Ее привезли в Руан, когда Ролло вернулся из плена. И оказалось, что помогла ему бежать из плена именно эта рыжеволосая красотка. Человек Ролло, Ботольф Белый, доставал ее вслед за конунгом. Они прибыли в дождливый день в конце прошлого лета. Пленница выглядела жалкой и измученной. Насквозь промокшая, она сидела в крестьянской повозке под присмотром двух воинов. И в тот же день Ботольф дал Снэфрид понять, что ей придется всерьез соперничать с этой девушкой из-за Ролло.
Тогда Снэфрид не придала значения его словам, ибо знала, что Ботольф недолюбливает ее и, подобно многим, настаивает, чтобы Ролло развелся с бесплодной женой. Однако правитель Нормандии держался в стороне от пленницы, сразу же вручив ее своему брату, казалось, он был доволен тем, что Атли наконец-то нашел невесту. Но вскоре Снэфрид заметила, что с самим Ролло происходит что-то странное. Постоянная задумчивость сменялась мрачностью и угрюмостью, а иногда на его лице вдруг появлялась беспричинная улыбка. Он ничего не рассказывал Снэфрид о своем путешествии и упрямо уклонялся от ответов, когда жена пыталась осторожно расспросить его о том времени. Поначалу он даже не сказал Снэфрид, что эта девушка – кровная родня Роберта Нейстрийского. И она вздохнула спокойнее, только когда Ролло отправил брата вместе с невестой на побережье – словно подальше от себя. Но уже через несколько дней Ролло отправился следом. Вернулся он сам не свой, долго не являлся к Снэфрид и, как она узнала позже, беспробудно пил со своими дружинниками. Когда она приехала к нему, он твердил только одно: Эмма делит ложе с его братом.
– Но разве ты не хотел этого? – не повышая голоса, спросила Снэфрид. – Ты ведь собирался поженить их.
– Да, да, я хотел этого! – в отчаянии вновь и вновь повторял Ролло, словно пытаясь в пьяном угаре убедить самого себя.
Происходящее не на шутку пугало Снэфрид. До сих пор она была почти уверена, что, кроме нее, только Атли что-то значит для Ролло. Недаром муж твердил, что, когда брат женится, он станет его наследником. Теперь же Ролло, вопреки своим словам, всячески оттягивал этот брак. И что самое ужасное – он страдал.
Снэфрид приложила все силы, чтобы отвлечь Ролло от мыслей о девушке. Все было пущено в ход: страсть, колдовство, слово. Финке уже стало казаться, что у нее получилось, и она начала понемногу успокаиваться, но все рухнуло в тот день, когда в Руан явились послы Роберта. Именно тогда Снэфрид узнала, кто такая в действительности рыжая Эмма: высокородная принцесса франков, родня их герцога, в которой течет королевская кровь. Союз с ней мог дать Ролло право на земли, которые он до сих пор удерживал только силой. И если он решит, что он сам, а не младший брат, должен таким образом укрепить свою власть над этим краем… Снэфрид боялась додумать эту мысль до конца. Оставалась только надежда на влюбленность младшего брата в Эмму и на решение самого Ролло осчастливить Атли союзом с ней.
А пока Ролло торговался с Робертом о его племяннице. Ему даже удалось добиться для себя целого мирного года, что тогда было очень кстати, поскольку урожай был скудным и требовалось время, чтобы навести порядок в Нормандии и подготовиться к решительным действиям против франков. Однако послы Роберта требовали предъявить им Эмму, чтобы убедиться, что с девушкой все в порядке. Ролло послал за нею и братом, и, когда те прибыли, у Снэфрид словно открылись глаза – она увидела, как хороша собой эта христианка. Даже малокровный Атли, казалось, воспламенялся в ее присутствии. А Ролло, вместо того чтобы после окончания переговоров соединить их брачным союзом, опять почему-то тянул, продолжая навещать брата с невестой в епископском дворце, где им отвели покои.
Снэфрид в одиночестве сидела в башне на холме. Она ворожила, шептала заклинания, приносила жертвы богам. Никогда еще ее одиночество не было столь тягостным и унизительным. Редкие визиты Ролло были всего лишь жалкими подачками ее жадной любви. Из бесед с он она поняла, что мужем уже не настаивает на браке пленницы и Атли. Смеясь, он рассказывал, что эта девушка поставила одно условие: брат Ролло должен принять крещение, и только тогда она согласится, чтобы епископ Франкон обвенчал их.
