– А вы подумали о дворецком? – вдруг спросил он. Эл Кац покачал головой.

– Нет, но...

– Я позабочусь об этом, – сказал Малко. – У меня есть один на примете, превосходный и надежный. Достаточно привести его. Надеюсь, вы не возражаете? За ваш счет, разумеется.

Эл Кац вздохнул.

– Боюсь, что вынужден согласиться. Это доставит радость Элько Кризантему, который обожает путешествовать. Бывший наемный убийца из Стамбула умирал от скуки в замке Малко, ожидая возвращения своего хозяина. Одинаково хорошо обращаясь как с удавкой, так и с пылесосом, он мог оказать большие услуги фальшивому дипломату.

Малко поднялся. Вдруг Кац щелкнул пальцами.

– Я чуть не забыл.

Он протянул Малко коробок спичек. Тот открыл его. Внутри было нацарапано одно слово: «Джейда».

Спичечный коробок попал сюда из «Гиппопотамуса», дискотеки, которая только что открылась в Нью-Йорке.

– Мы нашли ее в квартире нашего делегата, – объяснил Эл Кац. – Девяносто девять шансов из ста, что речь идет о мелкой интрижке. Однако, попробуйте, чем черт не шутит. Но не теряйте на это времени. Речь идет не о той девушке, которая взлетела вместе с ним. Мы установили ее личность: Марта Баффэм. Только, – взмолился американец, – используйте максимум сноровки и такта! Все делегаты ужасно чувствительны. И чем чернее и беднее, тем больше.

Малко положил коробок в карман и заверил Эла Каца, что не причинит ни малейшего беспокойства самому черному делегату из, самого безвестного из «микрогосударств». Он вышел из офиса и спустился на лифте. Начинался дождь, и он не мог найти такси. Он вынужден был пройти три квартала пешком, прежде чем встретил городской автобус с 50-ой улицы, который доставил его на угол Первой авеню. Он прибыл из Покипси поездом, поскольку в Нью-Йорке совершенно невозможно припарковаться. (Даже если ты головорез «де люкс» из ЦРУ.)

Прежде чем отправиться в свое новое жилище, он посмотрел на огромное здание ООН из стекла, за которым дымили три сине-бело-красные трубы теплоцентрали «Кон Эдисон». Что же замышлялось в этом с виду обыкновенном здании, которое уже много лет посещают как Эйфелеву башню? Видимо, потребовались весьма гуманные способы, вроде огромной пачки долларов, чтобы затронуть совесть какого-то чрезвычайного и полномочного посла.

Уже целый час Малко находился в «Гиппопотамусе» и подыхал от скуки. Зал напоминал все дискотеки мира и диски были те же, что и везде. Кроме того, Малко предпочитал вальс. Настоящий, венский, который танцуют во фраке и вечернем платье. Хотя «Гиппопотамус», в принципе, был клубом, у него не было проблем, чтобы войти, когда он показал свою дипломатическую карточку.

Женщины были симпатичные, черные и белые, мало мини, много брюк. Какая-то пара негров исполняла весьма сексуальный танец, покачиваясь и касаясь друг друга так, будто занимались любовью стоя. Стайка девчонок из Ист-Энда, оголившись до пупка, созерцала их похотливыми глазками. В баре, располагавшемся в глубине другого помещения, находилось еще несколько девиц, одиноких и в компании.

Которая из них была Джейдой? Если она была там.

Малко вздохнул и сделал глоток водки. Нечто ужасное, не имеющее ничего общего с русской водкой. В следующий раз он закажет «Джи энд Би».

Его первый день в ООН не оправдал надежд. Если делегаты и продавались, они не кричали об этом на каждом углу. Весь день Малко шатался по бару, завязывая беседу всякий раз, когда представлялся случай. Все еще не осмеливаясь использовать привлекательные создания из агентства «Джет Сет».

Потолок в баре делегатов был так же высок, как и в соборе, а огромные застекленные стены выходили одной стороной на Ист-Ривер, а другой – на два самых дорогих здания Нью-Йорка вдоль 48-ой улицы. В скромном кафетерии в глубине бара подавали лучший в Нью-Йорке кофе и не поддающиеся описанию сэндвичи. Чтобы присесть, несчастные делегаты имели в своем распоряжении лишь десятка два кресел и канапе, поэтому во время сессий большая часть стояла на ногах, сталкиваясь с той же проблемой, что и в метро. Но, несмотря ни на что, бар делегатов оставался центром общественной жизни ООН.

