Хорошенько разглядев судно, Анри д'Альбаре резко опустил подзорную трубу.

— «Кариста»! — воскликнул он.

— Как, та самая саколева, о которой вы нам говорили? — спросил капитан Тодрос.

— Да, она; я догоню и захвачу ее…

Анри д'Альбаре не договорил. Долг не позволил ему выбирать между бригантиной с многочисленными пиратами и «Каристой», хотя ею вне всякого сомнения командовал Николай Старкос. Отказавшись от преследования бригантины и следуя на самой большой скорости, он наверняка мог отрезать путь саколеве, мог догнать и захватить ее. Но это значило пожертвовать общим благом ради собственных интересов. Он не имел на это права. Долг повелевал ему, не теряя ни секунды, броситься вслед за бригантиной, сделать все, чтобы захватить и уничтожить ее; так он и поступил. Он бросил последний взгляд на «Каристу», которая с невероятной быстротой удалялась по свободному проходу, и дал приказ пуститься в погоню за пиратским судном, двигавшимся в противоположном направлении.

Вскоре «Сифанта» под всеми парусами быстро понеслась вслед бригантине. В то же время ее носовые пушки были наведены на пиратское судно, и, так как оба корабля были отделены друг от друга расстоянием не более, чем в полмили, корвет заговорил.

Речь его, как видно, пришлась бригантине не по вкусу. Поэтому, взяв два румба на ветер, она попыталась уйти от противника.

Но из этого ничего не вышло.

Рулевой «Сифанты» немного повернул штурвал, и корвет в свою очередь пошел более круто.

Погоня продолжалась еще около часа. Корвет заметно приблизился к пиратам, и не оставалось сомнений, что он настигнет их еще до наступления ночи. Но поединку между двумя кораблями суждено было окончиться иначе.

Один из ядер «Сифанты» срезал фок-мачту бригантины. Судно тотчас же легло в дрейф, и корвету оставалось только двигаться в прежнем направлении, чтобы через четверть часа оказаться на траверсе бригантины.

И тогда послышался ужасный грохот. Приблизившись на расстояние в полкабельтова, «Сифанта» открыла огонь из всех орудий правого борта. Казалось, эта лавина раскаленного металла подбросила бригантину вверх, но залп повредил лишь ее надводную часть, и она не затонула.

Тем не менее капитан судна, команда которого сильно поредела после этого залпа, понял, что не сможет долее сопротивляться, и спустил флаг.

В одно мгновение шлюпки корвета подплыли к бригантине и забрали с нее немногих уцелевших: Подожженный корабль горел до тех пор, пока огонь не достиг его ватерлинии. После этого он погрузился в пучину.

«Сифанта» сделала доброе и полезное дело. Кто командовал пиратской флотилией, как его звали, где он родился, кем были его предки, — этого так и не удалось узнать, ибо атаман наотрез отказался отвечать на заданные ему вопросы. Товарищи его тоже молчали; вполне возможно, что они и в самом деле ничего не знали о прежней жизни своего вожака, как это нередко бывало среди пиратов. Однако в том, что они были пиратами, сомневаться не приходилось, и над ними был совершен скорый суд.

Между тем внезапное появление и исчезновение саколевы повергло Анри д'Альбаре в глубокую задумчивость. Ведь обстоятельства, при которых она покинула Тасос, невольно наводили на размышления. Хотела ли она воспользоваться сражением, которое корвет навязал флотилии, чтобы вернее скрыться? Боялась ли оказаться лицом к лицу с «Сифантой», которую, быть может, узнала? Честное торговое судно преспокойно осталось бы в порту, ибо пираты не желали ничего иного, как уйти оттуда! Вместо этого «Кариста» поспешила сняться с якоря и выйти в море, рискуя попасть им в руки! Ничего не могло быть подозрительнее такого поведения, и напрашивался вопрос, не заодно ли она с ними? По правде говоря, командир д'Альбаре ничуть не удивился бы, узнав, что Николай Старкос принадлежит к числу корсаров. К несчастью, теперь только случай мог помочь корвету напасть на след саколевы. Наступила ночь, и «Сифанта», скользившая к югу, не имела никаких шансов на встречу с «Каристой». Так что, несмотря на все сожаления, какие испытывал Анри д'Альбаре, упустивший случай захватить Николая Старкоса, ему приходилось с этим мириться; но зато он выполнил свой долг. Итогом этой битвы у Тасоса было пять уничтоженных пиратских кораблей, в то время как экипаж корвета почти не понес потерь. После этого сражения в южных морях Архипелага должно было на некоторое время воцариться спокойствие.

