Милтон Брабек вскочил с радостным ржанием:

— Наконец-то завяжется диалог!

Он подождал, пока четверо мужчин не оказались в нескольких метрах. Они даже не заметили, как он выхватил из-за спины спрятанный под курткой «микро-узи».

Треск автоматной очереди едва перекрыл звуки меренги, большой светящийся шар разбился, и его осколки осыпали танцевавших под ним девушек. Они разбежались с криками ужаса. Милтон уже перезарядил свой «узи». Расставив ноги, он навел оружие на четырех головорезов и сделал им знак приблизиться.

— Нам нужны сведения, — крикнул он по-английски. — У вас есть тридцать секунд, чтобы их сообщить. Ты, толстяк! Где Кукарача?

Тот, к кому он обратился, молчал, стоя с открытым ртом. Милтон Брабек слегка опустил дуло «узи», раздался треск рвущегося шелка, и иол у ног толстяка, казалось, разлетелся в пыль. Дуло снова поднялось, целясь в живот...

— Я считаю, — крикнул телохранитель. — Пять, четыре...

Четверо мужчин быстро посовещались между собой, и один из них приблизился, крича, чтобы перекрыть грохот музыки.

— Господа, Кукарача должна быть в «Пти Шато», на одиннадцатом километре автострады.

Американец опустил оружие. Одним прыжком он бросился на своего осведомителя.

— Поедешь с нами! И, если нас там ждут, ты войдешь первым!..

Никто не помешал их отъезду.

Карин Норвуд почувствовала, как чьи-то руки завладели ее лодыжками и запястьями, лишив ее возможности двигаться.

Лежа ничком на пуфе, она больше не осмеливалась кричать. Уже более часа шестеро мужчин, по очереди, потребляли ее во все места, заливая своей спермой. Бутылка рома ходила по кругу, и в промежутке между двумя совокуплениями они с непристойными шутками сравнивали свои мужские достоинства. Хосефа переходила от одного к другому, как жонглер тарелками, мастурбируя одного, потом другого, позволяя себя лапать, но никогда не заходя слишком далеко. Ей доставляло садистское удовольствие возбуждать их, чтобы потом они с большим рвением трахали пленницу...

В маленькой комнате стоял тяжелый дух табака, греха и спиртного.

В углу Хусто, один из двух колумбийцев, с налитыми кровью глазами, медленно поглаживал свой узловатый член.

Дверь открылась, и вошла Кукарача, сияя профессиональной улыбкой.

— Хорошо развлекаетесь, господа?

— Como no![54] — воскликнул полковник Мануэль.

— Не покалечьте, ее, — порекомендовала блондинка. — Полковник очень дорожит ею.

— Мы всю ее затрахаем, — крикнул колумбиец. — Видела бы ты эту задницу...

Она снова закрыла дверь. С двенадцатью сотнями долларов за вечер американка могла принести ей немалый доход, прежде чем ее отправят в провинцию. А еще через некоторое время ее передадут в гаитянский бордель, специализирующийся на совокуплении женщины с ослом. Туристы платят за это очень дорого, но женщины долго не выдерживают.

Колумбиец приблизился к Карин, наклонился и своими руками лесоруба развел полушария ее ягодиц. Американка взвыла. Жестокий удар заставил ее закричать. Хосефа скользнула к ней и сказала на ухо:

— Если ты будешь ломаться, будешь бита, Кукарача очень строга...

Она подошла к колумбийцу, который, стоя на коленях на пуфе, раскачивал свой огромный член перед задом Карин под возбужденный смех остальных пяти участников. Он наклонился, и его орган коснулся отверстия, сжавшегося от страха. Карин отбивалась, и он соскользнул. Тотчас же подбежала Хосефа, взяла обеими руками его член и направила его в отверстие, в которое он собирался проникнуть.

— Arriba, hombre![55] — сказала она своим тонким голоском.

Колумбиец сейчас же навалился всем своим весом, но цели так и не достиг. Обезумевшая Карин, конвульсивно дергаясь всем телом, истерически молила о пощаде. Руки, пригвоздившие ее к пуфу, не отпускали ее.

