С перехваченным от леденящего страха дыханием разглядела фирменную эмблему «лексуса».

Завертела головой, ища автомобиль Лео... которого нигде не было.

— Ох, нет, — простонала Алисия. — Боже мой, нет!

Поспешно пробежала несколько шагов на ватных ногах, стремясь чем-то помочь, но на месте, где стояла машина секунду назад, ничего не осталось, кроме обугленного асфальта.

— О господи, Лео, — задохнулась она. — Ох, это я виновата!

Нечем дышать. Куда делся весь воздух? Надо убираться отсюда.

Заставила оцепеневшее тело вернуться на тротуар, побрела, спотыкаясь, подальше от дыма и пламени катастрофы. Остановилась, выйдя на Мэдисон-авеню, прислонилась, тяжело дыша, к столбу светофора. Отдышалась, огляделась.

Уже слетались стервятники, устремлялись к огню, любопытствуя, что стряслось. Неподалеку завыли сирены.

Нельзя тут оставаться. Вайнштейну теперь не поможешь, а записываться в свидетели никак не желательно. Вдруг полиции взбредет в голову, будто она что-то скрывает, вдруг начнет копаться в прошлом, в родственных связях. Это недопустимо. Невыносимо.

Такси искать не стала — не могла находиться в замкнутом пространстве. Ей нужен простор, свет, воздух. Свернула к деловой части города.

Бедный Лео!

Шла и шла, шмыгая носом, переставляя ноги с максимально допустимой скоростью в туфлях без каблука. Но, даже износив башмаки, не избавиться от чувства вины, от ужасного подозрения о своей загадочной причастности к гибели Лео Вайнштейна.

— Слава богу, явились! — вздохнул Реймонд, когда Алисия вошла в Центр через служебный вход. — С восьми часов вызываю по пейджеру. Почему вы не... — И умолк, посмотрев на нее. — Господи Исусе, вид у вас чертовски поганый.

Фактически в высшей степени снисходительная оценка, только говорить об этом не хочется.

— Спасибо, Реймонд. Вы даже наполовину не представляете.

Она направилась не к своему кабинету, а к центральному вестибюлю. Реймонд двинулся следом.

— Куда вы?

— Пожалуйста, Реймонд, дайте мне одну минуту, — резко оборвала его Алисия. — Сейчас вернусь.

Стыдно так с ним обращаться, но нервы натянуты до предела. Еще один толчок не в ту сторону...

Торопясь мимо регистратуры к парадным дверям, едва расслышала приветствие Тиффани, посторонилась, пропустив входившую женщину средних лет, с двумя внуками, выглянула сквозь стеклянные двери на улицу, высматривая серый автомобиль.

Он определенно ехал за ней с самой Сорок восьмой улицы. Кажется, по крайней мере. Серый автомобиль... Как его там? Седан? Проклятье, она ничего не смыслит в машинах. Не отличит «форда» от «шевроле». Однако, как бы там ни было, по пути все время замечала проезжавший мимо серый автомобиль. Он сворачивал за угол, обгоняя ее на пару кварталов, на несколько минут пропадал и опять выплывал. Ни разу не приближался. Ни разу сильно не отставал. Ни разу открыто не проявлял к ней внимания. Просто постоянно был рядом.

Алисия пристально рассматривала Седьмую авеню за стеклом, почти надеясь увидеть, как мимо прокатится та самая машина. Взглянула на тротуар через дорогу чуть ниже, в той части комплекса Сент-Винсент, которая меньше всего ей нравилась. На углу Двенадцатой торчит жилой дом «О'Тул». Монолитный безоконный фасад из белой плитки вообще неуместен здесь, в Виллидже. Как будто некий неуклюжий гигант нечаянно обронил модернистское безобразие на этом самом месте по дороге в какой-нибудь Миннеаполис.

Серой машины нет. Можно ли точно сказать при таком количестве серых автомобилей в Манхэттене?

Нервы совсем разболтались. Вот-вот паранойя начнется.

Хотя кто вправе ее упрекнуть после нынешнего утра?

Она повернула к своему кабинету. Реймонд перехватил ее в холле.

— Теперь можно поговорить?

— Извините за грубость.

— Что за глупости, милочка. Никто мне не грубил. Никто не посмел бы.

Алисия с трудом изобразила улыбку.

Медбрат Реймонд Денсон — не Рей, обязательно Реймонд — был одним из первых сотрудников Центра для детей, больных СПИДом. В Центре работали доктора медицины, именуемые «директорами», «заместителями директоров», но всей его деятельностью заправлял практикующий санитар. По мнению Алисии, без него Центр вряд ли выжил бы. Реймонд досконально знал и прослеживал за неукоснительным исполнением повседневных обязанностей, требований, предписаний, знал, так сказать, где зарыта любая собака. В свои, судя по всему, пятьдесят — упаси бог осведомиться о возрасте — умудряется молодо выглядеть: короткая стрижка, аккуратные усики, стройная атлетическая фигура.

— Что касается пейджера, — продолжала Алисия, — я его отключила. Доктор Коллингс сегодня меня заменяет, как вам хорошо известно.

Реймонд шел за ней к кабинету по узкому коридору. Стены Центра сложены быстро, отделаны торопливо, небрежно оштукатурены, окрашены тонким слоем уже облупившейся ярко-желтой краски. Впрочем, о декоре здесь думают меньше всего.

— Известно, — кивнул Реймонд, — только дело не медицинское. Даже не административное. Криминальное, в зад ему дышло.

Что сквозит в его тоне... во взгляде? Дикая злость. Впрочем, не на нее. А на что же?

Она похолодела от дурного предчувствия. Неужели в Центре начнется сейчас разбирательство ее личных проблем?

На ходу замечала толпившийся кучками персонал — сестры, регистраторы, добровольцы[1] , — все оживленно переговаривались, склоняя друг к другу головы.

Все в возбуждении.

Алисия ощутила леденящее дуновение.

— Ладно, Реймонд. Выкладывайте.

— Игрушки. Какая-то крыса поганая, ублюдок долбаный, игрушки украл.

Она в ошеломлении остановилась, недоверчиво на него глядя. Не может такого быть. Какая-то жестокая, гадкая шутка. Хотя Реймонд способен на все, кроме жестокости.

И не слезы ли у него на глазах?

— Подарки? Неужели вы хотите сказать...

Он кивнул, закусив губу.

— Ох, нет.

— Все до единого.

У нее горло перехватило. Как ни странно — она себя упрекнула, — известие о пропаже игрушек потрясло ее больше, чем смерть Лео Вайнштейна.

Знакомый человек, женатый, семейный мужчина погиб, и все-таки... все-таки... это гораздо хуже.