У Саркани вырвался жест удивления, и в глазах у него блеснула тревога.

– Мне кажется, Сава, ты сама не понимаешь, что говоришь, – продолжал Силас Торонталь. – Хочешь ты этого или нет – ты наследница своей матери, госпожи Торонталь, и по существующим законам в день твоего совершеннолетия я обязан дать тебе отчёт…

– Если только я не откажусь от этого наследства, – спокойно возразила девушка.

– Откажешься? Но почему?

– Да потому, что не имею на него никакого права!

Банкира передёрнуло. Такого ответа он никак не ожидал. Саркани упорно молчал. Он решил, что Сава затеяла какую-то игру, и старался разгадать, в чём дело.

– Не понимаю, Сава, – продолжал Силас Торонталь, раздражённый холодным тоном девушки, – решительно не понимаю, что ты хочешь этим сказать. Я вовсе не собираюсь обсуждать с тобой юридические вопросы. Ты, как несовершеннолетняя, находишься под моей опекой и не имеешь права самостоятельно принимать какие-либо решения. Ты должна мне подчиняться; надеюсь, ты признаешь отцовскую власть?

– Может быть, – ответила Сава.

– Вот как! – вскричал Силас Торонталь, теряя терпение. – Вот как! Но ты слишком торопишься, Сава. Подожди ещё три года. Когда ты достигнешь совершеннолетия, ты сможешь распоряжаться своим состоянием, но в настоящее время я, как твой опекун, обязан защищать твои интересы.

– Хорошо, – ответила Сава, – я подожду.

– Чего ждать? – возразил банкир. – Ты забываешь, что, как только минет срок траура, твоё положение изменится. Ты уже потому не имеешь права пренебрегать богатством, что вскоре уже не одна будешь заинтересована в этом деле…

– В этом деле? – презрительно подчеркнула Сава.

– Поверьте мне, мадемуазель… – почёл нужным вставить Саркани, которого задел пренебрежительный тон Савы, – поверьте, что мною владеют самые возвышенные чувства…

Сава не обратила на него ни малейшего внимания, казалось даже не слышала, что он сказал; она пристально смотрела на банкира, а тот продолжал, еле сдерживая раздражение:

– Да, ты будешь не одна… ведь смерть твоей матери не внесла никаких изменений в наши планы.

– Какие планы?

– Планы насчёт твоего замужества; ты притворяешься, будто забыла, что господин Саркани должен стать моим зятем!

– А вы уверены, что господин Саркани, вступив в этот брак, сделается вашим зятем?

На этот раз намёк был столь прозрачен, что Силас Торонталь вскочил с места и хотел было уйти, чтобы скрыть своё замешательство. Но Саркани жестом остановил его. Саркани упорно добивался своего, он хотел выяснить всё до конца.

– Выслушайте меня, отец, я в последний раз называю вас этим именем, – продолжала девушка. – Господин Саркани домогается моей руки не из любви ко мне, но чтобы завладеть состоянием, от которого я теперь отказываюсь. Как он ни бессовестен, он не посмеет это отрицать. Он говорит, что я дала согласие на этот брак, – мне легко ему на это ответить. Да, я готова была пожертвовать собою, ведь тогда я думала, что от этого зависит честь моего отца. Но мой отец, – вы это прекрасно знаете, – не может быть замешан в такую отвратительную сделку. Итак, если вы желаете обогатить господина Саркани – отдайте ему своё состояние! Он только об этом и мечтает.

Сава встала и направилась к двери.

– Сава! – вскричал Силас Торонталь, преграждая ей дорогу. – Ты что-то путаешь… Я ничего не понимаю… да ты и сама не знаешь, что говоришь… Неужели смерть матери…

– Матери… да, она была мне матерью… она так меня любила… – прошептала девушка.

– Неужели ты от горя лишилась рассудка? – продолжал Силас Торонталь, уже не слушавший Саву. – Да, если только ты не помешалась…

– Помешалась?

– Но будет так, как я хочу: не далее как через полгода ты выйдешь за Саркани!

– Этому не бывать!

– Я заставлю тебя повиноваться!

– А по какому праву? – ответила девушка, уже не в силах сдерживать негодование.

– По праву отца!..

