– Опустить мост! – крикнул Майсгрейв. – Оливер, Джереми, скачите в деревню, бейте тревогу. Пусть люди поскорей поднимаются в замок или гонят скот в леса. Гарольд, седлай Кумира! И себе тоже оседлай коня. Ты и Джон поедете со мной. Я хочу сам увидеть, что там случилось.

У Анны сжалось сердце, когда он торопливо прошел мимо нее. Ей было страшно, она не хотела, чтобы Филип уезжал. Но не в ее силах было что-то изменить. А он вдруг вернулся, легко взял ее за руку.

– Ты дочь и жена воинов. Я оставляю замок на тебя. Ты знаешь, что надо делать, а Освальд тебе поможет. Я скоро вернусь. – Филип улыбнулся и нежно прижал ее руки к губам. – Я вернусь, это так же верно, как то, что сейчас все мы нуждаемся в милосердии Божьем.

И он умчался. Анна отправилась отдавать распоряжения и принимать беженцев.

Оливер с Джереми скоро управились в долине, и теперь многие крестьяне спешили в замок, неся с собой детей, волоча в тележках или за спиной свой нехитрый скарб и гоня мелкую домашнюю живность. Они молились, входя в замок, просили у Анны покровительства и тут же располагались там, где им указывали. Несколько человек погнали к дальнему краю долины общинный скот. Там, среди топей, вилась незаметная тропинка, которую не знал никто, кроме местных жителей. Там они и надеялись переждать беду. Однако большинство все же предпочло замок. Были и такие, кто поспешил к церкви Святого Катберта. Стены ее были толщиною в восемь футов, оконца узки, а дверь окована железом.

В замке старый Освальд принял командование над оставшимися в нем воинами. Их насчитывалось теперь десятка два с небольшим, и старый капитан – опытный и в набегах, и в осадах, – расставил их так, чтобы они могли поспевать всюду, храбростью и проворством возмещая недостачу людей. Среди беженцев также нашлись такие, кого он мог послать на стены.

– Прежде всего необходимо следить за внешней стеной, – говорил он столпившимся вокруг него людям. – Внутренний двор на скале, он неприступен, и если начнется приступ, то, как и всегда, со стороны перешейка. Именно там следует поставить котлы со смолой и навести на дорогу через перешеек стволы кулеврин.

Он отдал еще несколько распоряжений и, тяжело опираясь на костыли, стал подниматься на башню, где находилась бомбарда. Это была самая высокая башня в Нейуорте, с нее открывался прекрасный вид на долину. Когда старик, отдуваясь, взобрался на самый верх, он увидел здесь хозяйку замка и маленького Дэвида. Малыш сиял. Он надел свой шлем и воинственно сжимал палицу, сидя едва ли не верхом на орудии.

– Мы будем стрелять, верно, Освальд?! – восторженно воскликнул парнишка. – Мы выпалим так, что до самого Эдинбурга шотландцы услышат гром нейуортской бомбарды!

Освальд, все еще тяжело дыша, смотрел на леди Анну. Ветер трепал ее волосы, она сжимала у горла ворот накидки.

– Что-то долго их нет, Освальд, – негромко проговорила она. – Почему он взял с собой лишь двоих?

– В замке мало ратников, – пояснил капитан. – Да и небольшому разъезду всегда легче уйти, столкнувшись с неприятелем.

На башню взбежал Оливер с сообщением, что часть жителей селения приняла решение отсидеться за стенами церкви.

– Это зря, – мрачно заметил Освальд. – Они привыкли, что хозяин всегда отражает набеги. Однако, если на скалах столько огней, это не простой набег, это война.

В этот же миг Дэвид воскликнул:

– Смотрите – отец! Мой отец!

Анна слабо ахнула. Всадники показались в самом конце долины и теперь неслись во весь опор. Впереди мчался Джон Дайтон, за ним, чуть поотстав, на буланой лошади Гарольда скакали сам Гарольд и барон. Они были уже на полпути к замку и почти достигли опустевшей деревни, когда в узком проходе, оставшемся позади, появились преследователи. Поначалу казалось, что их немного, однако постепенно погоня растягивалась по долине, становясь все многочисленнее. Освальд присвистнул.

– Клянусь святым Катбертом, это становится забавным! А ну-ка, Дэвид, сынок, слезай с бомбарды. Сейчас мы покажем этим любителям послушать пиброх[68], что Нейуорт не просто старая развалина на скале.