– Но Атли никогда этого не сделает, – заметил Ролло, – потому что я ни за что не позволю ему!
Снэфрид кусала губы. Уж она-то знала, что Атли сблизился кое с кем из христианских священнослужителей, ибо вконец разочаровался в способности языческих богов помочь ему справиться с хворью. В Руане уже было немало обращенных викингов. Но о том, чтобы крестился Атли, Ролло и слышать не хотел.
Казалось, его сейчас не занимает ничего, кроме рыжей пленницы. Простодушие его просто не знало границ – он подолгу рассказывал Снэфрид, как эта девушка научилась превосходно ездить верхом, как быстро усваивает их язык и каким восхитительным даром наделили ее боги – она поет, словно птицы Валгаллы![12]
Снэфрид слушала с улыбкой, ничем не проявляя своих истинных чувств.
– Неплохо, что эта девушка тебя так забавляет, Рольв!
Он кивал, уже погруженный в размышления, глядя перед собой невидящим взглядом. Иногда Снэфрид приходилось употребить все умение, чтобы привлечь внимание мужа к себе. И все же ей по-прежнему удавалось вырывать у него этот похожий на приглушенный львиный рык стон блаженства в минуту любовной близости. Она подмешивала в питье викинга разные любовные снадобья, шептала над ним, спящим, заклинания… Она знала странную силу своих глаз – сосредоточившись, она была способна причинить человеку боль даже на расстоянии. Но внушить любовь не могла. И когда Ролло, словно бы сразу устав и замкнувшись, рывком вскакивал на коня и уносился в город, к Эмме, у Снэфрид оставалась одна бессильная ненависть. Даже медвежьи объятия верного немого Орма, с которым она иной раз утоляла свою тоску, не приносили ей облегчения.
И тогда она принялась будить ревность в Атли. Это было нелегко, ибо мальчишка не доверял ей. Снэфрид приходилось взвешивать каждое слово, быть мягкой, сдержанной и убедительной. В конце концов ее усилия возымели действие. Обычно спокойный, вяловато-болезненный юноша потребовал, чтобы Ролло оставил Эмму в покое. И тот вынужден был подчиниться. Их совместные поездки прекратились, однако старший брат по-прежнему осыпал девушку подарками, охотился вместе с ней, бдительнее прежнего охранял ее.
– Вскоре они поженятся, – говорил он теперь Снэфрид. – Принцесса франков войдет в нашу семью, и я намерен приручить ее. Этот союз даст моему брату права на трон даже в глазах франков.
Снэфрид не верила ни единому его слову. Она уже знала, что Эмме сошло с рук убийство старого кормчего Кетиля, а тех, кому Ролло отдал девушку на потеху, он сам же впоследствии отдалил от себя, словно возненавидев.
Среди них оказался и датчанин Рагнар, бывший одним из ближайших соратников конунга. Именно Рагнар рассказал Снэфрид все, что знал о рыжей христианке, к которой не испытывал никакого почтения. Вернее, он откровенно не любил Эмму, чем и расположил к себе Снэфрид. К тому же Рагнар всегда смотрел на скандинавку влюбленными глазами, и Лебяжьебелая решила для себя, что когда-нибудь этот строптивый викинг пригодится ей.
Как показали дальнейшие события, она была права. Ролло двинулся походом на Бретань, отослав Рагнара в крепость на франко-нормандской границе. Но едва Снэфрид кликнула датчанина, тот явился не мешкая. Для вызова Рагнара у финки были основания – она собирала вокруг себя верных ярлов[13], так как с отъездом конунга немало новых викингов-датчан решили испытать удачу на его землях. Сильный флот данов поднялся по Сене и осадил Руан. Атли же, слабый и не пользующийся популярностью среди норманнов, не мог организовать достойный отпор. Зато это могла сделать жена Ролло – воительница Снэфрид Сванхвит. Атли был вынужден прийти к ней и умолять о помощи.
Снэфрид вновь ощутила на плечах тяжесть кольчуги. Вместе с преданным Рагнаром и другими ярлами она повела войска на защиту ненавистного ей города.