Петров встал с кресла и постарался придать своей улыбке как можно больше обаяния:

— Все же я буду к вам приходить время от времени. Видите ли, у нас в Советском Союзе нет очень хороших зубных врачей.

Витторио Санчес выразил вежливое сомнение, но Петров стоял на своем, все так же улыбаясь:

— Истинная правда, уверяю вас. Один из моих друзей с большой похвалой отзывался о вас. Его фамилия Кирсанов, Григорий Кирсанов.

— Кирсанов... Кирсанов... — повторил, наморщив лоб, испанец. — Не припоминаю... Подождите!

Он подошел к картотеке клиентуры и выдвинул ящик с буквой "К".

— Действительно, есть такой. Кирсанов Григорий. Но он давно уже не приходил, уже почти полгода. Впрочем, тем лучше. Не люблю, когда часто приходят одни и те же люди. Ведь это значит, что я плохо лечу...

— Вы совершенно правы! — одобрительно улыбаясь, согласился с ним Петров. — Кстати, что-то моя невралгия не проходит. У вас не найдется аспирина?

— Сейчас погляжу.

Как только врач скрылся за дверью, Петров кинулся к неубранной картотеке, вытащил карточку Кирсанова и сунул ее в карман. Когда врач вернулся, он придерживал рукой щеку, мастерски изображая страдание. Признательно улыбнувшись, он проглотил таблетку, расплатился и вышел.

Тотчас по возвращении в посольство Петров поднялся в резидентуру. Для начала он отправился в зал микрофильмов и запросил папку с отчетами о встречах с агентами и внеслужебных свиданиях майора Кирсанова за последние полгода, объяснив это тем, что ему нужно сделать выписки о деятельности майора. Впрочем, дежурный ни о чем и не спрашивал. В качестве офицера контрразведки Петров подчинялся лишь своему московскому начальству и мог даже пренебречь приказами резидента. После этого он пошел в зал «Зенит». Сидевший там сотрудник прослушивал эфир на частотах, используемых службами испанской контрразведки и различными подразделениями полиции. Всякий раз, как один из офицеров КГБ должен был идти на потенциально опасную встречу, дежурному технику надлежало стараться обнаружить умышленные радиопомехи или что-либо необычное в радиосообщениях. Когда что-нибудь подобное обнаруживалось, дежурный должен был послать радиосигнал, включавший миниатюрный звуковой оповещатель, лежавший в кармане офицера, который узнавал таким образом, что на встречу идти нельзя.

За три часа работы Анатолии Петров пометил красным около десятка поездок в город Григория Кирсанова, приходившихся на те дни, когда он посещал зубного врача, и еще три встречи, когда он отказался от прикрытия. Кроме того, он подчеркнул зеленым пометы, относящиеся к 21 мая, дню убийства его жены Ларисы.

В отчете за этот день Григории Кирсанов уведомлял, что в 19 часов у него была назначена встреча с доктором Санчесом. Петров с задумчивым видом встал, достал из небольшого холодильника початую бутылку водки и порядочный ломоть черного, начавшего черстветь хлеба. Налив в стакан ледяной водки, он выпил, пожевал хлеба, чтобы не обжечь желудок, и снова налил. Эта привычка осталась у него с тех времен, когда он жил в бедности и служил в ставропольской милиции.

Перед его глазами плясало имя Кирсанова. Он думал о том, как ему повезло. Когда накануне он увидел, как Кирсанов садится в свою белую «мазду», ему вспомнилось одно свидетельское показание, полученное испанской полицией. Некий пастух, пасший овец напротив своего дома, заявил, что видел, как вечером того дня, когда совершилось убийство, мимо него медленно проехала белая автомашина, неизвестная в его квартале. Машина не останавливалась, и пастух не видел, кто в ней находился.

Это натолкнуло Петрова на мысль, что Ларису мог убить Кирсанов, чем и объяснялась устроенная им проверка у зубного врача. А вот теперь оказывалось, что эта ниточка привела его к делу гораздо более важному и более объяснимому с точки зрения логики: зная, что Лариса его, Петрова, жена, он не стал бы ее насиловать.

