— Ух… Интересная. Густая… Можно попробовать?

— Попробовать можно, да?

— Да. Осторожней. Может, сильная…

«Чёрт. Наварил, как на свору бортовых техников с двумя штурманами впридачу… Или нет, без штурманов. Техники всё равно всё выжрут, пилоту не оставят…»

…За полчаса употребили; далеко не всё, конечно — на пару-тройку штурманов осталось, с горкой. И ещё на стажёра-первогодку: их там в строгости держат, ему до полного отруба много не надо…

…Где-то в следующем часу — близнецы были уже давно на «ты» — Кей, словив параноид, водил сенсором планшетки по стенам, бормоча:

— Штроблёных нет, допустим… Провёл раз — и всё, выковыривай… Но кто знает ваши места… Излучающие… ищем, ищем, не видим… Но если пакетами… через систему, на маячок…

— Камеры ищешь? Все ищут.

— …их нет потому что…

— …конвенция, она у нас действует.

— Ещё б не действовала! Конвенция — священная овца. Ну, одна из… — параноид перетёк в дудочное красноречие. — Империя и выехала на таких вещах. Осуждение чипизации и тэ пэ…

— Чипи… что?

— Во, даже не знаете, что это! Как здорово жить в Империи… Это вот что: как бы, мобик — внутри тебя, зашит. И ябедничает, непрерывно.

— Ужас…

— Ужас!

— Вот-вот! На декларации запрета подобных штук Империя и собрала в себя тьмущу народов. Но… Мало ли, Конвенция… Что Конвенция? Ну, нельзя… Съёмка жучком не может служить доказательством, всё такое… Но их всё равно ставят. Находишь — начинается песня: это не наше, не знаем… Вот в моём коттедже — точно нет. Потому что если я найду — не отвертятся. Но и то! По инструкции, поговорить выхожу на воздух…

— Здесь тоже нет.

— Все проверяли…

— …никто не ставил.

— Тут все свои, в общем-то. Кроме Людвига.

«Все свои, кроме… Людвига».

Дудка наползает медленно — но и тащит долго. Догнались, грамотно, по чуть-чуть («а то устанем рано») — в ответ грамотно поднаползло; плющились под потолочные картинки, кто-то хорошо сделал размножение пространств; ручное управление светоформами перелилось в танцы рук — и вскоре танцорки вместо сонорного фона поставили музычку. Кейра передёрнуло, это были хаски: полиритмоидное шелушливое шуршание отшелушивающихся слоёв, сотканных из материй пузыристой гибкости, неистребимой вечности, возвращения в ноль — при бесконечном открытии, отшелушивании…

— Откуда это?

— Это все сейчас слушают! Ты не любишь?

— Можно не это, можно ещё…

— А, ничего. Сойдёт.

(Действительно: неприятен лишь первый момент, с лезущими ассоциациями — а дальше хаски нагоняют свою, в общем-то, правильную сущность… «Дарёный конь бороды не испортит» — вспомнил Кейр загадочную древнюю поговорку.)

Оба медовых существа, поразив симметрией и синхронностью (определённо, это был коронный номер), угомонились и подсели к зрителю:

— Нас на Целесте заставляли отличаться. Одевали по-разному!

— …но мы переодевались!

— …волосы красили.

— …но мы перекрашивались!

— Ещё у нас шустрик жил — вот он различал нас, чётко.

— Шустрик — это кто?

— Биоформ, управляемый. Тетрапод.

— Симметрично-соосный.

— Хм, ох уж эта биоформия… Некоторые вообще уверены, что вы там на Целесте нэкеток выводили.

— Нэ… что?

— Нэкеты. Кошкодевочки.

— Это… как?..

— Они — что…

— Что они делают?

— Царапаются. И кусаются… Шутка. Обычные девушки — но с ушами и хвостиками.

— Зачем?

— Вот и народ не понял: зачем?.. На самом деле, когда-то были такие времена… — (исторический стих всё не отцеплялся от Кейриса) — Своего рода развилка… Генный путь не прошёл. Я же говорю, Империя строилась на декларациях, приятных большинству. Что человеческая природа неизменна… Что править её нельзя. Что меняться она может лишь медленно, эволюционно. Иначе неизбежны цивилизационные катастрофы. И прочее… Поэтому мы развиваем технику. А люди — такие же, как сотни лет назад. Да нас бы и не было в космосе, если б уткнулись в правки человека…

Его слушали, внимательно. При этом — приятно, нежно — царапались и кусались, видимо, решив освоить лекцию как можно предметней…

— Я поняла-а! Кошки же не везде водятся — а их везде любят…

— Ага, тут нет. А на Целесте были…

— …а люди везде водятся! Ну, там, где есть люди… А где людей нет — так там всё равно ж людей нет…

— Я тоже поняла! Из людей сделали кошек, чтоб везде водились, как люди!