Наконец Малко удалось ускользнуть от бесконечных дебатов на тему ущерба, причиненного саранчой в Мавритании, чтобы тут же попасть в руки какого-то марокканского делегата, который преподнес ему курс арабского литературного языка. К концу дня прибыл падающий с ног от усталости, небритый Кризантем, который заснул, едва войдя в квартиру. Но все же лишь после того, как положил на ночной столик свой старый парабеллум «астра» и удавку. Квартира оказалась в точности такой, какой описал ее Эл Кац. Даже с «Дом Периньон» и «Моэт-и-Шандон» в холодильнике. Малко безуспешно пытался отыскать отверстия для камер в комнате, предназначенной для оргий. И тем не менее, они существовали. Он знал, что все было отлажено: телефон подключен к магнитофону и устройству, позволяющему немедленно установить номер звонившего. В стены были вмонтированы микрофоны. Не считая камер.

Часов в одиннадцать Малко на цыпочках вышел из квартиры, чтобы не разбудить Кризантема. Теперь он спрашивал себя, как ему разыскать Джейду.

Его глаза остановились на рослой негритянке с взъерошенными волосами, нескончаемыми ногами, чудесно очерченным ртом на грубом, почти мужском лице. Он пожелал, чтобы она оказалась Джейдой. Не мог же он опрашивать всех присутствующих девушек.

Вдруг его осенило. На спичечном коробке был номер телефона клуба. Он поднялся, вышел в вестибюль, где находились две телефонные будки. Он вошел в одну из них и набрал номер. Почти тотчас же ответил мужской голос:

– "Гиппопотамус", слушаю.

– У меня здесь встреча с Джейдой, – сказал Малко, – но я опаздываю. Не могли бы вы позвать ее?

– Джейда?

Мужчина, который отвечал ему, казалось, не знал такой. Малко услышал, как тот спросил кого-то:

– Ты знаешь какую-нибудь Джейду?

Другой голос тут же ответил:

– Ну да, это девушка, которая позирует для ЭБОНИ. Ты знаешь, это та, у которой всегда всякие безумные выходки. Она в баре.

– Не вешайте трубку, – сказал мужчина.

Через дверь будки Малко наблюдал за коридором. Телефон дискотеки находился на столике в коридоре, около вестибюля, как раз напротив гардероба. Джейда была вынуждена пройти мимо Малко, чтобы подойти к телефону. Вывернув шею, он увидел, как перед ним прошла роскошная негритянка в серебристом мини-платье, с лицом скульптурной красоты и глазами, в которых можно было утонуть.

На ней были белые сапоги в тон платью, шокировала лишь прическа: ее волосы были заплетены в стиле «афро» – последний крик негритянской моды. Они образовывали огромный черный и всклокоченный шлем, который не безобразил ее. Меньшее, что можно было сказать: она не оставалась незамеченной. Она прошла мимо будки, надменная как принцесса. Глядя на нее со спины, Малко получил еще одно потрясение. Еще никогда он не видел подобного изгиба. Ей на крестец можно было поставить поднос.

– Алло?

Голос был низким и холодным, ничего женственного.

– Я хотел бы поговорить с Джейдой, – сказал Малко.

– Это я. Кто вы?

Он попытался придать своему голосу максимум теплоты:

– Один приятель Джона Сокати. Меня не было эти дни в Нью-Йорке, и я узнал, что произошел несчастный случай, что он умер. Я ужасно огорчен за него.

– Я тоже, – сказала Джейда совершенно безразличным голосом.

– Мы встречались в клубе, – продолжал Малко, до конца играя в бестактного друга, – и я думаю, не зайти ли мне все же повидаться с вами.

– Приходите, если хотите, – отозвалась Джейда. – Я буду здесь до часу.

Она повесила трубку прежде, чем Малко успел поблагодарить ее. Он увидел, как она прошла обратно с выражением полного безразличия на лице. Она двигалась с грацией хищника и врожденной элегантностью. У покойного Джона Сокати был хороший вкус: у Джейды было чем примирить худших сторонников сегрегации с черной расой.