– Вы, сударь… мне не отец, и моё имя не Сава Торонталь. – При этих словах банкир попятился, не находя, что ответить, и девушка, даже не взглянув на него, вышла из гостиной.

Саркани, внимательно наблюдавший за Савой, не был удивлён её выходкой. Такой конец он предвидел. Случилось то, чего он опасался. Сава знала, что ничем не связана с, семейством Торонталей.

Но банкир был глубоко потрясён словами девушки, тем более что, потеряв самообладание, он во время разговора не замечал, к чему клонится дело.

Тут Саркани, наконец, заговорил и, как всегда ясно и чётко, обрисовал создавшееся положение. Силас Торонталь молча слушал его. Да ему только и оставалось, что соглашаться с доводами Саркани, – так логично рассуждал его бывший сообщник.

– Теперь уже нечего и думать, что Сава когда-нибудь согласится выйти за меня, – говорил Саркани. – Но вы сами понимаете, что теперь более чем когда-либо необходимо заключить этот брак. Что знает она о нашем прошлом? Решительно ничего, – иначе она сейчас проговорилась бы. Она знает только, что она не ваша дочь, – вот и всё. Известно ли ей, кто её отец? Это ей неизвестно. Если бы она знала, она непременно бросила бы нам в лицо его имя. Давно ли она узнала, что вы ей чужой человек? Конечно, совсем недавно, – вероятно, только перед смертью госпожа Торонталь сказала ей об этом. Весьма вероятно также, что она открыла Саве далеко не все, а ровно столько, чтобы Сава могла больше не повиноваться человеку, который ей не отец!

Силас Торонталь кивнул головой, – да, он соглашался с рассуждениями Саркани. А мы знаем, что Саркани пришёл к совершенно правильным выводам.

– Теперь подведём итоги, – продолжал Саркани. – Хотя Сава очень мало знает о своём происхождении и ровно ничего не знает о нашем прошлом, мы с вами находимся под ударом. Вам грозит потерять почётное положение, которое вы занимаете в Рагузе, а мне – лишиться огромных выгод, какие сулит мне этот брак, выгод, от которых я вовсе не намерен отказываться… Поэтому надо – и притом как можно скорее – предпринять следующее: нам с вами следует уехать из Рагузы и увезти с собою Саву, причём так, чтобы она не успела ни с кем повидаться и переговорить. Уехать надо немедленно. Вернуться сюда мы можем лишь после того, как будет заключён брак; когда Сава станет моей женой, в её же интересах будет молчать! За границей уже некому будет оказывать на неё влияние, и нам нечего будет опасаться! И уж я сумею добиться у неё согласия на этот брак – поверьте, я не упущу своего, – будь я проклят, если я этого не добьюсь!

Силас Торонталь считал, что Саркани прав: положение было именно таково. Банкир и не думал возражать Саркани. Впрочем, он был бы не в силах бороться со своим сообщником, который сумел подчинить его своей воле. Да и с какой стати стал бы он защищать девушку, которая всегда относилась к нему неприязненно и к которой отнюдь не лежало его сердце?

Они решили как можно скорее привести в исполнение этот план, ещё до того, как Сава попытается выйти из дому. На этом Силас Торонталь и Саркани расстались. И как мы сейчас убедимся, им действительно следовало торопиться.

Оказывается, через два дня госпожа Батори в сопровождении Борика покинула селение Винтичелло и вернулась в домик на улице Маринелла. Она решила навсегда уехать из этого дома и вообще из города, с которым было связано столько тяжёлых воспоминаний; она приехала в Рагузу, чтобы приготовиться к окончательному переселению.

Отперев дверь, Борик обнаружил в ящике для корреспонденции письмо.

Это было то самое письмо, которое госпожа Торонталь отправила накануне своей смерти при известных нам обстоятельствах.

Госпожа Батори взяла конверт, распечатала его, взглянула на подпись, потом быстро пробежала строчки, написанные слабеющей рукой и раскрывавшие тайну рождения Савы.

В уме госпожи Батори мгновенно сочетались имена Савы и Петера.

– Она!.. Он!.. – воскликнула несчастная мать.

И, не говоря ни слова – у неё не хватало на это сил, – оттолкнув старика слугу, который хотел было удержать её, она бросилась вон из дома, побежала по улице Маринелла, пересекла Страдой и остановилась у особняка Торонталя.