— Ну, да! Их же все любят!

— И картинки собирают… А… они красивые?

— Кошки?

— Нэ…

— …нэкетки!

— Очень красивые. Если по картинкам судить. Их с древних лет уже пытались сделать, может, даже делали.

— Ну вот, всё правильно!

Везде водящиеся кошкодевочки вдвое усилили свои притязания — однако вскоре синхронно и внезапно откатились, утекли, зашушукались — Кей расслышал только «тащит» — «ужасно тащит»; затем недавние нэкетки синхронно взмахнули передними правыми лапами — одна выбросила ноль, другая четыре пальца — и в четыре руки рассредоточились, делая что-то: так, одна переиначила комбик на статику, чтоб картинки не валили с ног — вторая, выбравшись в холл, выжала из синта неразбавленный лимонный сок с отчаянной цитрусовой отдушкой — но употреблять не стала, отнесла в ближний санузел… Вскоре обе вновь подступили к Кейру:

— Мы хотим сказать…

— …вот что.

— Мы честные девушки.

— Мы — девственницы!

— …но обнимать нас можно…

— …и нужно!

— Да вроде мы уж обнимались, так или иначе… — напомнил Кейрис.

— Да! И ещё можно!

— …и нужно!

В доказательство его обняли с обеих сторон — даже что-то нахлынуло, вдвое дудочней — ползающее мерцание жёлто-розовых тонов слилось с близнецами; это совокупное горячо потащило и обрушило на постель — но сразу же вновь утекло в стороны, собралось сбоку и зашепталось, с неразборчивостью отдельных слов:

— …нет, не так же.

— Совершенно не так же.

— …тащит, полностью!

— …а меня-то!!!

— …вот видишь, я права!

— Нет, я права!

— Вы о чём? — недопонял Кейрис.

Ему не объяснили, нахлынули заново, на ходу ногой двинув (умышленно?) по светокомбику, так что он совершенно психоделически ошизел (оставшись медленным) — через минуты инспектор, в четыре руки разоблачённый, оказался на спине, оплетённый медовыми существами, также разоблачёнными, в первую очередь ниже пояса… Что ж, можно и так… Настраиваясь на успешный результат без проникновения (текущий сетап явно обещал успех!), он даже попытался контролировать ситуацию — когда одно из оголённых лон определённо вознамерилось принять в себя его мужское начало. Кейрис самоотверженно попридержал воздвижение:

— Постой-ка. Ты — девственница. Секс-туризм не…

— Это не секс! — горячо возразили ему.

— …и не туризм…

— …не на всю глубину!

— …не нарушая девственности!

— Мы знаем — на сколько можно!

— …покажем!

— Так что это не секс!

…Нет, разумеется, против таких доводов уже не могло быть возражений — аргументы против такого смешны и бессмысленны, даже когда они есть: кто сказал «туризм»? Никакой не туризм. Чистой воды инспекция…

«Что ж… Показывайте, чего и сколько тут можно…»

Инспектор снова ощутил приглашающе-радостное лоно — и чуть-чуть вошёл, ненамного дальше порога; медовое существо прижалось и трепетно задышало — но тут же было срочно заменено на другое такое же, куда снова пришлось входить, осторожно и так же («с нами должно всё происходить одинаково», — объяснило существо, и второе, рядом, подтвердило дыханием); Кейрис воспринимал процесс с немалой взрослой ответственностью, не давая себе увлечься — но там, в острожной глубине, ничего особенного пока не было; он вошёл немножко дальше, терпко и ярко — но почти сразу же вход пришлось переиграть: возможно, на сантиметр глубже (абсолютно безумное ощущение — просто раздвоение времён и пространств!); в следующий заход стало ясно, что никакой плевы нет, яркая сладкая глубина приняла его целиком — и дубликат подтвердил это (конечно, различие было бы немыслимым!) — ну что ж, отлично, таким результатом инспекции пилот-не-поборник-девственности был всецело удовлетворён (нет, ещё не всецело — но полёт пока идёт более чем нормально, на двух юнитах сразу!)…