэмпфером, который с таким решительным видом спешил в комнату профессора, что капитану стало немного не по себе.
— Доброе утро, штурмбанфюрер! — улыбнулся он, чувствуя, что сегодня может и улыбаться, и терпеть возле себя этого эсэсовца, понимая, что скоро тот навсегда исчезнет из его жизни. Но все же капитан не удержался и с язвительной усмешкой добавил: — Вижу, у нас с вами все желания совпадают; прямо телепатия! Я ведь тоже иду поблагодарить профессора Кузу за спасение жизни немецких солдат.
— У вас нет никаких доказательств, что он хоть чем-то поспособствовал их безопасности! Мало ли, что он сам заявляет об этом!
Все благодушие Ворманна куда-то разом исчезло.
— И тем не менее я считаю, что прекращение убийств и его приезд сюда можно как-то разумно сопоставить и сделать вполне определенные предварительные выводы. Вы так не думаете?
— Совпадение, и ничего больше!
— А тогда почему же вы здесь?
Кэмпфер на секунду задумался, не зная, как лучше ответить.
— Разумеется, затем, чтобы выяснить, что ему стало известно из книг.
— А-а, понимаю.
Первым к профессору вошел Кэмпфер, капитан — следом за ним. Куза стоял на коленях на расстеленной возле камина шинели. Но он не молился, а пытался самостоятельно забраться в высокое инвалидное кресло. Молча взглянув на вошедших, он продолжил свое занятие с прежним рвением и упорством.
Первым же желанием Вормана было подскочить к несчастному калеке и помочь ему в этом нелегком деле — казалось, мышцы старика настолько слабы, что без посторонней помощи ему никогда не взгромоздиться в свою коляску. Но ведь он не просил их о помощи — ни вслух, ни даже глазами. Очевидно, дело тут было в гордости Кузы, который твердо решил, что не станет просить помощи ни у кого, кроме собственной дочери. «Кстати, — с сожалением подумал Ворманн, — кроме нее, у бедолаги не так уж много того, чем можно было бы всерьез гордиться». Поэтому он и не стал помогать профессору, чтобы чисто по-человечески не обидеть его.
Хотя, приглядевшись получше, капитан понял, что недооценивает возможности старика. Не обращая на вошедших никакого внимания, Куза продолжал отчаянно карабкаться к своей цели, прислонив спинку кресла к камину. Ворманну хорошо было видно, как искажается от боли лицо профессора, пока он всеми силами пытается одолеть подъем, с трудом заставляя сгибаться непослушные суставы. Но вот, наконец, ему это удалось, и, издав мучительный стон, старик опустился на клеенчатую подушку. По лицу его ползли крупные капли пота, он в изнеможении откинулся на высокую спинку кресла и тяжело задышал. И хотя ему удалось пока забраться лишь на самый край сиденья, а чтобы устроиться поудобней, пришлось затратить еще много сил, самая трудная часть пути была уже пройдена.
— Что вам от меня нужно? — спросил он, с трудом переводя дыхание.
От былой степенности профессора теперь уже не осталось и следа — он больше не обращался к ним так вежливо, как поначалу, когда все немцы были для него не иначе, как «господами». Сейчас старик испытывал нечеловеческие муки, и у него не было ни сил, ни желания изображать из себя сверхвежливого гостя.
— Так что ты, еврей, вычитал прошлой ночью? — с ходу приступил к делу Кэмпфер.
Куза слегка приподнялся на локтях и пододвинулся ближе к спинке. На секунду он стиснул зубы и закрыл глаза, но потом снова открыл их и, прищурившись, посмотрел на майора. Казалось, что без очков он почти ничего вокруг себя не видит.
— Пока не так уж много. Но у меня уже есть доказательства, что замок выстроен известным боярином пятнадцатого века, современником самого Влада Тепеша.
— И это все? Ты уже два дня сидишь над этими книжками!
— Один день, если быть более точным, — возразил Куза, и Ворманн понял, что этот гордый старик не даст так просто над собой издеваться. — Один день и две ночи. А это не слишком великий срок, если учесть, что все представленные вами книги написаны не на моем родном языке.
— Мне не нужны твои жидовские извинения! — взорвался эсэсовец. — Мне нужны результаты!
— А разве их у вас еще нет? — спросил профессор. Казалось, его очень интересует ответ майора.
Кэмпфер весь напрягся и сжал кулаки, прежде чем ответить этому дерзкому еврею:
— Да, две ночи на заставе не было происшествий, но я сильно сомневаюсь, что в этом есть твоя личная заслуга. — Он сделал полуоборот в сторону Ворманна и высокомерно добавил: — Как мне кажется, на этом моя миссия завершена. Но только ради закрепления результатов я, пожалуй, останусь здесь еще на одну ночь.
— Вот это да! Провести еще одну ночь, зная, что где-то рядом — еврей! — вполголоса буркнул капитан, чувствуя, что настроение его продолжает на глазах улучшаться. Теперь он мог запросто снести все спесивые выходки Кэмпфера и перетерпеть его еще одну ночь.