Внезапно она издала нечеловеческий крик. Огромный член силой проник в нее. Под крики «ура» своих мучителей она потеряла сознание. Очнулась она с сильно бьющимся сердцем и с ощущением того, что ее разорвали надвое. Колумбиец вогнал в нее свой член до упора и грубо мял ее напряженные ягодицы. Он дышал, как морж, и постепенно начал совершать движения взад-вперед, замедляемые узостью прохода. Пятеро мужчин, зачарованные, следили за появлениями его пениса, ритмично выскальзывающего из выпуклого зада.

— Сто-о-оп! — завопила Карин.

Хусто, охваченный сексуальным неистовством, поймал ее за бедра и начал бешено трахать ее, мощным движением притягивая каждый раз ее ягодицы к своему волосатому животу. Карин Норвуд почувствовала, как насиловавший ее член внезапно раздулся и подпрыгнул в ней как живое существо. Хусто с кабаньим хрюканьем, в последнем порыве проник глубже, чем ему удавалось до сих пор. Никогда прежде он не испытывал такого наслаждения.

Изменившимся от удовольствия голосом он бросил: «Que bonita!»[56], прежде чем, задыхаясь, рухнуть на кровать.

Уже полковник Мануэль бросился на его место, одним движением вонзившись в измученный зад, под похотливым взглядом Хосефы, которая всегда недолюбливала этих американок.

Индианка в плотно облегающем белом и блестящем трико, с голой грудью танцевала на эстраде перед сотней закусывающих и пьющих людей.

Ей еще не исполнилось шестнадцати, она была необыкновенно грациозна, с миндалевидными глазами, и стоила сто песо. Мужчина в первом ряду щелкнул пальцами. К нему сейчас же подошел официант, и мужчина шепнул ему что-то на ухо. Девушка, танцуя, переместилась ближе к клиенту, вихляя бедрами, крутя тазом, изображая неистовый половой акт. Мужчина кивнул головой: сделка состоялась. Он поднялся и направился к выходу, где нужно было заплатить налог — двадцать песо, чтобы увезти девушку.

— Где Кукарача? — прошептал Малко на ухо вышибале из «Эрминиа», привезенному в качестве заложника.

Спрятавшись в тени, возле туалетов, они с Милтоном наблюдали за сценой. Там начала стриптиз другая девушка. Головорез, ощущавший упирающееся в его спину дуло «узи», проглотил слюну. Их никто не заметил. «Пти Шато», расположенный на берегу моря, с этим подобием представления был гораздо более элегантным заведением, чем «Эрминиа»... Однако девицы были один и те же, и оба заведения принадлежали полковнику Гомесу.

— Я ее не вижу, — сказал вышибала.

— Пойди узнай, — приказал Милтон Брабек.

Вышибала скользнул в полумрак. Через несколько мгновений он возвратился.

— Ее здесь нет, сеньор.

— Где она?

— Не знаю.

Не говоря ни слова. Милтон Брабек потащил его к автостоянке. Схватив за волосы, он с силой ударил его головой о капот машины. Раз, другой, третий. Вышибала начал выплевывать зубы. Он пробормотал:

— Сеньор, возможно, она в мотеле «Эспаньола», немного дальше.

— Едем туда, — сказал Малко. — И вы едете с нами.

Они снова поехали по пустынной автостраде, с одной стороны которой тянулось море, а с другой — пустыри. Проехав еще километр, они увидели огни мотеля «Эспаньола», похожего на все другие мотели. Малко припарковал машину на автостоянке. «Тойота» еще не успела остановиться, как вышибала выскочил из нее, бросился на землю и покатился по дороге.

— Оставь его, — сказал Малко Милтону. — Это значит, что он сказал правду.

Милтон Брабек проверил свой «Магнум-44, Орел Пустыни», взял три обоймы к «узи» и направился к дверям.

Швейцар в форме с галунами преградил обоим мужчинам путь.

— Господа?

— Мы желаем девочек, — сказал Малко.

Тот сложился вдвое в поклоне, угодливо улыбаясь.

— Como no, senores![57]

Он впустил их в маленькую, обитую сиреневым бархатом гостиную, пропахшую дешевыми духами. Из глубины доносились неясные звуки музыки. Неожиданно дверь отворилась, и вошла высокая светловолосая женщина с суровым лицом и дежурной улыбкой.