Двое ратников принялись заряжать.

– Ма, да посмотри же! – тянул за руку Анну восхищенный Дэвид, но она, с детства видавшая в армии отца и пушки, и бомбарды, и мортиры, вовсе не заинтересовалась происходящим. Не отрываясь, она следила за ходом погони в долине.

– Миледи, пора увести маленького лорда. Клянусь именем Господа, сейчас мне придется стрелять, и я не хочу, чтобы с вами или с малышом что-либо случилось. Ага, вот уже и пора! Впрочем, следует подождать, пока этих негодяев соберется побольше в ложбине у реки. Ядро упадет туда. По крайней мере, при последнем испытании этой красавицы оно падало именно туда.

Он коснулся запала тлеющим фитилем, и уже в следующую секунду взметнулось полотнище пламени, башня дрогнула и по всей долине прокатился громовой гул. Освальд, кашляя от едкого порохового дыма и тряся лохматой головой, приблизился к парапету, а уже через мгновение хохотал, чертыхался и божился одновременно. Анна, едва удерживая на месте вопящего не то от испуга, не то от восторга сына, также взглянула в долину. Ядро попало не в ложбину, на которую указывал Освальд, а немного дальше, однако угодило в самую гущу всадников. Грудой валялись клочья конских и человеческих тел, ржали и бились изувеченные лошади.

Анна поспешила закрыть ладонью лицо сына и стала торопливо спускаться со стены. То, что было важнее всего, она уже увидела – ошеломленные шотландцы остановили коней, некоторые даже повернули назад, а Филип и его спутники уже приближались к скале Нейуорта.

Дэвид бурно выражал свое неудовольствие, пока она несла его во внутренние покои донжона, где несколько женщин и подростков собрали всех детей.

– Я воин! Я Дэвид Майсгрейв! – отбивался и кричал он. – И я буду стрелять в шотландцев!

Оставив Дэвида, Анна поспешила во двор – встречать Филипа.

Тот был уже во внешнем дворе, отдавая последние распоряжения:

– Опустить решетку! Поднять мост! Этрик, проследи, чтобы у арбалетчиков было достаточно стрел. И побольше дров в костры под котлами!

Мгновенно все пришло в движение. Ратники и крестьяне, вооруженные луками, арбалетами и алебардами, побежали на стены. Несколько обитателей долины под командованием воина, упершись в створки ворот, с тягучим скрипом закрыли их, вдвинув брус засова в огромные скобы, а чуть пониже бруса протянули тяжелую цепь, прихватив ее концы замками за металлические кольца в стене. Послышался грохот решетки и скрежет петель поднимаемого моста. Над котлами с закипающей смолой вздымался черный дым. Повсюду слышались команды, лязг оружия, звон доспехов и топот тяжелых сапог.

Стены первого двора были гораздо выше и мощнее более древнего укрепления на скале. Воины складывали у бойниц камни и вязанки хвороста, пока барон торопливо обходил все посты и башни, проверяя, все ли необходимое для защиты налицо.

Не впервые за годы жизни в Нейуорте Анна видела, как Филип руководит подготовкой к осаде. Но сейчас ее волновало другое. Она подошла к мужу и тронула его за локоть.

– Фил, где Кумир?

Он резко обернулся, в голосе звучало бешенство.

– Его больше нет! Случайная стрела вошла прямо в ухо…

Увидев, как дрогнули губы Анны, уже мягче Филип продолжил:

– Когда-нибудь это должно было случиться. Не плачь. Ты леди Нейуорта, а слезы госпожи – дурной знак перед осадой.

Но горло Филипа как будто что-то перехватило. Синие глаза казались почти черными из-за расширившихся зрачков. Он скрипнул зубами, сдерживая бурное дыхание, повернулся и стал торопливо подниматься на стену над первыми воротами.

Анна двинулась через двор. Здесь никого не было, и лишь из коровника доносилось мычание коров, которых забыли подоить. Почти машинально Анна вошла, взяла подойник, присела у первой попавшейся коровы и стала доить ее, но внезапно разрыдалась. Кумир – легконогий, хотя уже и немолодой конь, черногривый, весь в темных пятнах по светлой шерсти, словно барс… У него были умные глаза, красивая сухая голова. Анна любила кормить его с ладони, слышать его ржание, которым он приветствовал ее, когда она бывала на конюшне.