Петров вновь погрузился в изучение безупречного послужного списка Григория Кирсанова. Ни малейшего намека на что-либо подозрительное. Хороший коммунист, хороший офицер, хороший профессионал. Ни одна из бесчисленных проверок, предпринимавшихся с изуверской дотошностью офицерами из контрразведки, ничего не дала.

И тем не менее! Такой человек, как Григорий Кирсанов, не стал бы от нечего делать представлять липовых отчетов. Должна была быть какая-то причина. И он, Анатолии Петров, докопается до этой причины. Он вышел и поднялся этажом выше, где находился кабинет резидента, бригадного генерала Юрия Антонова. Минуя секретаршу, он постучался и вошел в кабинет, где оглушительно гремел украинский гопак. Резидент убавил звук и вопросительно посмотрел на него.

— Товарищ генерал, — торжественно доложил Петров, — мне кажется, у нас возникли серьезные осложнения с майором Григорием Ивановичем Кирсановым.

Как всегда, холл «Рица» наводил такое же уныние, как деревенское кладбище. Малко попросил телефонистку соединить его с номером Исабель дель Рио. После беседы с Джеймсом Барри он испытывал потребность в разрядке. В трубке сразу же послышался заспанный, томный и многозначительно намекающий голос Исабель:

— Малко! Вот так приятная неожиданность! Знаешь, из-за тебя я не пошла утром играть в теннис. Ужас, что ты натворил, у меня все мышцы болят! А вставать придется, — я приглашена на обед.

— С твоим вторым любовником? — не удержался Малко.

— Вот как! Уже ревнуешь?

— Да нет, просто любопытствую. Так обедаешь с Бугаем?

— От тебя ничего не скроешь. Собираюсь сказать ему, что хочу прекратить наши встречи.

Тучи сгущались!

— Не чересчур ли жестоко? — осторожно спросил он.

— Хам! — крикнула Исабель в трубку. — Негодяй!

— Просто мне не хотелось бы насильно вторгаться в твою жизнь.

— Ах, вот что!

Она снова мурлыкала. Малко мысленно перевел дух. Если бы эта женщина, воспылавшая к нему безумной страстью, знала, какова истинная цена этих упражнений в изящной словесности!.. Исабель проговорила полным истомы голосом:

— Я обедаю в «Салакайн». Перезвони мне попозже.

Свет еще не видывал подобной распутницы!

Малко положил трубку и поднялся к себе в номер. После бурно проведенной ночи нужно было немного отдохнуть. Не было никакой надобности страдать от нестерпимой жарищи. До завтрашней встречи с Кирсановым делать было решительно нечего. Оставалось лишь отправиться в музей Ирадо. Он мысленно поздравлял себя с тем, что с ним не поехала Александра, испугавшаяся мадридской жары. Она ни за что не поверила бы, что такая женщина, как Исабель дель Рио, лишь по чистой случайности оказалась замешана в этой истории с перебежчиком.

Малко разбудил телефонный звонок и радостный голос Исабель дель Рио в трубке.

Накануне он более четырех часов пробродил по залам музея Прадо и до одурения насмотрелся на полотна Рафаэля.

— Ты вчера не перезвонил мне! Ты спишь?

Малко бросил сонный взгляд на свои кварцевые часы «Сейко». Восемь!

— Ничего подобного! — воскликнул он, немало удивившись столь раннему звонку и заранее пугаясь чего-то непоправимого.

— Вообрази, совершенно вылетело из головы, что мне придется провести три дня в Севилье, — объяснила она. — Ожидается большой вечерний прием, и муж настаивает, чтобы я была там. Скоро уже ехать. На прощанье говорю тебе «до свидания», любовь моя, — проворковала она.

— Хочешь, поеду с тобой в аэропорт? — предложил Малко.

С Кирсановым он встречался только в 6 часов вечера.

— Ты просто душка! — послышался ее тающий голосок. — Через час в дорогу. Заезжай за мной...

Первый раз Исабель дель Рио испытала наслаждение в самом центре города, на Пласа дель Маркес де Саламанка, а в последний — в ту самую секунду, когда носильщик в аэропорту подошел за ее чемоданом. Они не сказали друг другу и двух слов. Едва усевшись в автомобиль, она взяла его руку и, откинув полотняную юбку, положила ее себе на ноги. Млея от чувственной истомы, она долго не сводила глав с Малко.