Спустя восемь дней после битвы при Тасосе «Сифанта», обыскав все бухты турецкого побережья от Кавалы до Орфано, пересекла Контессинский залив; затем, пройдя от мыса Депранон до мыса Палиури, она миновала заливы Монте-Санто и Кассандра и, наконец, 15 апреля стала терять из виду вершины горы Атос, чья наивысшая точка достигает почти двух тысяч метров над уровнем моря.

В этих местах корвет не встретил ни одного подозрительного корабля. Несколько раз показывались турецкие эскадры; однако «Сифанта», плывшая под корфиотским флагом, не считала нужным отвечать на сигналы этих кораблей, которые ее командир охотнее встретил бы пушечным залпом, чем вежливым приветствием. Иначе отнесся он к греческим каботажным судам, передавшим ему некоторые весьма ценные сведения.

В этих обстоятельствах 26 апреля командир д'Альбаре узнал об одном событии большой важности. Союзные державы приняли решение перехватывать все подкрепления, посылаемые войскам Ибрагима морским путем. Более того, Россия официально объявила войну султану. Таким образом, положение Греции постепенно улучшалось, и при всех трудностях, которые ей еще предстояло пережить, она уверенно шла к достижению своей независимости.

Тридцатого апреля корвет углубился в Салоникский залив, дойдя до самых отдаленных его берегов — крайнего пункта своего маршрута на северо-западе Архипелага. Ему представился случай поохотиться еще за несколькими пиратскими судами — шебеками, шнявами и полакрами, которым удалось уйти от преследования, лишь выбросившись на берег. Хотя их команды и не были истреблены до последнего человека, сами суда по крайней мере были выведены из строя.

Затем «Сифанта» вновь взяла курс на юго-восток, чтобы тщательно обследовать южный берег Салоникского залива. Но, как видно, пираты уже подняли тревогу, ибо корвету не встретился ни один разбойничий корабль, над которым надо было бы совершить правосудие.

Тогда-то на судне и произошел странный, необъяснимый случай.

Войдя 10 мая около семи часов вечера в кают-компанию, занимавшую всю корму «Сифанты», Анри д'Альбаре увидел на столе какое-то письмо. Он взял его и, поднеся к лампе, качавшейся под потолком, прочел надпись на конверте.

Она гласила:

«Капитану Анри д'Альбаре, командиру корвета „Сифонта“, в открытом море».

Почерк показался молодому офицеру знакомым. Он напомнил ему письмо, полученное на Хиосе и извещавшее о том, что в командовании корвета есть вакантное место.

Вот что содержалось в этом письме, прибывшем на сей раз столь, необычно, без помощи почты.

«Если командир д'Альбаре пожелает разработать план своей кампании в Архипелаге так, чтобы в первую неделю сентября прибыть к берегам Скарпанто, он поступит к общему благу, а также на пользу вверенного ему дела».

Ни числа, ни подписи, как и в письме, полученном им на Хиосе. Сличив оба письма, Анри д'Альбаре убедился, что они написаны одной и той же рукой.

Как это объяснить? Первое письмо ему доставила почта. Что же касается второго, то его мог положить на стол лишь человек, находящийся на корабле. Очевидно, он держал у себя письмо с самого начала плавания или же получил его во время одной из последних стоянок «Сифанты». Более того, письма не было и в помине час назад, когда командир вышел из кают-компании, направляясь на палубу, чтобы отдать распоряжения на ночь. Итак, письмо вне всякого сомнения положили на стол менее часа назад.

Анри д'Альбаре позвонил.

Вошел вахтенный.

— Кто-нибудь входил сюда, пока я был на палубе? — спросил командир.